Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Для спора по Люксембургу каждый участник готовил свои юридические аргументы, но люди герцога оставались на оккупированной территории.
Тем временем здоровье короля продолжало ухудшаться. Дипломаты всей Европа знали об этом, но особенно внимательно за ситуацией на родине следил Людовик, который имел своих шпионов при французском дворе. В окружении Карла VII мнения разделились: объявлять войну Бургундии или нет? Сохранился протокол заседания королевского Совета, состоявшегося в Вильфранш-ан-Берри 26 и 27 июля 1460 года в резиденции графа дю Мэн. Кроме последнего, присутствовали маршал Лоэак, граф де Даммартен, Этьен Шевалье и Пьер Дориоль. Все они были людьми влиятельными и опытными [676] . "Монсеньор дю Мэн поставил на обсуждение вопрос о том, что следует посоветовать королю в отношении монсеньора Бургундского. Состоялись серьезные дебаты, и с обеих сторон было приведено несколько доводов, ввиду неповиновения, которое в прошлом оказывалось и продолжает оказываться каждый день монсеньором Бургундским в его владениях в королевстве Франция, в которых письма, мандаты или ордонансы короля и постановления суда Парламента ни в коей мере не выполняются". Напротив, герцог "изо дня в день предпринимает некие действия или наносит ущерб суверенитету, который король как по клятве, данной при его коронации и помазании, так и иным образом обязан охранять и защищать, учитывая также перемирия, заключенные монсеньором Бургундским без согласия короля с англичанами, его древними врагами". Проще говоря, для войны было как минимум два повода: отказ герцога подчиниться суверенитету короля, особенно в вопросах правосудия, и одностороннее заключение перемирия с англичанами, что подразумевало, ущемление королевского суверенитета, касавшегося и дипломатических дел. Формально король имел право контролировать внешнюю политику герцога Бургундского. "И чтобы лучше приступить к исполнению сказанного, король, похоже, должен сначала
676
Plancher 1781, IV, CCXXXV–CCXXXVI.
На самом деле, Карл VII, какими бы ни были его обиды, мог выступить против Бургундии, только если был бы уверен в проблемах у своих бывших противников. Англия находилась в разгаре гражданской войны: с одной стороны Генрих VI, королева Маргарита Анжуйская и их сын Эдуард, принц Уэльский (партия Красной розы), с другой — Ричард, герцог Йорк [677] , граф Уорик (капитан Кале), лондонский Сити (партия Белой розы). Карл VII, по понятным причинам, поддерживал королеву Маргариту, которая доводилась ему племянницей, и по тем же причинам Филипп Бургундский был на стороне дома Йорков.
677
Отец будущего Эдуарда IV.
15 октября 1459 года ланкастерская партия одержала победу при Ладлоу. 10 июля 1460 года герцог Йорк одержал победу в битве при Нортгемптоне. Но 30 декабря он потерпел поражение и был убит в другом сражении, при Уэйкфилде. Вскоре была предпринята попытка свести вместе Дофина, который был в этом заинтересован, поскольку, в конце концов, его финансовая зависимость от герцога была несколько унизительной, и его отца. 21 марта 1461 года последний, хотя и очень ослабевший, настоял на том, чтобы лично ответить посланнику своего сына, Жану, сеньору де Монтепедон. Он был поражен тем, что Дофин из-за недоверия отказывается встретиться с представителями своего отца. Что! Людовик отказался видеть этих добрых слуг короны, "которые так честно и доблестно трудились в великих делах этого королевства и противостояли проискам старых врагов". Но пусть он успокоится, ведь принцы крови и народ трех сословий любят своего короля и надо полагать, что они ни за что не посоветовали бы ему совершать насильственные действия по отношению к Дофину. Тут же были обрисованы несколько туманные для Дофина перспективы, особенно в Италии: почему бы ему не помочь своему кузену герцогу Калабрийскому против Фердинанда Арагонского? В это время также ходили слухи, что Карл VII, несмотря на Уорика и Филиппа Доброго, попытается отвоевать Кале. Шатлен считал, что французы рассчитывали на смуту в Англии и поэтому продолжали свои маневры относительно Люксембурга. Казалось, со дня на день, они решаться и вторгнутся во владения герцога. Короче говоря, Филипп Добрый серьезно опасался, что попадет "меж двух жерновов" [678] . И все же он не поддавался утверждая: "Мы пока ничего не предпринимаем, но если кто-то нападет на меня, я буду защищаться, а кто захочет меня покорить, тот найдет меня с оружием в руках".
678
Delclos 1981, 354.
В Англии военная удача от ланкастерцев отвернулась и сын Ричарда Йорка, Эдуард, 4 марта 1461 года, был провозглашен королем как Эдуард IV. 23 марта он одержал над противниками решающую победу при Таутоне. Говорили, что знамя Дофина, которое нес Жак д'Эстер, сеньор де Ла Барда, развевалось там в рядах йоркистов. Что касается знамен королевы, то, хоть на них и красовалась надпись Judica me, Deus, et discerne causam meam de gente non sancta (Помоги мне, Господи, и поддержи дело мое против нечестивцев) [679] , этого оказалось недостаточно. Белая роза одолела Красную. Маргарита, ее муж и сын были вынуждены искать убежище в Шотландии, полные решимости продолжать борьбу. Карл VII тоже не унывал и объявил в Нормандии мобилизацию вольных стрелков и арьер-вассалов, а на помощь английской королеве отплыл французский флот с 20.000 (?) человек на борту, включая испанцев и бретонцев, а также контингент графа дю Мэн, дяди Маргариты. Устроив хаос на английском побережье, но понеся большие потери у берегов Корнуолла, экспедиция вернулась во Францию в мае 1461 года. Поскольку Эдуард IV, которого поддерживал Ричард Невилл, граф Уорик ("Создатель королей"), не мог допустить и мысли о заключении мира, считалось, что именно в этот момент "война между Францией и йоркистской Англией казалась неминуемой" [680] , тем более, что Дофин якобы советовал победителю Генриха VI предпринять новое вторжении. Короче говоря, такой конфликт, чреватый тяжелыми последствиями, не был немыслим, особенно учитывая "всеобщую ненависть англичан к французам" [681] и наоборот, точно так же, как могла вспыхнуть война между Францией и Бургундией у которых для этого не было недостатка ни в весомых мотивах, ни во всеобщей враждебности [682] .
679
Ps 43, 1.
680
Calmette et Perinelle 1930, 3.
681
Ilardi et Kendall, 1970–1971, II, 98.
682
Депеша Просперо да Камольи герцогу Миланскому, из Брюгге, 18 июня 1461 года: "Простые люди повсеместно убеждены в неизбежности войны". Но осведомленные люди не верят этому из-за возраста (Карла VII, а также Филиппа Доброго, которым было 58 и 65 лет соответственно). Король вряд ли смог бы одолеть и 10 лиг в доспехах. Ilardi et Kendall 1970–1971, II, 430.
18 июня 1461 года Просперо да Камольи написал из Брюгге Чикко (Франческо) Симонетто, что христианский мир разделен на параллели не в соответствии с космографией Птолемея, а совсем по-другому: с одной стороны, Папа, Дофин, герцоги Бургундский и Миланский, граф Уорик и король Ферранте, а с другой — Карл VII и Генрих VI, король Рене и герцоги Савойский, Калабрийский и Моденский [683] .
Таким образом, в то время международная ситуация для Карла VII была далеко не благоприятной. Филипп Добрый твердо стоял на своем, Дофин делал все, что считал нужным, сближение с домом Ланкастеров, к тому же довольно неопределенное, ник чему не привело, "граф Франциск" [684] , заключивший 6 октября 1460 года союз с наследником французской короны, стал по сути врагом короля, хоть и сохранял видимость лояльности, в Генуе профранцузская партия потерпела поражение, а герцогу Калабрийскому еще многое предстояло сделать, если он хотел изгнать Ферранте Арагонского из "своего" Неаполитанского королевства. "Победоносннейший король Франции", которого герольд Гийом Ревель назвал "непобедимым и торжествующим" [685] , не избежал разочарований, так как не все шло в соответствии с его желаниями. Однако подданных Карла VII, насколько можно об этом судить, не слишком беспокоили всех эти мелкие и крупные международные дела, хитроумные дипломатические комбинации и интриги принцев, они были благодарны королю за то, что он практически завершил войну с англичанами и восстановил порядок и безопасность внутри страны, что стало первым шагом на пути к процветанию.
683
Ilardi et Kendall 1970–1971, 420.
684
Франческо Сфорца.
685
BnF, fr. 22297, f. 1ro. 2 октября 1460 года Карл VII подарил королю Рене 56.000 турских ливров, "чтобы помочь ему нести расходы, издержки и затраты […] на возвращение Неаполитанского королевства" (BnF, fr. 26 086, № 7431).
Болезнь, смерть и похороны
Король всегда беспокоился о своем здоровье. Он ел только два раза в день и пил очень мало вина [686] . Счета показывают, что его аптекари тратили большие суммы на приобретение специй, конфитюров и лекарств. Когда он путешествовал, один сундук из его багажа использовался для хранения хирургических инструментов, другой — для лекарств [687] . В начале 1458 года многие стали задаваться вопросом, не является ли болезнь короля смертельной, несмотря на периоды ремиссии. Его окружение, должно быть, заглядывало еще дольше. Согласно источникам, Карл VII страдал от трех болезней: раны на ноге, возможно, варикозного характера, из-за чего ему приходилось носить специальную обувь, "зашнурованную сзади"; расстройства желудка; абсцесса в деснах и челюстях, от которого он должен был и умереть. Естественно, современники также говорили о отравлении (к этому мы еще вернемся).
686
Chartier 1858, III, 128–129. Анри Боде противопоставляет его Людовику XI, который, как известно, был большим любителем выпить (отсюда и его буйство) и славился отменным аппетитом.
687
AN, KK 51, 60ro.
В одном счете 1459 года говорится о присутствии рядом с королем трех врачей, мэтров Гийома Траверсе, Адама Фюме и Алена Бланше, трех хирургов, мэтров Рено Тьерри, Ива Филиппа и Пьера Малезе, а также аптекаря по имени Жан Руа [688] . К этому списку можно добавить и магистра астрологии Арнуля Десмаре, которого Симон де Фаре считал врачом Карла VII [689] . Как и многие люди того времени, король верил в астрологию, несмотря на негативное отношение к этому Церкви. Если заглянуть в хроники царствования, то можно найти много других имен королевских врачей, таких как Жан Кадар, который, похоже, с 1418 года до своей опалы в 1425 году, играл откровенно политическую роль, и Тома Ле Франк, известный как Грек, которому Карл VII устроил великолепные похороны, когда тот умер в октябре 1456 года. Король купил за 709 ливров 15 су несколько принадлежавших ему книг по медицине, которые затем доверил Гийому Траверсе [690] . Многие из этих людей были священнослужителями с университетским образованием, получавшими немалое вознаграждение, а некоторые за свои заслуги даже были аноблированы. Уже в 1425 году в Напоминании Иоланды Арагонской, Карлу VII рекомендовалось следить за своим "состоянием" и "цветом лица", и следовать советам своих врачей, чтобы лучше посвятить себя "заботам о своем королевстве" и проявить больше решимости в ведении войны [691] . Нельзя сказать, что Карл VII выполнил этот последний пункт, но в целом ему нельзя отказать в том, что он заботился о своем здоровье.
688
AN, KK 51.
689
Phares, 1997, I, 579. В 1450–1451 годах он был астрологом королевы Марии Анжуйской.
690
Du Fresne, VI, 408. Сумма значительная.
691
Boudet 2012, 75.
Заметное увядание короля и его постоянные болезни не могли не повлиять на действия и политические планы всех заинтересованных сторон. Неизбежно распространился слух о скором конце царствования. Дофин давно хотел, чтобы его отец сошел со сцены, и тот прекрасно об этом знал. 4 июля 1460 года миланский посол написал своему господину из Монришара, где король остановился на несколько дней, что последний страдал от непрерывной боли в желудке, сопровождавшейся рвотой, сейчас ему стало лучше, но здоровье остается очень хрупким [692] . В мае 1461 года Франческо Коппони, находившийся в то время в Сент-Омере для участия в очередном собрании Ордена Золотого руна, написал герцогу Милана, что он беседовал с некоторыми астрологами, в том числе с одним прелатом, который был столь же умудренным в науке, сколь и набожным. Последний объявил герцогу Бургундскому, что королю будет угрожать смертельная опасность в течение ближайшего лета и если он ее избежит то, это будет скорее чудом, чем естественным выздоровлением [693] .
692
Ilardi et Kendall 1970–1971, II, 348.
693
Ilardi et Kendall 1970–1971, II, 325.
В депеше герцогу Милана, от 20–21 июля 1461 года из Брюгге, Просперо да Камольи сообщает, что получив свежие новости от шпионов при королевском дворе, что люди из окружения Дофина считают скорую смерть короля неизбежной (говорили о зубной боли, а точнее о нарыве в деснах) и поэтому готовят оружие, как для похода в Иерусалим, и уже распределяют должности королевства.
Жорж Шатлен выдвигает два "теологических" объяснения болезни и смерти короля. Первое заключается в том, что за год до его смерти таинственный отшельник предупредил его, что если Бог вернул ему его королевство, то это для того, чтобы он мог совершить великое дело, другими словами, возглавить крестовый поход. Но он игнорировал это и продолжал жить в удовольствиях и разврате, "посвятив себя греху" и подавая дурной пример своим подданным. Он был озабочен только своими "частными вопросами и ссорами" с герцогом Бургундским по поводу его сына. И вот результат: "Он заболел странной болезнью полости рта, а затем у него возникло подозрение, что его хотят отравить, и отказавшись от приема умер от голода" [694] .
694
Chastellain, IV, 368.
Второе объяснение представлено в рассказе хрониста о последних минутах короля. В апреле 1461 года герцог Бургундский, чтобы выяснить, что происходит при королевском дворе, отправил к Карлу VII еще одно посольство, которое, из-за болезни короля, так и не смогло добиться аудиенции. Два руководителя этого посольства, Жан де Крой и Симон де Лален, вернулись к Филиппу Доброму, так как должны были присутствовать на празднике Ордена Золотого руна. Во Франции остался только рыцарь и доктор права Пьер де Гу и когда Карл VII немного оправился, он представил королю предложение из трех пунктов: 1. Герцог может согласиться выполнять указания короля в отношении Дофина (хотя не уточнялось, какие именно); 2. Будет проведен "день" для рассмотрения проблемы Люксембурга с юридической точки зрения; 3. Состоится "съезд", на котором будут рассмотрены претензии Франции по поводу отказа бургундцев подчиняться правосудию Парламента. На все три пункта Гийом Жувенель от имени короля ответил категорическим отказом. На это бургундский посол взял на себя смелость заявить, что герцог не может быть удовлетворен таким жестким ответом. Тогда король покраснел лицом, встал со своего трона и удалился вместе со своими советниками, тут же кто-то шепнул Пьеру де Гу, что решение объявить войну Бургундии уже принято. Шатлен упоминает о уже подготовленном план военной кампании, согласно которому три армии по 10.000 человек каждая, должны будут одновременно вторгнуться в Бургундию, Люксембург и Пикардию. Хронист подозревает, что некий дурной советник (не названный по имени) убедил короля принять это решение, хотя в глубине души тот оставался сторонником мира. И именно тогда Бог, чтобы избежать этого трагического разрыва, послал Карлу VII болезнь, от которой ему предстояло умереть.
Шатлен сообщает некоторые подробности: бургундские послы заметили, что лицо короля стало одутловатым, а речь несколько бессвязной. Он уже не был прежним человеком. Говорили, что король получил записку с предупреждением о том, что его собираются отравить. Он никому не говорил об этом, но хранил послание в своем дублете или прятал его в букете цветов, а после его смерти оно было обнаружено. Им овладела полная меланхолия. Был даже один случай, когда камердинер стал настаивать на том, чтобы король съел хоть одно из приготовленных блюдо, но тот в порыве гнева бросил ломоть хлеба в голову несчастного слуги, повторяя: "Я лучше умру, чем что-либо съем!". Тщетно приближенные пытались его успокоить. Он продолжал слабеть и Ришар Оливье, епископ Кутанса, предпринял безуспешную попытку заставить его задуматься о спасении своей души. Но вокруг короля по-прежнему толпились хорошенькие женщины, в том числе и Мадам де Шаперон, которых не решались прогнать, потому что он, казалось, получал удовольствие, глядя на них. В конце концов, однако, они были весьма пристойно удалены. Информатор Шатлена утверждает, что во время агонии король очень терзался тем, что против своей воли прислушался к советам сторонников войны [695] . Все это звучит, мягко говоря, неправдоподобно, но следует, однако, отметить, что у короля еще было время отозвать это гипотетическое объявление войны, пока он не лишился речи, и тем самым облегчить свою совесть.
695
Chastellain 1990, 310.