Караси и щуки
Шрифт:
— A теб для чего эти рамки?
— Да придумаю. Сейчасъ не нужны, посл понадобятся. Вставлю что-нибудь въ нихъ.
— Заплатили? Пойдемъ. Ну, что теб еще нужно?
– Да такъ, собственно говоря, ничего…
— А ты вспомни!
– Ей Богу, ничего.
— Чулки не нужны ли?
– Чулки? — мямлить вялый петроградецъ. — Собственно говоря…
— Ну вотъ видишь! Вотъ теб и чулочный магазинъ. Здравствуйте. Есть чулки?
– Нету. Ce продано.
– Ну, что вы. Намъ всего нисколько паръ. Поищите. Можетъ, найдется.
— Тамская
— Дамскіе?… Гм! А, ну покажите.
— Послушай… да зачмъ мн дамское.
— Вотъ чудакъ! Дешево вдь. Бери — тепле еще, чмъ носки. До самаго колна. Бери ты три пары и я три пары.
– Сести пара нту. Сетыри пара есть сего.
– Нту шести паръ? Ну, давайте четыре. A остальныя дв пары можно чмъ-нибудь другимъ добрать. Вотъ эту штуку дайте.
– Не, эта не продается. На эта стука сляпа надвается. Для окна. На выставка.
— Дйствительно, слушай… Ну зачмъ теб болванъ для шляпы. Къ чему онъ?
— А? Ну, нтъ, знаешь, не скажи. Это штука удобная. Придешь домой — куда положить шляпу? Ну, и наднешь ее на эту чертовину. A что y васъ еще есть?
– Нисего нту. Ce родано.
– Русскіе все, чортъ ихъ дери. Пронюхали — и сразу все расхватали. A это что за кошка? Почемъ?
– Это наса коска. Сивой.
— Живая? A чего жъ она лежитъ, какъ искусственная. Только покупателей зря смущаетъ…
– Пойдемъ, господа.
– Вотъ драма такъ драма… Пріхали въ Выборгъ, a купить нечего. A вотъ магазинчикъ какой-то, зайдемъ. Что здсь продается?
– Чортъ его… не разберешь. Витрина пустая. Войдемъ на всякій случай.
– Здравствуйте… Гм… Какіе-то рабочіе, a товару не видно. Что вы тутъ длаете, братцы? Это магазинъ?
— Ta. Тольки сицасъ есцо магазина нту. Акроица тая неделя.
— На той недл? A что тутъ будутъ продавать?
– Втоцна магазинъ.
— Цвточный? Ну, ладно. Если еще прідемъ — зайдемъ, купимъ. Смотри, какими хорошенькими обоями оклеиваютъ. Послушайте: почемъ обои?
— В марки кусокъ.
– Ну продайте намъ вотъ эту пачку… Нельзя? Подумаешь важность… Почему нельзя? A ножницы продаются? Нтъ? Жалко; очень хорошенькія ножницы…
Номеръ гостиницы заваленъ коробками, свертками, пачками.
— Ты чего сопишь?
– Да вотъ хочу ботинки въ рукавъ пиджака засунуть. Боюсь, вдругъ въ Блоостров таможенные дощупаются.
– Если новые — конфискуютъ. A ты поцарапай подошвы — будто ношеные. Ношеные везти по закону можно.
Счастливый обладатель ботинокъ вытаскиваетъ перочинный ножикъ и приступаетъ къ работ.
Зажимаетъ между колнъ подметкой кверху ботинокъ и начинаетъ царапать ножикомъ блестящій лакъ.
– Ну что?
– Чортъ ихъ дери: все-таки, видно, что не ношеные, a просто поцарапанные. Грязи на нихъ нту.
– A ты плюнь.
Владлецъ ботинокъ послушно плюетъ на подметку.
— Да нтъ, я теб не въ томъ смысл. Ну, да ужъ разъ плюнулъ, теперь разотри получше. Объ полъ повози.
– И чортъ ихъ знаетъ, почему y нихъ такіе
полы чистые… Не мажется! Блеститъ себ и блеститъ.– Ножемъ потыкай. Постой, дай я. Вотъ такъ — и такъ… Ой! Видишь — дырка.
– Ну вотъ обрадовался.
— Ничего. Зато ужъ видно, что не новый. Оборви еще ушко ему, чорту. Тогда ужъ никто не придерется.
– Я лучше шнурокъ, будто, оборву. Все поспокойне.
– Собственно, на кой чортъ ты ихъ взялъ? Фасонь не модный, тсные, на боку дырка.
– Ты же самъ говорилъ…
– Мало, что я говорилъ… Вонъ ты мн абажуръ ламповый посовтовалъ взять — я его себ надвать буду, что ли, ежели y меня электричество.
– Сколько ты за него заплатилъ?
— Пятнадцать рублей на наши деньги.
– Вотъ видишь, a въ Петроград за восемь цлковыхъ купишь — и возиться не надо, и прятать не надо.
— Гм… Дйствительно. Рамочки… тоже накупили! Обрадовались! Грубыя, аляповатыя.
— A ты еще въ другомъ магазин докупилъ дв штуки — къ чему?
— Рамочки — что… Ихъ, въ крайнемъ случа выбросить можно. A вотъ чулки дамскіе — это форменное идіотство. Ну, какъ я ихъ надвать буду?
— Обржь верхушку — носки получатся.
– Носки… Ихъ еще подрубить нужно. Да и носки сколько стоять? Два цлковыхъ? A я по четыре съ полтиной за эту длиннйшую дрянь платилъ.
— Подари кому-нибудь.
— A ты найди мн такую женскую ногу. Сюда три помстятся. Постой… Это еще что такое?
– Прессъ-папье изъ березовой коры.
— Боже, какая дрянь. Неужели, это мы купили?
— Мы. A въ этомъ пакет что?
— Тоже рамочки. A это подставки для фруктовыхъ вазъ, банка гумміарабика, лапландскій ножикъ, сигары…
— Мы вдь не куримъ…
— Что значитъ — не куримъ. Мы никого и не ржемъ, a лапландскій ножикъ купили. Мы и не бабы, a шелковое трико коротенькое купили. Дураки мы, вотъ кто мы.
– A это что?
— Этого ужъ я и самъ не знаю. Къ чему оно? Металлическій ящикъ, ручка, какіе-то колесики, задвижечка… Покупаешь, a даже не спросишь — что оно такое.
— Зато дешево. Тридцать дв марки.
– Дешево?.. A я теб вотъ что скажу: эти сорочки здсь стоятъ пять рублей, a въ Петроград — четыре, салфетки здсь десять рублей, въ Петроград семь, a галстуки… Галстуки, вообще, ничего не стоятъ! Повситься можно на такомъ галстук.
– Похали, дйствительно! Обрадовались, накинулись.
— A тутъ еще съ таможней можетъ быть…
— Молчи, пока я тебя лапландскимъ ножикомъ не полоснулъ!!
Тяжелое настроеніе.
Поздки въ Выборгъ напоминаютъ мн исторію съ Марьиной слободой въ город К.
Была такая Марьина слобода, которая вдругъ прославилась тмъ, что живутъ тамъ самые трезвые мщане и самыя красивыя, добродтельныя двушки и жены.
И когда пошла эта слава, то стала здить туда публика — любоваться на трезвыхъ мщанъ и добродтельныхъ красавицъ… И чмъ дальше — тмъ больше здило народу, потому что слава росла, ширилась, разливалась.