Карл VII. Жизнь и политика

В свите короля Англии присутствовал Яков I Стюарт, король Шотландии, находившийся в плену у англичан с 1406 года.

Два договора (мирный и брачный) были заключены, "усовершенствованы" и обнародованы 21 мая. Бракосочетание Генриха и Екатерины произошедшее в церкви Сен-Пьер де Труа проводил Анри де Савуази, архиепископ Санса, в присутствии короля и королевы, герцога Бургундского, герцога Кларенса, брата Генриха V, а также знатных дам и рыцарей из обоих королевств. 2 июня состоялась довольно пышная свадьба [90] .

90

Fauquembergue 1903–1915, I, 365.

Каковы были цели договор в Труа?

Цель договора об "окончательном мире", заверенного подписью нотариуса и секретаря короля, племянника жены Пьера Кошона, Жана де Ринеля, который сам был ярым бургиньоном и оставался до конца верным союзу двух королевств, официально заключалась в "восстановлении мира" и "прекращении раздоров" между двумя королевствами. В преамбуле Генрих V, король Англии, был назван наследником Карла VI, что подразумевало, лишение Дофина права на корону своим отцом. Однако Генрих V не получил титул Дофина, но вместо этого был признан регентом королевства Франция, которым принц Карл был уже более семнадцати месяцев. Генрих V также был назван "сыном", поскольку между ним и Екатериной был заключен "брачный союз". Карл VI должен был оставаться королем до своей смерти со всеми доходами и правами, связанными с "короной и королевским достоинством Франции". Екатерине, было обещано двойное приданое — в Англии (20.000 ноблей, эквивалент 40.000 экю, годового дохода) и во Франции (20.000 франков годового дохода). Знаменательно, что французское приданое должно было выплачиваться из доходов недавно завоеванной англичанами Нормандии. Генрих V обещал помочь королю вернуть в повиновение часть королевства, "находящуюся под властью так называемых дофинистов и арманьяков". Далее было предусмотрено, что великие сеньоры, бароны и дворяне, сословия королевства, как духовные, так и мирские, города и крупные общины (теоретически тысячи людей, если не намного больше) поклянутся подчиняться приказам и решениям по управлению государственными делами королевства, принятыми совместно королем, королевой и регентом Генрихом, а после смерти Карла VI, что было в некотором роде запрограммировано, быть подданными упомянутого Генриха, как "суверенного и истинного короля Франции". За исключением герцогства Нормандия, решение по которому было временно отложено, все территории отвоеванные у мятежных дофинистов, должны были перейти к Карлу VI. Но когда Генрих в свою очередь станет королем, герцогство Нормандия вернется под "юрисдикцию, подданство и власть короны Франции". В течение оставшейся жизни Карла VI Генрих будет именовать себя "наследником Франции", а не королем Франции. Он не будет иметь права взимать налоги "без разумной причины", но только в соответствии с законами и обычаями и для общественного блага королевства. По мнению и согласию трех сословий двух указанных королевств, короны Франции и Англии останутся навсегда объединенными, как при Генрихе, так и при его наследниках, но каждая сохранит свои права, законы, обычаи и нравы. Таким образом, предусматривалось создание не двуединой монархии, а личной унии двух корон. Отныне все войны, вражда и обиды между двумя королевствами и их народами должны были прекратиться, а оба королевства были обязаны оказывать друг другу помощь против врагов и торговать друг с другом, но без "общего рынка" (т. е. таможенные пошлины сохранялись). Друзья и союзники обоих королевств также были включены в этот договор. Генрих, по совету герцога Бургундского, брал Карла VI под свою опеку, а окружение французского короля должно было состоять из людей, родившихся в королевстве Франция или, по крайней мере, говорящих по-французски. Из-за "ужасных преступлений", совершенных Карлом, так называемым дофином Вьенским, любое мирное соглашение между ним, с одной стороны, и Карлом VI, Генрихом V и Филиппом Бургундским, с другой, могло состояться только при условии согласия всех, включая три сословия двух королевств [91] .

91

Cosneau 1889, 100–115.

Таким образом в договоре было выражено явное желание привлечь к его заключению и принятию как можно больше разных слоев населения. Новый регент прекрасно понимал, что без этого не обойтись, если он хочет одержать окончательную победу.

Что же касается королевы Изабеллы, то ей было гарантировано обращение в соответствии с ее статусом, что Генрих V и подтвердил, когда во время осады Мелёна в акте от 23 сентября 1420 года, назвал свою тещу "дорогой государыней Изабеллой, королевой Франции и нашей любимой матерью".

При кажущейся ясностью, договор обходил молчанием некоторые существенные моменты: в частности, каков должен был быть точный статус английской Гиени, и, прежде всего, какое правило наследования будет применяться после смерти Генриха V? Если будет использован Салический закон, то не разрушит ли это в ретроспективе английские претензии на французскую корону? Следует отметить, что в версии договора на французском языке упоминается "Филипп [VI] доброй памяти, бывший король Франции", в то время как в версии на английском, несомненно, намеренно, он просто упоминается как прадед Карла VI, без признания его королевского титула.

Юридическая основа договора опиралась на родовую и "римскую" концепцию правил наследования: Карл VI косвенно утверждал, что может выбрать в наследники кого захочет, обойдя своего сына и дочерей, а также принцев крови, и в первую очередь герцогов Карла Орлеанского и Людовика III Анжуйского, которые имели бы право претендовать на корону по Салическому закону.

В пользу Дофина говорит фраза из хроники Жана Жувенеля дез Юрсена: "Вся страна к северу от Луары была темной и нечистой, потому что все ее жители подчинились англичанам, но страна к югу от этой реки оставалась светлой и чистой, поскольку повиновалась монсеньору Дофину" [92] .

92

Godefroy 1653, 377. По мнению Питера Шерви Льюиса, приписывание авторства этой хроники Жану Жувенелю дез Юрсену сомнительно.

Настойчивые слухи о незаконнорожденности Карла

Чтобы оправдать отстранение Дофина от отцовского наследства, был пущен слух о его предполагаемой незаконнорожденности. Пытаясь положить конец этим слухам, Роберт Блондель возмущался поведением жителей Манта, некогда поддерживавших Карла II Злого, короля Наварры и графа Эврё (1332–1387), а теперь подчинившихся англичанам, которые в оскорбительной форме заявили о незаконнорожденности Карла [93] . Жан Жувенель дез Юрсен позже писал, что "ходили злые слухи", согласно которым Карл VI умер "не оставив наследников мужского пола, происходящих от его семени" [94] . В письме одного итальянского гуманиста о Жанне д'Арк, датированном осенью 1429 года, говорится, что во время заключения договора в Труа Изабелла сама объявила Карла бастардом: "Неслыханное дело, невиданное безумие женщины, ведь она призналась, что родила ребенка от прелюбодейной связи" [95] . "От него отреклись как от бастарда", — высказался Шатлен. Роберт Гаген (1433/34–1501) позже напишет: "Англичане обвиняли короля Карла, сына Карла VI, в том, что он родился от кровосмесительной связи" [96] . Город Турне, неприязненно относившийся к герцогу Бургундскому, несмотря на все его попытки заигрывания, и враждебно настроенный к англичанам, оставался верен Дофину, хотя и находился в почти полной изоляции. 17 августа 1423 года до горожан дошли вести о том, что шесть недель назад у короля родился сын, названный Людовиком, и обладавший "всеми чертами сына короля". Это был еще один способ доказать легитимность Карла VII [97] . Но особенно изобретательна версия Пия II сообщившего том, что король Англии сказал герцогу Бургундскому, чтобы убедить его: "Не думайте, что Дофин — вашей крови, ибо как мог безумный или импотентный король стать его отцом? Королева воспользовалась болезнью своего мужа и зачала это чудовище, которое приказало убило твоего отца". "А как же Екатерина, ваша будущая жена?" — спросил герцог. "Она является законной, поскольку была зачата до безумия своего отца" [98] . Когда Жак Желю в своем письме Карлу VII по делу Жанны д'Арк (май-июнь 1429 года) настаивает на том, что тот единственный сын доброй памяти покойного Карла VI, рожденный в постоянном, естественном и законном браке и лишенный наследства вопреки всем естественным, божественным и человеческим правам, он, несомненно, хочет развеять всякие сомнения.

93

Blondel 1891–1893, II, 84–85.

94

Champion et Thoisy 1943, V, n. 3.

95

Gilli 1998, 69.

96

Gaguin 1500–1501, livre X, ch. III.

97

Smet 1856.

98

Pie II 1984, 35–37. На самом деле Екатерина родилась 27 октября 1401 года, за полтора года до рождения будущего Карла VII.

Однако как англичане так и бургиньоны не могла зайти слишком далеко в этих обвинениях, поскольку было бы неуместно порочить королеву Изабеллу, которая была участницей договора в Труа.

Последствия договора в Труа

За границей, одним из первых, мир в Труа одобрил Король римлян Сигизмунд (31 июля 1420 года). 1 декабря 1420 года, в день Святого Элигия, Карл VI, Филипп Добрый, Генрих V и его брат Джон, герцог Бедфорд, въехали в Париж через ворота Сен-Дени. Радость парижан, одетых по этому поводу в красное, была велика. Священники в торжественных облачениях пели Te Deum laudamus и гимн Benedictus qui venit. Париж, как писал Шатлен, стал "новым Лондоном".

6 декабря Карл VI собрал в Отеле Сен-Поль, прелатов, клириков, дворян и жителей городов, и сельских общин королевства. Новый канцлер Франции, магистр Жан Ле Клерк, объяснил суть дела, заключавшегося в принесении всеми собравшимися клятвы соблюдать "окончательный и вечный мир". Еще одна ассамблея состоялась четыре дня спустя, 10 декабря. Неназванный представитель собравшихся потребовал, чтобы этот мирный договор рассматривался на всей территории королевства как "публичный закон" и чтобы все, кто отказывается ему присягнуть, считались мятежниками и виновными в "оскорблении величества". В частности, клясться должны были все, кто имел церковные бенефиции или занимал должность на королевской службе и кто приносил оммаж королю (таким образом, речь шла обо всем феодальном сословии). В то же время, согласно Хронике Кордельеров (Chronique des Cordeliers), было решено отменить на один год "все габели, субсидии, налоги и иные поборы на все товары", за исключением зерна, и вернуться к сильным деньгам [99] .

99

Monstrelet, VI, 289.

Чтобы укрепить свою легитимность, Генрих V вызвал Дофина к Мраморному столу во дворце Сите и, "после того, как были совершены все необходимые формальности", королевский Совет и суд Парламента, заочно изгнал из королевства Карла и его сообщников и признал недостойным наследовать "все сеньории, которыми он владел и особенно права на корону Франции", хотя, как возражает Ангерран де Монстреле, он был "истинным наследником" "согласно древним обычаям этого благородного королевства". Хронист добавляет, что некоторые парижане были в восторге от этого торжественного постановления, потому что откровенно боялись Дофина Карла [100] .

100

Monstrelet, IV, 37.

Со своей стороны, "три сословия Англии" одобрили мир в Труа мир в присутствии Генриха V в большом зале Вестминстера 2 мая 1421 года [101] .

Все эти шаги были признаками как слабости, так и силы. Помимо закоренелых арманьяков, врагов по определению, во Франции, особенно среди знати, было немало тех, кого договор в Труа смутил или возмутил: "Это казалось многим в королевстве Франция очень странным, но в настоящее время они не могли поступить иначе". Мир с "бывшим врагом короны Франции" в хронике Жана Жувенеля дез Юрсена был охарактеризован не только "весьма отвратительным и позорным", но и "не представлявшим никакой ценности, пользы или выгоды" для герцога Бургундского [102] . Даже среди бургиньонов были люди разочарованные и возражавшие против такого мира. "Некоторые назовут его мирным договором, но его лучше назвать договором для продолжения войны и опустошения королевства" [103] . Настоятель монастыря кармелитов в Реймсе выразился так: "Ни один англичанин никогда не был королем Франции и никогда им не станет" [104] . Вполне естественно, что за эти подстрекательские слова он был привлечен к ответственности. Гуманист Матье Никола Клеманжи, который когда-то был ректором Парижского Университета, в своем длинном сочинении Толкование Исайи (Expositio super Ysayam), написанном около 1425 года резко обличал договор в Труа и англичан, "самых старых и жестоких из наших врагов". По словам Шатлена, Луи де Шалон, принц Оранский, не хотел присягать англичанам, как и другой выдающийся бургиньон, Гийом де Вьенн, сеньор де Сен-Жорж.

101

Rymer IV, 4, 25.

102

Godefroy 1653, 371–378.

103

Dickinson 1955, 72.

104

Du Fresne II, 56, n. 7.

Многие колебались, руководствуясь своими личными интересами, а не принципами. Так, например, Жан, граф де Фуа, продолжал вести переговоры с Генрихом V, который предложил ему меч коннетабля Франции. Дело в том, что 7 января 1421 года граф присягнул Генриху V как регенту королевства вместе с Шарлем II, сеньором д'Альбре и Жаном IV, новым графом Арманьяком. 21 октября граф Фуа пообещал признать Генриха V законным наследником короны Франции "в обмен на некоторые сеньории или управление Лангедоком" [105] . Он добился этого 3 марта 1422 года, а в следующем месяце обязался отправить войска против Дофина. На самом деле, Жан де Фуа все еще колебался, заигрывал с обеими сторонами и пытался поднять ставки. В июле 1422 года он написал двум королям, Карлу VI и Генриху V, что из-за нехватки времени не может предоставить ранее обещанную помощь. Затем с разницей в нескольких месяцев смерть унесла обоих королей и граф посчитал себя свободным от всех клятв и обязательств (5 марта 1424 года он даже попросил правоведа Жана де Рибуи дать ему официальную консультацию, согласно которой клятвы становятся недействительными со смертью тех, кому они были даны).

105

Dupont-Ferrier 1942–1966, III, 482.