Карл VII. Жизнь и политика

Естественно, что продажа имущества Аржантье под руководством добросовестного прокурора Жана Дове отчасти пошла на пользу ловким спекулянтам, поскольку в торгах участвовало не очень много желающих, но купив дом Жака Кёра в Туре за 1.250 экю, знаменитый королевский канонир Жиро де Саман, несомненно, совершил хорошую сделку. Сумма, в конечном итоге взысканная королевской казной, была оценена в 300.000 турских ливров (тогда как 400.000 экю по приговору соответствовали 550.000 турским ливрам). Товары Аржантье перешли к Карлу VII, но его долги так и не были выплачены, в соответствии с принципом "король не выплачивает никаких долгов по товарам, которые достаются ему в результате конфискации". Нет уверенности, что к моменту ареста король закончил выплату значительных сумм, предоставленных Кёром для финансирование кампаний в Нормандии и Гиени, что является еще одной возможной выгодой для короны. Однако для Карла VII главной причиной устранения Кёра, по-видимому, стали не финансовые соображения, а скорее то слишком влиятельное положение, которое Аржантье занял при нем. Он стал слишком могущественным, и король лично повернул колесо фортуны.

Пересмотр приговора Жанне д'Арк

15 февраля 1450 года, вернувшись в Руан после краткого пребывания в аббатстве Жюмьеж с Агнессой Сорель, которая была уже тяжело больна, Карл VII написал своему советнику и доктору богословия Гийому Буйе, письмо по поводу заседания Большого Совета. В письме говорилось о Деве Жанне, которую схватили наши "враги и противники англичане" (роль бургундцев не упоминалась) и привезли в Руан. Она стала предметом судебного разбирательства со стороны "определенных лиц", которых они наняли для этой цели. В результате этого суда и из-за большой ненависти, которую они испытывали к ней, они жестоко, "беззаконно и вопреки разуму", предали ее смерти. Однако король желает знать правду об этом деле и поэтому просит своего советника все выяснить. Как только сведения будут собраны, он должен будет отправить их в запечатанном виде королю и его Большому Совету. В то же время Буйе назначался ответственным за изъятие, при необходимости с помощью принуждения, у их владельцев "документов процесса или других вещей, касающихся данного вопроса" и за передачу всего этого королю. Юстициариев, офицеров и подданных короля просили подчиняться предписаниям советника [585] . Это распоряжение стало началом процесса по пересмотру приговора Жанны д'Арк, который завершился лишь шесть лет спустя. Но, начиная с этого первого шага, для короля дело было решенным - Жанна стала жертвой ненависти своих врагов, а ее осуждение на казнь было несправедливым.

585

Doncoeur 1956, 33–35. Очевидно, что не исключалась определенная доля злого умысла со стороны участников процесса.

Значит ли это, что Карл VII так всегда и считал, и, что ему потребовалось двадцать лет, чтобы признать это официально? На самом деле, с 1430 по 1450 год ничего не известно о том, что чувствовал король к героине. В частности, не исключено, что он был убежден рассказом о ее суде и казни, изложенным в хитроумно составленных письмах, написанных от имени Генриха VI в июне 1431 года, которые были предназначены для широкого распространения и о которых он должен был знать. Точно так же король, несомненно, знал о похождениях Лже-Жанны д'Арк, поскольку та стремилась приблизиться к нему и в 1440 году была вызвана в Париж Парламентом и Университетом. Во дворе королевского дворца ее показали народу, который, возможно, видел в ней истинную Деву, чудесным образом избежавшую костра, чтобы убедить собравшихся ее самозванстве [586] .

586

Journal d'un bourgeois 1881, 354–355.

Не исключено, что именно отвоевание Руана в ноябре 1449 года привело к изменению отношения короля к Жанне. Если бы он сомневался в собственном поведении, он мог бы обратиться за сведениями к тем судьям на процессе 1431 года, которые теперь перешли на его сторону, и в частности к Тома де Курселю, который, сыграл решающую роль в составлении обвинительного приговора и, возможно, хранил копию этого документа. Но Карл VII не пошел на этот шаг, и никто его к этому не побуждал. В конце 1449 и первые недели 1450 года, теперь, когда Руан был "освобожден", стали усиленно распространяться слухи о суде над Жанной и обстоятельствах ее смерти, к тому же появилась возможность ознакомиться с той или иной из шести копий судебного решения (один оригинал и пять заверенных копий). Находилась ли эта предполагаемая копия в архиве в замка Руана, или во владении одного из клерков, или инквизитора Жана Ле Мэтра, который все еще был жив? Это узнать невозможно. Не исключено, что королевское письмо от 15 февраля 1450 года только придало официальный статус начинанию, которое Гийом Буйе уже начал самостоятельно. Церковная карьера Буйе подтверждает его компетентность: выходец из епархии Суассона, он учился в колледже Дорман-Бове Сорбонны, с 1445 или 1446 года был деканом кафедрального собора в Нуайоне, епископ которого Жан де Майи, все еще занимавший свой пост в 1450 году, был в свое время твердым сторонником англичан.

Возможно, королю сообщили, что во время суда Жанна проявила по отношению к нему образцовую преданность. Разве она не сказала, что дала имя Карл, "в честь своего короля", мальчикам, когда ее просили стать их крестной матерью? [587] И разве в момент отречения она не заявила, что к предпринятым по ее инициативе действиям никто не причастен, ни ее король, ни кого-либо другой? Если и существует какая-то вина, то только ее [588] . Ни малейшего упрека в адрес Карла VII.

587

Tisset 1960–1971, I, 100.

588

Tisset 1960–1971, I, 387.

Для того чтобы начать пересмотр дела Жанны, результатом которого могла быть только реабилитация, необходимо было преодолеть главное препятствие, а именно убедить короля проявить к этому интерес, когда, возможно, он хотел бы перевернуть эту страницу и забыть о тяжелых годах.

Важную роль следует отвести меморандуму, который Буйе представил королю, возможно, в конце 1449 или в первые несколько недель 1450 года [589] . В самом начале этого документа он настаивает: "Честь христианнейшего короля Франции требует, чтобы беззаконный и скандальный приговор, умаляющий славу королевской короны, вынесенный этим епископом Бове [Пьером Кошоном], противником короля, не был похоронен в тишине. То, что замалчивание этого беззаконного осуждение, унижает честь короля, очевидно, поскольку именно на службе у короля Дева был осужден как еретичка и вызыватель демонов". Какое пятно ляжет на королевский трон, если впоследствии наши противники станут напоминать людям, что король Франции принял в свою армию женщину, которая была еретичкой и вызывала демонов. Не следует пренебрегать своей репутацией, особенно если она касается целого королевства или народа. "Король-победитель" обязан "возвеличить" невиновность Девы и добиться того, чтобы несправедливый суд над ней был всячески рассмотрен учеными теологами и юристами. "Если будет установлено, что она непорочна как по форме так и по содержанию […], пусть приговор в отношении нее будет пересмотрен как беззаконный", "чтобы заставить замолчать тех, кто выступает против, и чтобы приверженность королевского дома [истинной вере] осталась нерушимой". Разве единственной целью Девы не было "вырвать королевство из рук врагов"? Для этого "она пробудила ленивых и трусливых", и после ее вмешательства "мужество и сила изумленных противников не переставали слабеть". В оставшейся части своего меморандума Буйе, который, очевидно, внимательно изучил документы судебного процесса, взялся опровергнуть три основные обвинения, выдвинутые Кошоном, касающиеся откровений виденных Жанной, ношения ей мужской одежды и ее отказа покаяться перед Церковью. В частности, судьи на процессе 1431 года должны были прекратить ее допрос с того момента, как она заявила: "Отправьте меня к Папе", потому что "только Папа должен был решить, от какого духа исходят ее видения" — доброго или злого. Наконец, Буйе посвящает целое эссе тому, чтобы показать, что при составлении двенадцати статей, представленных в Парижский Университет, были упущены многие моменты, а многие другие искажены, что к тому же оправдывает его коллег и они никоим образом не несут ответственности за смерть Жанны [590] .

589

Это гипотеза изложена Doncoeur 1956, 23. Однако он признает, что первоначальный меморандум был переработан и в его окончательной версии, единственной, которой мы располагаем, содержатся ссылки на показания нескольких надежных свидетелей. Первые показания были получены Гийомом Буйе 5 марта 1450 года, затем, в мае 1452 года, последовала вторая серия допросов и третья — в 1455–1456 годах.

590

Меморандум Буйе фигурирует в материалах реабилитационного процесса наряду с несколькими другими подомными документами: Duparc 1977–1988, II, 317–348.

В соответствии с указаниями короля, 5 марта 1450 года Гийом Буйе взялся собрать показания семи человек, которые присутствовали или участвовали в суде над Жанной д'Арк и были свидетелями последних минуты ее жизни. Можно предположить, что впоследствии Карл VII был проинформирован о содержании этих свидетельств. Возможно, его задело одно из возражений, выдвинутых нормандским священником Жаном Ложье, о котором вспоминает секретарь суда Гийом Маншон: по мнению Ложье, суд был недействительным, поскольку затрагивал честь короля Франции, на чьей стороне была Жанна, а он сам даже не был вызван в суд, как и его представители. Короля мог заинтересовать и другой эпизод. Это была проповедь Гийома Эрара на кладбище Сент-Уэн 24 мая 1431 года, о чем поведал Жан Массье. Говорили, что он во всеуслышанье заявил обвиняемой: "Над Францией, которая была самой христианской страной, просто издеваются. А Карл, который называет себя королем и вашим правителем, ведет себя, как еретик и схизматик, каковым он и является, поскольку пользуется услугами, опороченной, обесчещенной и бесполезной женщины". И это относилось не только королю, но и к поддерживавшим его клирикам, поскольку те не распознали в этой женщине еретичку, хотя, ее и допрашивали. По словам Массье, Гийом Эрар два или три раза возвращался к обвинению, а затем, указывая пальцем на обвиняемую, сказал: "Это я говорю тебе, Жанна, я обращаюсь к тебе, и повторяю, что твой король — еретик и схизматик". На что Жанна ответила: "Клянусь моей верой и утверждаю даже ценой моей жизни, что наш благословенный государь является благороднейшим христианином из всех христиан, больше всего любящим христианскую веру и Церковь, а не таков, как ты говоришь" [591] . Прочитав такой ответ Девы Карл VII мог бы прослезиться, ведь Жанна д'Арк, несмотря на все выпавшие на ее долю испытания, осталась ему до конца верна.

591

Quicherat 1841–1849, II, 16–17. Другие свидетели, опрошенные в 1450 году, подтверждают эти слова.

Согласия короля на подход Буйе к этому делу и заверения в том, что Парижский Университет не будет опорочен, было все-таки недостаточно. Для отмены приговора 1431 года нельзя было полагаться только на комиссию клириков. Нужны нужен был процесс происходящий в настоящем трибунале, который по своему статусу был бы бесспорно выше того, который когда-то возглавлял Кошон. Решающий шаг в этом направлении был сделан в 1452 году, кардиналом Гийомом д'Эстутевилем, папским легатом во Франции, Дофине и Савойском герцогстве. Кардинал был значительным политическим деятелем, прослужившим в папской Курии двадцать лет, но не забывавшем о своем французском происхождении и нормандских корнях. Он был назначен легатом буллой от 13 августа 1451 года, и написал об этом королю из Рима 28 августа. В своем письме Эстутевиль напомнил, что является "душой и слугой" короля, и охарактеризовал свою миссию так: "Заключить мир между Вами и Вашим племянником из Англии […], чтобы умиротворить оба королевства". Возможно, что в его намерения также входило выяснить, можно ли отменить или хотя бы смягчить Прагматическую санкцию. Но это дело было еще более сложным, чем в 1438 году, поскольку на Соборе Церкви Франции в Шартре в 1450 году был предъявлен прецедент, а именно знаменитая Прагматическая санкция Людовика IX Святого. И эта подделка была убедительной, по крайней мере, для Тома Базена, который утверждал, что видел ее "написанной и запечатанной". Известно также, что, оказавшись в Париже, Эстутевиль приступил к реформированию Парижского Университета [592] .

592

Verger 2013.

Сначала Карл VII негативно отреагировал на известие о прибытии легата, а затем просто позволил этому случиться. 27 февраля 1452 года Гийом д'Эстутевиль смог написать Франческо Сфорца, герцогу Милана, что он получил теплый прием у короля находившегося в Туре. После этой встречи, содержание которой неизвестно, кардинал, по собственной инициативе или по настоянию Буйе, отправился в Руан в сопровождении "второго инквизитора еретических извращений в королевстве Франция, делегированного апостольской властью", доминиканца Жана Бреаля. Оба прибыли в Руан 1 мая и были с почестями приняты муниципалитетом. На следующий день были допрошены свидетели по списку из 12 статей. Двенадцатая статья заканчивалась следующими словами: "Осуждение упомянутой Жанны, вызванное ненавистью и необузданной страстью судей, было и остается публичным и печально известным в городе и епархии Руана и во всем королевстве Франции". Поэтому разве не следовало создать настоящий трибунал? Был даже назначен защитник в лице Гийома Превото, выпускника юридического факультета, который впоследствии стал главным адвокатом семьи Девы во время реабилитационного процесса. Один из свидетелей, богослов Пьер Миге, на заданный ему вопрос ответил, что ему кажется очевидным, что англичане действовали так, как действовали, потому что они "стремились доказать, что Дева была еретичкой, чтобы опорочить короля Франции", и это было "их очевидным намерением". Возвращаясь к эпизоду с Гийомом Эраром, другой свидетель "считает, что тем двигало, помимо прочего, желание опорочить Его Королевское Величество". Третий свидетель показал, что: "Ими всеми двигало, помимо всего прочего, желание опорочить короля Франции как приютившего женщину которая была еретичкой и колдуньей. Если бы она не воевала с англичанами, они бы не возбудили против нее такого дела".

6 мая, вынужденный покинуть Нормандию, кардинал д'Эстутевиль попросил Филиппа де Ла Роза, казначея и каноника Руанского собора, продолжить допрос свидетелей. Филипп был сыном королевского секретаря и нотариуса, получил степень по каноническому праву и в 1448 году служил в Палате прошений королевского двора [593] . Организованные им допросы продолжались до 10 мая, и по-прежнему проходили в присутствии инквизитора Жана Бреаля. На этот раз опросный лист содержал 27 статей. Двадцать шестая статья гласила, что Жанна поддерживала партию христианнейшего короля Франции. 22 мая Гийом д'Эстутевиль объявил Карлу VII, что к нему прибудут Жан Бреаль и Гийом Буйе, которые объяснят "все, что было сделано на суде над Жанной Девой", и добавил, что сам принял это дело близко к сердцу, потому что оно "сильно" затрагивает честь короля. Однако, только в начале июля легат, возможно в сопровождении Буйе и Бреаля, смог встретиться с королем и более полно, чем в предыдущем году, проинформировать его об обстоятельствах судебного процесса по осуждению Девы. Два человека из окружения Гийома д'Эстутевиля, его секретарь Паоло Понтано и аудитор Теодоро де Леллис [594] , получили задание написать для Николая V полный отчет по этому делу. В то же время Бреаль получил от короля 127 турских ливров двумя частями, чтобы покрыть все расходы "на изучение дела Жанны Девы". 31 декабря того же года, находясь в Лионе, он написал одному монаху-доминиканцу из монастыря в Вене (Австрия), что король принял это дело близко к сердцу, потому что чувствовал себя "очень сильно оскорбленным своими врагами англичанами", которые сожгли Жанну, чтобы обесчестить его и его королевство. Вопрос приобрел статус государственного дела. Что касается легата, то он, 3 января 1453 года, вернулся в Рим. Благодаря отчетам двух приближенных кардинала, Николай V, если предположить, что он с ними ознакомился, уже мог принять решение по этому делу, тем более, что Папа не мог не знать, что Карл VII просит его санкционировать пересмотр приговора Жанны. Но смог ли он выполнить просьбу короля, и если да, то в какой форме?

593

Tabbagh 1998, 331.

594

Он родился в Тревизо в 1428 году, был доктором гражданского и канонического права и написал, среди прочих работ, Трактат против Прагматической санкции Буржа (notice de Roger Aubert dans le Dictionnaire d'histoire et de geographie ecclesiastiques, t. 31 [2011], fasc. 181, col. 347–348).

Дело в том, что Николай V умер 25 марта 1455 года, а его преемник, Каликст III, был избран 8 апреля и коронован 20 апреля. Возможно, что этот выдающийся юрист, сам был убежден в беззаконии суда 1431 года, а также хотел угодить христианнейшему королю, поскольку надеялся заручиться его поддержкой в организации великого крестового похода против турок, для чего 15 мая 1455 года издал соответствующую буллу. Отправление экспедиции было назначено на 1 марта 1456 года и для получения согласия и поддержки европейских государей в разные страны были назначены специальные легаты, в том числе для Франции — кардинал Ален де Коэтиви.