Карл VII. Жизнь и политика

В оговоренный день армия Бедфорда выстроилась в боевом порядке под стенами Иври-ла-Шоссе. Прошел назначенный срок, и один из защитников крепости, гасконец Жиро де Ла Пальер, вышел из ворот и передал ключи от них Бедфорду, вместе с письмом, содержавшем печати восемнадцати знатных сеньоров партии дофинистов, обещавших гарнизону свою помощь. Их отсутствие означало, что они не выполнили своих обещаний.

На самом деле французская армия была на подходе, Клеман де Фокемберг называет ее дофинистской, а Парижский Буржуа — арманьякской. Эта армия насчитывала примерно 10.000 доблестных до безрассудства шотландцев, около 400 конных ломбардских латников, на которых возлагались большие надежды (их капитанами были Одноглазый Какеран и Теодоро ди Вальперга), и менее опытных французов, включая некоторое количество дворян из Бурбонне и Оверни. Битва произошла 17 августа на равнине у Вернёя [161] . Ломбардцы, довольно легко прорвали английские линии, но вместо того, чтобы зайти противнику в тыл, предпочли заняться грабежом его обоза. В какой-то момент войска Бедфорда заколебались, но быстро пришли в себя и вскоре одержали полную победу. По слухам, гербовый король Карла VII, насчитал 9.000 погибших с французской стороны, включая Арчибальда Дугласа, графов Бьюкена и Вигтауна, Тоннера, Вентадура и Омаля, а также виконта Нарбонского. Парижский Буржуа добавляет, что на стороне арманьяков было найдено 2.375 "гербов" (т. е. дворян), тогда как потери Бедфорда составили 3.000 убитыми, но среди них почти не было "людей с именем" [162] . Среди немногих французов попавших в плен были Иоанн Алансонский, который надеялся вернуть свое герцогство в случае победы, и маршал де Лафайет. По словам Тома Базена, шотландцы, которых Бедфорд заранее расспросил о правилах, которые они намерены соблюдать в бою, ответили "высокомерно", что они не дадут никому пощады. То же самое можно сказать и о противоположной стороне [163] . На самом деле, победа считалась скорее английской, чем англо-французской: bellum anglicum (английская война) — так ее охарактеризовал секретарь Парижского Парламента [164] . И все же тот же секретарь нарисовал знамя с флер-де-лис на полях реестра, где он упоминает о битве при Вернёе. Такова была двусмысленность режима который возглавлял герцог Бедфорд. Жан де Ваврен, который сражался за англичан, говорит о битве, как о более впечатляющей, чем при Азенкуре, из-за ожесточенности и упорства сражающихся. Если верить тому же Ваврену, битва началась в начале дня и длилась всего три четверти часа. Но из-за случившегося разгрома, Шотландия, по причинам как политическим, так и демографическим, никогда больше не сможет предоставить Карлу VII столь многочисленный контингент.

161

Jones 2002.

162

Journal d'un bourgeois 1881, 198–199, уделяет большое внимание осознанию арманьяками своих "грехов" (в частности, убийства герцога Бургундского, которое заставило их чувствовать себя виноватыми и поколебало их мужество). В письме Бедфорда, написанном 19 августа Жану де Люксембургу "о событиях к востоку от Вернёя", сообщается, что погибло 7.262 человека, "и осталось очень мало шотландцев, которым не давали пощады" (Du Fresne, II, 16).

163

Basin 1933–1944, I, 98–99.

164

Fauquembergue 1903–1915, II, 140.

Несмотря на собственные потери, Бедфорд снова мог организовать наступление. Его целями стали графство Мэн, и герцогство Анжуйское, владельцем которого он себя объявил [165] , поскольку уже не надеялся оторвать Анжуйский дом от союза с Карлом VII. Анжу управляла вдовствующая герцогиня Иоланда Арагонская а, ее старший сын Людовик III Анжуйский уже несколько лет находился в Италии пытаясь завоевать Неаполитанское королевство, поэтому Бедфорд надеялся, что тому пока не до своих владений во Франции. Город Ле-Ман, который был осажден 20 июля 1425 года, открыл ворота перед англичанами 10 августа. В результате Жан V Бретонский, будущий тесть Людовика Анжуйского, забеспокоился, и Бедфорд поспешил отправить к нему представительное посольство, "чтобы в гневе тот не перешел к дофинистам" [166] . Однако французским гарнизонам удалось удержать северную границу Анжу, что само по себе стало успехом.

165

AN JJ 172, № 58 et JJ 173, № 315.

166

Le Fevre 1876 et 1881, II, 115–116.

В 1427 году на бретонской границе английским войскам удалось захватить Понторсон (17 апреля). Однако под Монтаржи они потерпели неудачу. Эта история заслуживает отдельного упоминания. Бедфорд доверил осаду города графам Уорику (он же граф д'Омаль) и Саффолку (он же граф де Дрё) с 2.000 или 3.000 воинов, которые с 1 июля 1427 года были разделены на три отдельных осадных лагеря. Карл VII решил, что Монтаржи следует отстоять во чтобы-то ни стало. В Орлеане был проведен военный Совет, в результате которого командующим армии спасения Монтаржи был назначен Жан, бастард Орлеанский, уже проявивший недюжинные навыки военачальника и отвагу. Ему в помощь были приданы капитаны Гийом д'Альбре, сеньор д'Орваль, коннетабль армии Шотландии и другие. Среди них был и Жорж де Ла Тремуй, который получил от короля 1.200 экю "для оказания помощи городу Монтаржи, осажденному англичанами". 5 сентября последние потерпели серьезное поражение и были вынуждены снять осаду. Это был, по выражению использованному в финансовом отчете того времени, "факт снабжения и спасения города и замка Монтаржи от англичан". Там же отличился знаменитый Ла Ир. Возможно, с иронией или насмешкой, возможно, из страха, англичане отныне стали называть его "Святой Гнев Божий" [167] . Эта победа имела определенный резонанс, так в письме от 1430 года Карл VII заявил, что это был "первый и главный успех", который он имел над своими врагами, и "начало восстановления" его страны [168] . Правда, позже и по-видимому в результате измены Монтаржи был захвачен "английским" капитаном и авантюристом Перрине Грессаром [169] (июнь-июль 1433 года), и окончательно отвоеван только в 1439 году. Жан Жувенель дез Юрсен называет освобождение от осады Монтаржи в 1427 году одним из главных событий правления Карла, наравне с освобождением Орлеана (1429), Компьеня (1430) и Ланьи-сюр-Марн (1432).

167

Cronique martiniane 1907, 8.

168

Du Fresne, II, 28.

169

Sur Perrinet Gressart, Bossuat 1936 et Contamine 2005e.

В Париже снятие осады с Монтаржи было воспринято как настоящая неудача для англичан. Как пишет Парижский Буржуа: "В пятницу, 5-го дня сентября 1427 года, дофинисты сумели снять осаду с Монтаржи. Англичане, которые весьма кичились своей силой, были тем весьма уязвлены поскольку враги застигли их врасплох безоружными, и убили много их солдат, как и купцов, торговавших продовольствием, понудив отложить осаду вплоть до второго пришествия" [170] .

170

Journal d'un bourgeois 1888, 221.

В военном отношении, в период 1422–1427 годов, главной заслугой Карла VII, поскольку самая важная его наступательная операция под Вернёем, провалилась, была организация обороны и поддержание боевого духа среди капитанов своих войск, с которыми у него были довольно эпизодические совещания и которых он практически не контролировал.

Признание Карла королем за пределами Франции

Уже 2 апреля 1422 года Мартин V, принимая французское посольство, отправленное в Рим Дофином, во главе с архиепископом Турским, Жаком Желю, приветствовал Карла, заявив, что он никогда не собирался делать ничего, что могло бы ущемить его право на королевство Франции. Для Папы, несмотря на порочащие его слухи, Карл оставался сыном короля Франции, а не мятежником. Через несколько недель после смерти Карла VI Папа, отвечая на послание Карла VII, переданное ему Жоффруа Шоле, который стал настоятелем бенедиктинского приорства Вилламе в Бретани после принятия обетов в аббатстве Мон-Сен-Мишель, обратился с письмом к своему "дражайшему сыну во Христе, Карлу, прославленному королю Франции". В этом послании говорилось о несчастьях, постигших покойного короля и его семью, и о его немощи. Нового государя просили обратить все свои заботы и помыслы на успокоение своего народа и спасение своей страны. Он должен был стать "всенародным отцом страны", особенно в этот период, столь взбудораженный войнами. "Бойся Бога, почитай его Церковь, не допускай, чтобы в твоем королевстве ущемлялись церковные свободы". Поэтому, в какой-то степени, Карл на этого Папу мог положиться [171] .

171

Douet-d'Arcq 1863, I, 447–449.

Король ответил письмом с подписью полным титулом, в котором заявил о своей преданности Святому Престолу и обязался провести требуемые реформы [172] .

Подход Мартина V тем более интересен, что между ним и англо-французским правительством Генриха V, а затем Бедфорда, существовало сердечное взаимопонимание, в то время как в Буржском королевстве, и это уже в 1418 году, действовал режим "абсолютной независимости от Святого Престола в плане взимания налогов и распределения льгот", короче говоря, то, что позже стало известно как галликанизм [173] . Так, например, запрещалось вывозить золото за пределы страны для папства, а также принимать во внимание папские буллы или решения принятые римским трибуналом.

172

Вот что написал в ответ Папа: "Отмена Вами всех указов, противоречащих свободе Церкви, сделает очевидным для всех, что как истинный король Франции, христианнейший из всех, вы почитаете Церковь Божию и желаете глубже проникнуть в сердце нашего милосердия, которое никогда не перестанет молиться Богу и ходатайствовать перед людьми о вашем благе и о мире вашего королевства" (Du Fresne, II, 344).

173

Valois 1906, XI.

На церковном Соборе в Павии и Сиене (23 апреля — 21 июля 1423 года) позиция "французской нации" осталась прежней — требование "свободы" Церкви Франции против предполагаемых "свобод" Церкви Рима.

В 1424 году герцог Бедфорд попытался воспользоваться этой конфронтацией и потребовал назначения ряда французских кардиналов из английской партии, включая Жана де ла Роштелье, архиепископа Руана, и перевода или низложения прелатов из партии Карла VII, которые в силу обстоятельств были вынуждены покинуть свои епархии, таких как Рено де Шартра, архиепископа Реймсского, Гийома де Шампо, епископа Лаона, Роберта де Рувра, епископа Се, и Роберта де Жирема, епископа Мо. Он хотел, чтобы Папа именовал Генриха VI королем Франции и Англии всякий раз, когда тот рекомендовал ему прелатов, назначенных в подчиненные ему провинции, иначе регент грозил отказать им в мирских правах на бенефиции.

На все эти просьбы и требования Мартин V отвечал уклончиво: "Требуются хорошие и соответствующие условия", "Пусть это будет сделано в соответствии с целесообразностью и удобством". Примечательно, что в письме Бедфорду Папа назвал его только "благородным господином", не признавая его регентом королевства Франции. Точно так же в своих немногочисленных письмах Генриху VI он титуловал его только королем Англии.

В результате Бедфорд стал действовать жестче, и в октябре 1424 года, на собрании Генеральных Штатов в Париже, заявил, как во времена арманьяков, что он печется о "свободах церкви Франции". В этом его поддерживал и Парижский Парламент, о чем свидетельствуют слова королевского прокурора произнесенные 10 января 1426 года: "Когда говорят, что Папа наделен мирской властью и что Бог поручил Святому Отцу [Петру] паси овец Моих, это правда, но Он не сказал ему: стриги овец Моих... Поскольку Святые Отцы и Святые Соборы предоставили ординариям право на получение бенефициев, Папа не может отобрать их у них или даровать им" [174] . Но позже Бедфорд пошел на попятную и "английская Франция" вновь признала власть Папы Мартина V, а Жан де ла Роштелье получил таки свою кардинальскую шапку (24 мая 1426 года).

174

Valois 1906, XXVIII.

После некоторых колебаний, Карл VII, следуя советам своей тещи Иоланды и своего зятя герцога Бретонского, а также, возможно, прислушавшись к предложению Жана Луве, президента Счетной палаты [175] , в своем письме к Папе от 10 февраля 1425 года, заявил, что традиционное почитание королями Франции папства всегда было для них источником процветания. Мартин V был назван уникальным и великим понтификом, которого так долго ждали, и который поддержал его в несчастьях. Отныне все рескрипты Папы, касающиеся юрисдикции или распределения благ, подлежат во Франции неукоснительному исполнению [176] .

175

Источники называют его "президент Луве".

176

Guyotjeannin et Lusignan 2005, 248–250.

На самом деле, только около Пасхи 1425 года между Буржским королем и папством были восстановлены узы доверия. Тогда, говорят хронисты Монстреле и Ваврен, "послы короля Карла отправились в Рим к Папе Мартину, чтобы выразить ему послушание упомянутого короля". Папа, по их словам, приветствовал это посольство, возглавляемое Филиппом де Коэткисом, епископом Сен-Поль-де-Леон [177] .

Вслед за новым посольством, возглавляемым Рено де Шартром, Мартин V в своих буллах от 21 августа 1426 года предоставил Франции так называемый Дженаццанский конкордат, который должен был удовлетворить все стороны, включая короля. "У всех были причины для радости, а у Папы, возможно, даже больше, чем у других, ведь, восстановив свою власть в англо-бургундской Франции, он увидел, что она полностью признана и во французской Франции, где он хотел, за исключением нескольких уступок, сделанных, в частности, ординариям, пользоваться более или менее теми же правами, что и последние Авиньонские Папы" [178] . Папа приписывал свой успех вмешательству Марии Анжуйской [179] .

177

Wavrin 1879, 178–179.

178

Valois 1906, XLIV.

179

Датируется 8 сентября 1426 года в Дженаццано (Bibliotheque de l'Institut, Godefroy, ms 254, № 13), в своей булле Мартин V благодарит Марию, "прославленную королеву Франции", за ее советы Карлу VII.

Однако главным для Карла VII было то, что до и после 1422 года его легитимность никогда официально не оспаривалась; до и после 1426 года ему каким-то образом удавалось продвигать на вакантные епископские места людей, которым он доверял, или по крайней мере ему не враждебных; вклад же Церкви Франции в финансирование папства оставался весьма ограниченным.

С другой стороны, можно задаться вопросом о выборе сделанном Мартином V, ведь в основном, как и его предшественники в XIV веке, он выступал за мир и согласие между Францией и Англией и будучи сторонником нейтралитета папства, мог лишь поощрять взаимные уступки с обеих сторон, но в то же время он, вероятно, считал, что личная уния двух королевств опасна для равновесия в христианском мире и, скорее всего недостижима.