Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Согласно сочинению поэта начала XVI века Валерана де ла Варана, Карл VII написал письмо Каликсту III "с целью получить рескрипт, послуживший основой для дела" [595] . Это возможно, но документальных доказательств этому нет. Но зато сохранился текст рескрипта, публично оглашенного секретарем епископального суда Парижа Жаном де Крузи в соборе Нотр-Дам 17 ноября 1455 года. Датированный 11 июня 1455 года, он был адресован архиепископу Реймса (Жану Жувенелю дез Юрсену), епископу Парижа (Гийому Шартье) и епископу Кутанса (Ришару Оливье де Лонгею). В первой части рескрипта говорится о прошении, которое исходило не от короля (в конце концов, он был лишь мирянином), а от матери и братьев Жанны д'Арк и их семей. В этом прошении, которое тщательно обходило политический аспект дела, Жан д'Эстиве, организатор процесса, был объявлен главным виновником, поскольку именно он предоставил ложный отчет Пьеру Кошону и Жану Ле Мэтру, после того как "вероятно, подстрекал некоторых противников Жанны, ее братьев и матери". Целью прошения было восстановление "чести Жанны", а не Карла VII. Поэтому во второй части рескрипта Папа поручил трем названным выше прелатам "решить, справедливо ли будет принять к рассмотрению эти апелляции". В решении этого вопроса должен был участвовать "инквизитор по ереси в королевстве Франция" (очевидно, это был Бреаль) и даже, чего не произошло, субинквизитор и по уголовным делам в епархии Бове. Три уполномоченных судьи по пересмотру приговора могли быть назначены только с его согласия или даже по его предложению. Нельзя сказать, что в меморандумах, подготовленных несколькими богословами и канонистами, политическая ситуация 1429–1431 годов была полностью опущена. Тем не менее, в окончательном приговоре, зачитанном и оглашенном тремя уполномоченными судьями 7 июля 1456 года в большом зале архиепископского дворца в Руане, "в месте, где обычно заседает суд по делам такого рода", англичане ни разу не упоминаются, а только "восхитительное освобождение города Орлеана, поход на город Реймс и коронация короля". С другой стороны, в меморандумах говорится, что Жанна "очень настоятельно и часто" просила, чтобы ее дела и слова были переданы и представлены Святому Престолу. Речь шла о том, чтобы признать недействительным и аннулировать приговор 1431 года, очистить имя
595
Quicherat 1841–1849, V, 84. Издание его De gestis Joanne virginis, Francie egregie bellatrix libri quattuor датируется 1516 годом.
Согласно упоминанию в одном из воспоминаний о реабилитационном суде в Руане, "всеобщие процессии и проповеди, которые проходили с большой торжественностью и преданностью, открыли всему народу мерзость и беззаконие первого суда" [596] . Однако, нет никаких свидетельств того, что был воздвигнут какой-либо крест, хотя монах-августинец Филипп ди Бергамо, в опубликованном в Италии в 1497 году, сочинении пишет: "Через много лет [после сожжения] этот Карл, несомненно, очень добрый король, отвоевал город Руан, и на том самом месте, где была зверски сожжена Жанна Дева, в качестве памятника ее славе, приказал воздвигнуть очень высокий позолоченный крест их бронзы" [597] . Что касается обнародования оправдательного приговора в других местах, то о нем есть свидетельства только в Орлеане, где согласно городским отчетам, 21 июля в церкви Сен-Самсон, "по приказу […] епископа Кутанса и инквизитора веры", состоялась процессия "в честь Жанны Девы" [598] .
596
Belon et Balme 1903, 162.
597
Quicherat 1841–1849, IV, 527–528.
598
Quicherat 1841–1849, V, 277–278.
Другими словами, это было далеко не все, что требовал, 18 декабря 1455 года, адвокат истцов Гийом Превото, а именно, возведение статуй с эпитафиями в Руане и других местах (в дополнение к крестам) и включение текста оправдательного приговора в хроники Франции [599] . Следует отметить, что Жан Шартье, историограф Карла VII, ничего не говорит о приговоре 1456 года, когда упоминает о суде над Жаком Кёром (1453) и герцогом Алансонским (1458). Не было и речи о строительстве часовни на месте казни Жанны, как предлагал Превото, да и кто бы за это бы заплатил?
599
Duparc 1977–1988, III, 88.
Тем не менее, ничто из того, что было все-таки сделано, не могло быть сделано без одобрения короля. Без него скромная семья Жанны д'Арк вряд ли смогла бы добиться снятия с нее всех обвинений в ереси. Все оплатила королевская казна, причем она раскошелилась на весьма приличную сумму. Так, в 1457–1458 годах Роберт де Молен, один из королевских финансовых чиновников, выплатил довольно крупные суммы трем судьям, инквизитору, Гийому Буйе, инициатору дела Симону Шапито и даже адвокату семьи д'Арк Пьеру Модье. Что касается двух нотариусов, Дени Ле Комта и Франсуа Ферребука, то они получили 300 турских ливров за "составление и копирование в шести томов" судебных актов. Две копии предназначались для короля, остальные — для судей и инквизитора Жана Бреаля. По крайней мере, в нескольких архивах и "книжных хранилищах", память о реабилитации Жанны была сохранена. Именно король профинансировал поездку Жана Бреаля и двух других доминиканцев в Рим, чтобы сообщить Папе о результатах судебного процесса.
Таким образом, операция по реабилитации героини прошла успешно. Но Карл VII не был заинтересован в том, чтобы поступить так, как это сделал Генрих VI, который по окончании первого процесса, чтобы оправдать себя, потребовал сообщить всему христианскому миру о приговоре. В то же время мы вынуждены констатировать, что незнаем, что король думал о Жанне д'Арк спустя четверть века после того, как она вошла в его жизнь. Была ли у него возможность прочитать показания свидетелей о ней, собранные в 1450, 1452 и 1456 годах? Его самого не допрашивали, хотя ему было бы что рассказать, хотя бы об их первой таинственной встрече. Это не было юридически невозможным, поскольку несколькими годами ранее, проконсультировавшись с президентом Парламента, Жаном Рабато, король посчитал для себя возможным дать показания в суде по делу об убийстве Пьера де Жиака. Но в случае с Жанной д'Арк он решил иначе. По крайней мере, в отсутствие его реакции, у нас есть показания Жана, графа де Дюнуа и де Лонгвиль, королевского генерал-лейтенанта, которые были даны в Орлеане, 2 февраля 1456 года, Гийому Буйе в присутствии инквизитора, и которые тем более интересны, потому что граф в 1455–1456 годах, был в большом фаворе у короля. В письме от 5 марта 1455 года миланский посол смог написать своему господину Франческо Сфорца: "В настоящее время никто особенно не оказывает на короля Франции большого влияния, и тот, кто в настоящее время пользуется у короля наивысшим авторитетом, похоже, является монсеньором Орлеанским бастардом" [600] . Последнему вскоре предстояло выполнить деликатную задачу по аресту герцога Алансонского в 1456 году в Париже, через несколько дней после того, как последний также дал показания на оправдательном процессе Жанны. Орлеанский бастард был единственным, кто поведал о том, что у Жанны д'Арк были видения Святых королей Карла Великого и Людовика IX (покровителей королевского дома Франции). Дюнуа настаивал, что "Дева всегда считала, что необходимо отправиться в Реймс и короновать короля", потому что, по ее словам, "как только король будет коронован и помазан на царство", сила его врагов будет уменьшаться. Также сохранился отрывок, где граф повествует о разговоре произошедшем между ним и Жанной по дороге из Ла Ферте-Милон в Крепи-ан-Валуа (10 или 11 августа 1429 года). На вопрос Рено де Шартра, который также при этом присутствовал, она ответила, что хотела бы, если Богу будет угодно, отказаться от участия в военных действиях и удалиться в свою деревню. Это означает, что для Жанны ее миссия завершилась коронацией в Реймсе. Дюнуа возвращается к этому вопросу и в конце своих показаний, заявив, что когда Жанна серьезно говорила о войне и своем "призвании", "она никогда не утверждала ничего другого, кроме того, что ее послали снять осаду Орлеана, чтобы помочь страдающим людям в этом городе и в соседних местах и привести короля в Реймс для коронации" [601] . Здесь важно понимать, что, не удалившись после коронации, она превысила свои полномочия, а ее дальнейшие действия были просто личной инициативой — отсюда и неудачи. Мы знаем, что, вплоть до XIX века, это была официальная, "католическая и королевская", интерпретация произошедших событий [602] . Поскольку Жанна д'Арк с определенного момента делала только то, что хотела сама, короля нельзя было обвинить в неблагодарности по отношению к ней. Богословское и политическое объяснение, каким бы умозрительным оно ни было, все же не лишено логики.
600
Ilardi et Kendall 1970–1971, I, 301.
601
Duparc 1978–1988, IV, 2-11.
602
Krumeich 1993.
Суд над герцогом Алансонским: король и пэры Франции
31 мая или 1 июня 1456 года, когда король находился в Бурбонне, наблюдая за действиями Дофина, Жан де Дюнуа в сопровождении парижского прево, Роберта д'Эстутевиля, отправился в особняк Иоанна Алансонского, чтобы арестовать его и его сообщников. Нет никаких свидетельств того, что все эти люди подозревали о грядущем аресте. Конечно, можно предположить, что Карл VII отдал приказ заранее. Новость быстро распространилась по Франции и даже за ее пределами. Томмазо Тебальди, посол Франческо Сфорца при дворе Карла VII, упомянул об этом в депеше своему господину от 19 июня: "Герцог Алансонский, который, как говорят, имел дело с англичанами, был арестован королем, и считается, что некоторые другие сеньоры этого королевства были вовлечены в это дело, как и герцог Бургундский и граф Арманьяк [603] , который является шурином герцога Алансонского". Другая депеша того же посла, отправленная из Ганна в Бурбонне 12 июля 1456 года, была более информативной: "Об англичанах, которых в данный момент не слишком опасаются, говорят мало. В середине этого месяца принцы королевской крови соберутся, чтобы решить, что делать с герцогом Алансонским и считается, что он будет приговорен к вечному заключению. Во всех его замках и крепостях будут размещены королевские гарнизоны. Не установлено, что герцог Бургундский или какой-либо другой принц знал что-либо об этом деле и, похоже, что герцог Алансонский один осуществил это дело с целью получить от англичан герцогство Нормандия, 200.000 дукатов и заключить двойной брачный союз с сыном и дочерью герцога Йорка [604] . Герцог оправдывается тем, что король его не ценит, и что все это искушение дьявола" [605] . В нескольких словах была раскрыта вся подоплека этого дела и даже предсказан приговор, который Карл VII должен был вынести своему родственнику — не смерть, а заключение в тюрьму. В результате предварительного дознания не было выявлено никаких следов малейшего сговора между герцогами Алансонским и Бургундским, поэтому король распорядился решительно пресекать слухи, которые могли затронуть честь Филиппа Доброго. Именно с этой целью Карл VII приказал "обнародовать и огласить по всему своему королевству приговор и объявить, что ни никто не должен осмеливаться [под угрозой повешения], что-либо говорить в ущерб чести нашего дорогого кузена, герцога Бургундского или обвинять его в соучастии этом деле" [606] .
603
Это
был Жан V, чья сестра Мария вышла замуж за герцога Алансонского. Жан V был вынужден бежать, поскольку королевская власть преследовала его за кровосмесительную связь с другой сестрой, и укрыться при арагонском дворе.604
У герцога Алансонского был сын Рене, ставший его преемником, и дочь Екатерина, вышедшая замуж за Франсуа де Лаваля.
605
Ilardi et Kendall 1970–1971, I, 199–204.
606
Wavrin 1891, 372.
Уже 2 июня 1456 года Карл VII сообщил Артуру де Ришмону, который в то время еще не был герцогом Бретонским [607] , что Иоанн Алансонский вступил в переговоры с англичанами, "чтобы они пришли и установили свою власть" в королевстве, добавив, что раскрыт заговор, целью которого было передать врагу замок Сен-Мало [608] .
Герцог Алансонский был заключен в замок Лош, где условия его содержания были весьма строгими, несмотря на протесты членов Ордена Золотого руна, действовавших, конечно, с подачи герцога Бургундского [609] .
607
Он стал герцогом в следующем году, после смерти своего брата Пьера II 22 сентября.
608
Delisle 1893, 414–415.
609
Chastellain 1991, 125.
Поскольку король не мог помиловать герцога из-за серьезности дела, которое можно было приравнять к заговору с целью убийства, судебный процесс стал неизбежным. Проведенное в период с августа по октябрь 1456 года дознание, в ходе которого допрашивались (иногда под пытками) соучастники и пособники герцога, выявило следующие факты. Иоанн Алансонский, тайно в неустановленное время (первые месяцы 1456 года?), вступил в контакт с высокопоставленными англичанами не только в Кале, но и в Лондоне и Вестминстере, через посредничество не слишком умных эмиссаров. Его целью было пригласить и подстрекнуть англичан предпринять новое крупное вторжение (от 30.000 до 40.000 человек, в основном лучников) одновременно в Гиень, Пикардию из Кале, Верхнюю и Нижнюю Нормандию (через Гранвиль), поскольку, по его словам, жители этой провинции устали от французского правления, особенно из-за высоких налогов. Более того, в этот момент армия короля была разделена на три части: одна направлена в Дофине, другая — в Гиень, третья — в Арманьяк. Герцог посоветовал англичанам, высадившись в Нормандии, где было всего 400 копий, не тратить время на долгие и дорогостоящие осады, а быстро направиться к Анжеру. Герцог обещал сдать англичанам все свои замки и крепости, и передать в их распоряжение свою внушительную артиллерию, состоящую, по его словам, из сотен бомбард, пушек, кулеврин и серпентин. В определенный момент король Англии или его представитель должен был вызвать его для принесения оммажа за свое герцогство, он просил бы помощи у Карла VII, и не получив ее, мог бы перейти на сторону захватчика, не уронив своей чести. Взамен Иоанн требовал сохранения всего своего герцогства в составе новой английской Нормандии, выплаты значительных сумм, либо всех сразу, либо в виде ежегодной пенсии, двойного брака его дочери и сына с сыном и дочерью Ричарда, герцога Йорка, а также, на всякий случай, если дело пойдет не так, важное герцогство в Англии. Он советовал будущим захватчикам, как только они высадятся, "объявить по всей стране, чтобы никто не дерзал брать что-либо у крестьян, не заплатив под страхом наказания […] и, чтобы каждый мог спокойно оставаться на своей земле и заниматься своим делом". В теории все было задумано не так уж плохо.
На самом деле, эти предложения были довольно несвоевременными с учетом политической ситуации по ту сторону Ла-Манша. Это можно резюмировать следующим образом. Потеря Нормандии и Гиени в 1449–1451 годах, по мнению англичан, была результатом не изменения баланса сил, на этот раз благоприятного для Карла VII и его новой армии, а безответственности Генриха VI, на которого дурно влияла его жена Маргарита Анжуйская (француженка!), и властолюбия, граничащего с изменой, его правительства. Затем в 1452 году, неожиданно, город Бордо и большая часть Гиени были отвоеваны, что было воспринято как прелюдия к новому походу в Нормандию. Некогда пацифист, кардинал Джон Кемп теперь выступал за "справедливую войну" против на редкость вероломного противника. В то же время Уильям Вустер, секретарь Джона Фастольфа, призывал короля и англичан действовать так, как когда-то Генрих V. Возможно, Генрих VI так и хотел. Но 17 июля 1453 года произошел разгром при Кастильоне и печальная гибель старого Толбота. Вероятно, что узнав эту новость, король впал в глубокую депрессию, которая продолжалась с 1 августа 1453 года по 30 декабря 1454 года. В результате Ричард, герцог Йорк, имевший репутацию оппозиционера, как и Хамфри, герцог Глостер, в прошлом, вернулся на передний план, получив, 27 марта 1454 года, титул Протектора и Защитника Королевства. Однако успех его партии был лишь временным, поскольку с начала 1455 года Генрих VI, придя в себя, вновь взял дело в свои руки. Однако ситуация оставалась шаткой и 22 мая 1455 года после первой битве при Сент-Олбанс в Хартфордшире, выигранной Йорком и его союзниками, король хоть и остался на свободе, но потерял возможность править самостоятельно [610] . Депрессия продолжалась до февраля 1456 года, когда Йорка лишили титула протектора, хотя он и сохранил свое политическое влияние. Это означало, что в первой половине 1456 года как в Англии, так и за ее пределами было неясно, кто на самом деле обладает реальной властью и предложения Иоанна Алансонского были по меньшей мере неуместными [611] .
610
Эта битва стала первой из Войны Роз. Вторая произошла на том же месте 17 февраля 1461 года и закончилась победой армии Генриха VI, который, в полной мере не смог этим воспользоваться. Третья битва, состоявшаяся при Таутоне 29 марта 1461 года, была выиграна Эдуардом Йорком, сыном Ричарда, который был провозглашен королем Англии под именем Эдуарда IV.
611
Wolffe 1980 и Griffiths 1981.
У Иоанна была возможность посвятить в свои планы Генри Холланда, графа Хантингдона и герцога Эксетера, который приезжал с ним повидаться. Главным посредником в этом деле был священник Эмонд Галле, родившийся в Париже, но большую часть жизни проживший в Аррасе. Этот человек, находившийся в то время в возрасте около тридцати лет, был сыном бывшего парижского эшевена, Луи Галле, игравшего заметную роль во времена двуединой монархии и вынужденного эмигрировать в Англию [612] . Пользуясь заслугами своего отца, Эмонд Галле смог, почти официально, наладить контакты с герцогами Йорком, Эксетером (Генри Холландом) и Бекингемом (Хамфри Стаффордом), графом Уориком (Ричардом Невиллом), казначеем Англии графом Эссексом (Генри Буршье) и архиепископом Кентерберийским Томасом Буршье. Эти влиятельные люди, внимательно следившие друг за другом, вежливо выслушали Галле, как ранее выслушали Пуансе, эмиссара герцога Алансонского, но сослались на то, что этот серьезный вопрос нельзя решить без обсуждения в Парламенте. Эмонд Галле даже был удостоен аудиенции у Генриха VI. Согласно его показаниям, в феврале 1456 года король Англии вызвал нескольких своих баронов "в Палату Общин Парламента, которая в то время заседала в упомянутом местечке Вассемайстр [Вестминстер], чтобы узнать, согласны ли они предоставить то, о чем он просил их и раньше, то есть 5.000 лучников на один год службы". Когда парламентарии поинтересовались, кто будет возглавлять эту экспедицию, то Генрих ответил, что это будет он сам, "в сопровождении величайших представителей своей крови" [613] . Реакция присутствующих была или должна была быть восторженной. Вторжение можно было бы организовать в августе или сентябре 1456 года, после сбора урожая, что позволило бы легко обеспечить армию провизией на месте, как и предлагал герцог Алансонский. Но во время второй аудиенции по этому вопросу предложения короля были не столь однозначны. С одной стороны, он предлагал предварительно примирить герцога Алансонского и Карла, графа дю Мэн, и это при том, что первый был яростным врагом второго, чьему фавору у Карла VII он завидовал, и кто был его bete noire (больной мозолью) [614] . С другой стороны, Генрих VI заявил, что если ему когда-нибудь придется вести войну, то не против своего "дорогого дяди", короля Франции, с которым он хотел бы заключить "добрый мир" и от которого ожидал помощи в восстановлении мира внутри страны, а против герцога Бургундского, который, несмотря на свою клятву, бросил его без всякой причины (намек на разрыв англо-бургундского союза после Аррасского мира в 1435 году). Во время третьей аудиенции, почти накануне ареста герцога Алансонского, король Англии заявил Эмонду Галле, что он "очень рад, что принц Франции имеет такое большое желание […] угодить своему королю", добавив, что "в конце концов" англичане сделают то же самое по отношению к нему [615] .
612
Allmand 1983, 145.
613
BnF, fr. 18441, f. 64.
614
Считается, что Карл дю Мэн, пользуясь своим влиянием на короля, ходатайствовал о снижении налогов, взимаемых в его владениях, что, по словам Иоанна Алансонского, привело к бегству 1.500 семей из его герцогства. Кроме того, пенсия, пожалованная королем графу дю Мэн, поступала не из доходов графства Мэн, а из доходом герцогства Алансонского.
615
BnF, fr. 18441, f. 120ro.
Из всего этого следует, что ловко сформулированные "махинации" герцога Алансонского гладко выглядели лишь на бумаге. Помимо его политической изоляции и серьезных оговорок с английской стороны, его главной слабостью было то, что он мог действовать только в тайне, не только для того, чтобы не спровоцировать реакцию короля, но и, возможно, прежде всего потому, что, каковы бы ни были претензии французов к Карлу VII, очень немногие, в том числе и в Нормандии, были бы рады новому английскому вторжению, даже если оно будет сопровождаться добрыми заверениями и цивилизованным поведением солдат. Англофобия — инстинктивная англофобия — была тогда самым распространенным явлением в среди подданных короля Валуа. Поэтому герцог Алансонский мог действовать только как заговорщик, клятвопреступник и предатель.