Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Славословия? Несомненно, но это соответствует духу великого ордонанса из 125 статей, обнародованного Карлом VII в апреле 1454 года. Примечательно, что в обширной преамбуле, которая является заслугой королевской канцелярии и ее главы Гийома Жувенеля, говорится о том, что в момент прихода к власти королевство, в результате раздоров и войн, было "сильно угнетено и обезлюдело". Но благодаря "божественной помощи" (хотелось бы, чтобы упомянули Жанну д'Арк, но ее реабилитация произошла только в 1456 году), он освободил от своих врагов, англичан, Шампань, Вермандуа, Пикардию, Иль-де-Франс и свой "добрый город Париж". Восстановление королевскими войсками порядка позволило не только покончить с "великой бедой", опустошавшей королевство, но и отвоевать Нормандию, Перш, Мэн и Гиень. За это мы должны благодарить Бога. В результате этого длительного периода беспорядков правосудие было "сильно ослаблено и угнетено", а ордонансы предшественников короля игнорировались как суверенным судом Парламента, так и другими судами королевства. Королевства без правосудия долго существовать не могут, поскольку им не хватает прочного фундамента. Отсюда и решение восстановить правосудие для своих подданных посредством ордонанса, принятого после обстоятельного обсуждения с несколькими принцами крови, прелатами, баронами, сеньорами, членами Большого Совета, президентами Парламента, судьями и прюдоммами королевства. Естественно, хотелось бы узнать больше об этом обмене мнениями, который мог занять несколько дней или даже недель. Короче говоря, целью было сделать правосудие более быстрым, менее дорогостоящим, менее многословным, более четким, с более понятными процедурами, более качественным, доступным "как богатым, так и бедным", основанном на обычаях и устоях королевства, которые, таким образом, должны постепенно были быть облечены в письменную форму. Назначения на многочисленные вакантные должности должны были производиться только королем. Запрещалась продажа должностей. Напоминалось о необходимости независимости судей и их профессионализме. "По милости короля, утвердив правосудие
559
Autrand 1980.
Трудно сказать, в какой степени эти благие намерения воплотились в реальность. Около 1460 года, в рамках господствующей социальной системы, которую судьи не могли игнорировать, чувствовали ли, как богатые так и бедные, подчиняющиеся закону люди, что с ними стали лучше обращаться, как в гражданских, так и в уголовных делах, что их личности и имущество лучше защищены, а их права лучше соблюдаются? В целом, мы можем считать, что насилия стало меньше и постепенно возникало относительно мирное общество. Должно быть, улучшилась работа суда Парижского Парламента, репутация которого как "истинного суверенного суда королевства" росла, а также судов Парламента Тулузы, Парижского Шатле, Казначейства Нормандии, Большого суда (учрежденного в Пуатье в 1454 году, Туаре в 1455 году, Бордо в 1459 и 1459 годах, Монферране в 1454 и 1455 годах), Парламента Гренобля (учрежденного в 1457 году), но как насчет судов бальяжей и сенешальств, не говоря уже о сеньориальных судах, которые были еще очень даже живы? В конце царствования Карла VII подданным навязывался образ кроля как "сурового" но "жалостливого" человека, стремящегося сочетать строгость и милосердие при осуществлении правосудия. Ему охотно приписывали истинное уважение к закону и искреннее неприятие тиранического произвола. Возможно, некоторые даже упрекали его в излишней мягкости, так по мнению Жана Жувенеля дез Юрсена было слишком много оправдательных приговоров, отмен наказаний и помилований для явно виновных лиц. Тем не менее общее впечатление было положительным и как писал Гийом Филластр: после своих "великих и славных побед" "он реформировал правосудие во всем своем королевстве, которое из-за войн было сильно расстроено, но он вернул его к такому порядку, что ни один человек на своей памяти не видел, чтобы оно сияло так ярко" [560] .
560
Fillastre 2003, 267.
Глава X.
Три судебных процесса
В течение долгого времени Карл VII был королем, которого так мало слушались, что у него едва ли была возможность привлечь к суду тех, кто грубо попирал его власть. Даже Жан Жувенель дез Юрсен, имевший высокого мнения о короле, упрекал его в бессилии. Но не было ли его "бессилие" проявлением мудрости и прозорливости?
Изменение отношения к Карлу VII стало очевидным после того, как в 1448 году в Парламенте состоялся суд над, имевшим в то время большое влияние, Пьером де Брезе, после доноса, который, несомненно, был инициирован Дофином. Но обвинение, основанное на показаниях нескольких человек, включая Агнессу Сорель, быстро рассыпалось, а Брезе был не только оправдан но и сохранил доверие короля [561] .
561
Escouchy 1863–1864, I, 135–137.
Осенью 1449 года, в ответ на многочисленные жалобы, Карл VII приказал провести дознание в отношении генерального приемщика доходов Жана Баррийе, который обвинялся в "нескольких проступках, злоупотреблениях и преступлениях" против короля. Дознание привело к судебному процессу, который начался 1 июля 1450 года и завершился 9 июня 1451 года обвинительным приговором. По словам Жана Шартье, Баррийе, находившийся во время суда в тюрьме, во всем признался. Осужденный за "оскорбление величества", он заслуживал смертной казни, но избежал ее, поскольку, король, следуя примеру Иисуса Христа, решил проявить милосердие. Тем не менее, Баррийе долгое время провел в тюрьме, и был вынужден заплатить большой штраф. Его имущество было конфисковано и передано нескольким придворным, в том числе Жану де Дюнуа, получившему таким образом прекрасный особняк в Туре [562] . Нескольких проходивших по этому делу сообщников Баррийе также примерно наказали.
562
Du Fresne V, 87–91 и Chartier 1858, II, 244–245.
Вскоре после этого Суд над Жаком Кёром, состоявшийся вскоре после процесса Баррийе, принял совершенно иной характер, хотя в некотором смысле он проходил в тех же рамках официального курса по борьбе за защиту государственной казны от расхищения.
Суд над Жаком Кёром
Этот судебный процесс, проходивший в несколько этапов с 1451 по 1453 год, впоследствии был признан сфабрикованным, беззаконным, плодом неблагодарности, зависти и политической близорукости. Запятнал ли он репутацию Карла VII как государя, внимательно относящегося к отправлению правосудия? Этот вопрос, безусловно, заслуживает рассмотрения. И в первую очередь из-за главного персонажа, который действительно был человеком необычным. Жак Кёр был предприимчивым купцом, главой компании действовавшей самых разных областях, финансовым чиновником на королевской службе, и все это в период между 1420 и 1450 годами, когда во Франции, в разной степени в зависимости от региона, экономическая жизнь была в лучшем случае вялой и в целом депрессивной. Конечно, ситуация не везде была одинаково катастрофической, так например, Тулузен, Пуату и Турне были относительно процветающими регионами. В Оверни дела шли также относительно неплохо, хотя она сильно пострадала в 1370-х годах. В Бретани, которую война в основном не затронула, все было довольно хорошо. С другой стороны, экономическая ситуация была откровенно плохой в значительной части Нормандии, Иль-де-Франс (особенно в Париже, о чем свидетельствует Дневник Парижского Буржуа) и Шампани. Что касается крупной международной торговли, то она, как правило, обходила Францию стороной из-за отсутствия рынков сбыта и безопасности на дорогах.
Жак Кёр, родился в Бурже около 1395 года, и был сыном зажиточного торговца мехами. В следствии женитьбы от стал зятем Жанны Руссар (или Ронсар) дочери мэтра Буржского монетного двора. После неудачного начала (его обвинили в преднамеренной порче монеты), Жак 1438 году стал королевским казначеем. На этом посту его роль заключалась в обеспечении самого короля, а также членов его семьи и двора предметами роскоши соответствующими их образу жизни и вкусами: дорогими шерстяными и шелковыми тканями, драгоценностями, мехами, специями, а также оружием и гобеленами. Для этого Кёр открыл "бутики" (boutiques, слово итальянского происхождения), сначала в Бурже, а затем в Туре. Его современники привыкли называть его без уточнений Аржантье (Серебряных дел мастер). В это же время он смело включился в большую торговлю с Востоком (Триполи, Бейрут, Александрия), конкурируя с купцами Венеции, Генуи, Ливорно, Барселоны и Марселя. Благодаря прибыльной торговле и своим быстроходным галерам под названиями Нотр-Дам Сен-Жак, Нотр-Дам Сен-Мишель, Нотр-Дам Сен-Дени, он мог в изобилии наполнять свои склады и торговые фактории товарами закупленными по более низким ценам. Кёр также вкладывал деньги в производство шерстяных тканей в Берри и сукна и шелка во Флоренции. Он был связан с импортом из Северной Италии и налаживанием производства, в частности в Туре, доспехов (шлемов-саладов, латных доспехов, бригандин), предназначенных, начиная с 1445 года, для экипировки ордонансовых рот. По поручению королевской власти, он принимал участие в сборе налогов и торговле солью, как средиземноморской, так и атлантической. Его финансовые ресурсы позволили ему стать кредитором нескольких великих сеньором и дворян меньшего ранга, а также ссужать значительные суммы Карлу VII, который постоянно испытывал нехватку денег. Начиная с 1440-х годов, как это обычно происходило с купцами по мере их обогащения, он стал вкладывать деньги в земельные владения, которые считались более надежными (и более почетными), чем движимый капитал. Для этих покупок он выбрал хорошо знакомую ему местность: Бурбонне, Берри и Пюизе. Возможно, Кёр надеялся, что с восстановлением мира доходы от этих земель увеличатся. В любом случае, он купил их по дешевке. Всегда стремясь разнообразить свою деятельность, он взял в аренду серебряно-свинцовые рудники Пампайи в Лионне. Его деятельность была поистине международной (каким-то образом он смог преодолевать языковые барьеры). Даже Атлантический мир (Ла-Рошель), даже Северная Европа (Брюгге, Шотландия) не были для него чуждыми. Он явно освоил механизм векселей, что позволило ему избежать дорогостоящего и опасного перевоза денег из одного места в другое. Он разбирался в драгоценных металлах: например, он знал, что из-за разницы в соотношении золота и серебра выгодно продавать серебро на Востоке и ввозить взамен золото,
что он и делал без зазрения совести. Все благоприятствовало тому, чтобы он разбогател: рассказывали, что Жан де Бюэй, адмирал Франции, выкупил за 24.000 экю принадлежавшее Аржантье право, на три четверти суммы выкупа за Джорджа Невилла, барона Абергавенни, захваченного в плен во время Нормандской кампании 1449 года, причем последняя четверть принадлежала графу Дюнуа. В ожидании выплаты выкупа пленника держали в Пюи-ан-Веле под присмотром компаньона Жака Кёра. Мы можем говорить о его разносторонности его деятельности в такой степени, которая была неизвестна во Франции до него. Он намного превзошел ту роль, которую итальянские купцы, особенно из Лукки (такие как Дино Рапонди), играли при французском дворе в начале XV века, например, при Иоанне Беррийском или Филиппе Бургундском. Нельзя не поразиться тому устойчивому напору, который он сумел придать своим многочисленным инициативам. Он всегда был открыт для деловых предложений. Одним словом, ему стоит отдать должное за необыкновенную смелость в принятии решений и деловое чутье.Иногда его предприятия субсидировала государственная казна, так в 1446 году Карл VII выделил Кёру 3.000 турских ливров "как часть более крупной суммы […], чтобы помочь ему в расходах и издержках, которые он согласился понести для поддержания нескольких галер и других fustes [легких, быстроходных судов], которые упомянутый Жак построил за свой счет для пользы и развития торговли" в Лангедоке [563] .
Естественно, что Аржантье был заинтересован в хороших отношениях с истеблишментом, включая церковный (его сын Жан стал архиепископом Буржа в 1446 году, в возрасте 21 года, благодаря благосклонности короля и милости Папы). Жерар Маше считал себя его другом, готовым защищать его от любых интриг. Кёр одновременно вел множество дел и похоже обладал исключительной памятью. Он мог найти общий язык с любым человеком. Примером может послужить его встреча в Монпелье в 1447 году, или около того, с известным бургундским рыцарем Жаком де Лаленом (1421–1453), считавшимся величайшим турнирным бойцом своего времени. В анонимном Жизнеописании (Vie) Лалена рассказывается, что возвратившись из Барселоны он был "великолепно чествован" "Аржантье Франции". Последний поспешил показать рыцарю свой "бутик, где было много золота и других роскошных драгоценностей и колец". Жак Кёр, в честь герцога Бургундского, предложил ему взять все, что понравится, но Лален отказался, поскольку по милости своего "суверенного господина" он ни в чем не испытывал недостатка. Аржантье, тем не менее, предложил Лалену свои услуги: "возможно, вы заложили в каком-либо городе дорогую вам вещь, в таком случае я охотно помогу вам ее вернуть, потому что вряд ли есть королевства или провинции, где у меня нет моих деловых партнеров, я им напишу и они доставят вам вашу вещь туда, куда вы пожелаете". Другими словами, Жак Кёр предложил написать, например, купцу в Барселоне, которому Лален мог оставить золотую цепь в качестве залога для получения ссуды, и тот за счет Аржентье, спишет долг с Лалена и вернет его залог. В результате Аржантье становился кредитором Лалена, а тот его должником [564] .
563
BnF, fr. 26074, № 5394.
564
Chastellain, VIII, 158–160.
Если использовать современную терминологию, то Жак Кёр был одновременно президентом своей компании, ее финансовым директором, коммерческим директором, менеджером по персоналу и связям. У него были партнеры, которые инвестировали в тот же бизнес, что и он, и делили прибыль пропорционально своим инвестициям. У него были слуги, которые оставались верны ему на протяжении всей жизни. Некоторые из них, например, Гийом де Варье, вращались при дворе Людовике XI, что свидетельствует об их деловых способностях. Хотя Кёр умел делегировать полномочия, вся структура замыкалась именно на него. Это сильно отличалось от коллективизма английских компаний Стейпл и Купцов-авантюристов (Merchants adventurers) или немецкого Ганзы; что касается компании Медичи, то она представляет собой гораздо более четко организованную структуру. Тем не менее, мы не можем четко представить себе, как Кёр богател, поскольку в нашем распоряжении есть не более чем фрагменты его коммерческих счетов, которые, возможно, не очень хорошо велись. Точно так же не сохранилось ни одного отчета о его деятельности на посту Великого мэтра серебряных дел, хотя он занимал эту должность более двадцати лет. Известна лишь малая часть его путешествий, в частности из Александрии в Руан через Рим и Лион. Лишь Бертрандон де ла Брокьер в своем рассказе о поездке на Восток с целью шпионажа по поручению Филиппа Доброго сообщает, что познакомился с Кёром в 1432 году в Дамаске, когда тот находился в самом начале своей карьеры. По слова Брокьера, среди французских, венецианских, генуэзских, флорентийских и каталонских купцов был будущий Аржантье, который сообщил ему, что галера из Нарбона должна была выйти из Александрии в Бейрут, чтобы загрузиться пряностями и другими товарами. Именно за таким товаром он и его спутники прибыли в Сирию [565] . Несмотря на то, что документальных свидетельств его деятельности относительно много, их слишком мало в архивах его компании.
565
Mollat, 1988, 21. La Broquere, 2010.
Возможно, что именно его жена, Масе де Леодепарт, способствовала его восхождению по ступеням социальной лестницы. Несомненно, что он искренне заботился о социальном и коммерческом успехе своей семьи. Король не только облагодетельствовал Кёра, но и аноблировал сделав своими придворным. На миниатюрах он даже изображен в рыцарских доспехах. За это он постоянно стремился всячески угождать королю, так в 1449–1450 годах он распорядился построить и украсить капеллу рядом с домом главы капитула Буржского собора. Среди прочего, в капелле была изображена личная эмблема Карла VII: на красно-бело-зеленом поле, солнце, белые розы и ирисы, и, конечно же, флер-де-лис. Надпись на латыни приглашала короля продолжить отвоевание его королевства.
Тома Базен считает, что именно Аржантье был первым во Франции, кто снарядил и вооружил галеры, экспортирующие французские товары на Восток и импортирующие "шелковые ткани и всевозможные специи", которые затем продавались во Франции, а также в Каталонии и других странах. До этого, по его словам, эти товары привозили только венецианцы, генуэзцы и каталонцы. Именно эта морская торговля позволила ему сколотить состояние и возвести в Бурже роскошный особняк, достойный короля. Кёр умело распоряжался своим состоянием, поскольку для отвоевания Нормандии, смог одолжить Карлу VII единовременную сумму в 100.000 экю [566] .
566
Basin 1933–1944, II 153.
Из рассказов хронистов, упоминающих Кёра, в связи с судом над ним, тем самым давая историку представление о том, каким его видели некоторые из его современников, следует привести мнение Матье д'Эскуши. Последний характеризует его как "человека незнатного происхождения", который "своим умом, доблестью и хорошими манерами настолько проявил себя, что имел возможность вести несколько крупных дел". Здесь, конечно же, имеется в виду знаменитый девиз Кёра, упомянутый другим хронистом, Жаком Дю Клерком: «Его девиз гласил: "Для храброго сердца нет ничего невозможного"» [567] . Что очень похоже на девиз благородного рыцаря. Матье д'Эскуши продолжает: "У него на службе находились несколько клерков и агентов, которые торговали упомянутым товаром во всех христианских королевствах и даже в Сарацинии. На море он содержал за свой счет несколько больших кораблей, которые ходили в Берберию (Северную Африку) и Вавилон (Египет), чтобы закупать товары", и это с разрешения турок и того, кого называли Вавилонским Султаном (Мамлюкский султан). Таким образом, уплатив все необходимые пошлины, он "привозил из упомянутых стран золотые и шелковые ткани всех видов и цветов, всевозможные сукна, годные как для мужских, так и женских нарядов, а также меха куниц и другие диковинные вещи", которые невозможно приобрести даже за золото или серебро "по эту сторону границ", то есть в Западной Европе. Через его руки проходили экзотические предметы роскоши. "Он поручал своим агентам продавать, как в королевской лавке [магазине серебряных изделий], так и во многих местах королевства [Лионе, Монпелье и т.д.] и за его пределами [Женева], всевозможные товары, о которых только может помыслить человек. И многие люди, вельможи, купцы [две категории, которые, когда пришло время, стали ему врагами] и другие были сильно поражены. Каждый год он зарабатывал больше, чем другие купцы королевства [обида фундаментальная]. Под его началом было триста факторий, которые были разбросаны по нескольким странам, как на суше, так и на море" [568] . О Кёре ходили легенды, так по словам Жака Дю Клерка, "он был настолько богат, что говорили, будто его лошади и мулы были подкованы серебряными подковами" [569] .
567
Du Clercq 1838, 84.
568
Escouchy 1863–1864, II, 280–281.
569
Du Clercq 1838, 284.