Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Королевские развлечения
Но роль короля не ограничивалась только государственными делами. В идеале в XV веке государь должен был ради славы среди своих подданных и иностранцев сделать придворную жизнь похожей на театральное представление. Здесь неизбежно вспоминаются двор Филиппа Доброго, пышность, окружавшая Аррасский конгресс, пир в честь Клятвы фазана, дворец Риор в Лилле, художники, музыканты, ремесленники и писатели, чьи таланты использовались для прославления этого двора [749] . В несколько меньшей степени, таким же меценатом и покровителем изящных искусств и литературы был и король Рене [750] .
749
Au sein d'une litterature plethorique: Cartellieri 1926; Regnier-Bohler 1995; Gaude-Ferragu, Laurioux et Paviot 2011; Paravicini 2013.
750
Favier 2008; Coulet, Planche et Robin 1982; Robin 1985.
Но с двором Карла VII возникает целая проблема в ее культурных аспектах: существовал ли двор вообще, и если да, то каковы были его структура, составляющие, влияние и роль? Учитывая сравнительно скудную документацию, можно предположить, что в первой половине царствования из-за нехватки финансовых средств эта престижная структура, которая одновременно являлась государственным органом власти, была сведена к минимуму. И все же, читая Напоминание, создается впечатление, что уже существовала тенденция или искушение направленные на определенное раздувание расходов двора. Для их обуздания образцом, предложенном в данном тексте, является двор Людовика Святого, потому что в то время "двор и его штат обеспечивали потребности короля, без излишеств и создания новых должностей" [751] .
751
Boudet 2012, 71.
Не будем забывать, что Карл VII был довольно набожным, что означало не только выслушивание мессы и вечерни, погружение в свой бревиарий или часослов, но и терпеливое выслушивание ряда проповедей, содержание которых, к сожалению, нам неизвестно. Ничто не доказывает, что он был равнодушен к духовной музыке. Мы можем представить, что его ежедневное нахождение в часовне или церкви по месту жительства давало ему возможность передохнуть, поразмышлять о жизни и себе, а также о текущих делах, как малых, так и больших. Однако королевская месса (неизвестно сколько человек на ней присутствовало), вероятно, не имела того статуса, который она приобрела во время Людовика XIV, особенно с того момента, когда в часовне Версальского замка отделанной золотом и мрамором для толпы придворных (мужчин и женщин) были устроены трибуны.
Несомненно, что Карл VII, стремился отмечать все главные религиозные праздники в году. В связи с этим хронисты часто упоминают место, где он праздновал Рождество или Пасху. Важным был также праздник королей 6 января, а также, заведомо мирские, 1 января, день новогодних подарков, и 1 мая, день возрождения природы. Сюда можно добавить и День Святого Валентина, воспетый Карлом Орлеанским в нескольких стихотворениях. Свадьбы родственников и придворных как и крестины их детей также были поводом для празднования. "В это время [1436 год] мадам Дофина приехала из Шотландского королевства во Францию, и это праздновалось в Туре, где был устроен большой пир", — рассказывает Герольд Берри [752] . Большой зал, где проходил ужин в вечер въезда Карла VII в тот же город несколькими днями ранее, был, по словам Жана Шартье, "весь увешан большими и малыми гобеленами". На следующий день гармоничная музыка сопровождала брачное благословение, на котором присутствовал и король, но, что любопытно, в простом дорожном костюме. Однако это не относилось ни к Дофину, ни к королеве, которая, как известно, была одета в бархатное платье, расшитое крупными золотыми и серебряными листьями. На ужине гостям играли на трубах, рожках и лютнях [753] . Книга Почести двора (Les Honneurs de la Cour), написанная бургундской писательницей Элеонорой де Пуатье несколько позже, дает некоторое представление об придворном этикете, основанном на старшинстве, который использовался и при французском дворе. Гораздо больше мы могли бы узнать по этому вопросу, если бы сохранилась книга Grand Livre, принадлежавшая Жанне д'Аркур, графине Намюрской, которая, несомненно, была написана во время царствования Карла VI [754] . Хотя при дворе Карла VII служили псарь, егерь [755] и сокольничий [756] , он не часто выезжал на большие охоты с гончими и соколами, видимо это было не в его вкусе, в отличие от Агнессы Сорель, если верить одному или двум сохранившимся ее письмам. Это резко контрастирует с Людовиком XI, который был фанатом этого вида спорта.
752
Berry 1979, 180.
753
Chartier 1858, II, 229–232.
754
Poitiers 1996.
755
Например, с 1451 по 1457 год Жан Соро, сеньор де Сен-Жеран, родственник Агнессы Сорель.
756
В конце царствования Жорж де Ла Шатр.
Хроники сходятся в том, что 1444–1447 годы были очень специфическим периодом царствования, когда французский двор находясь в Нанси, Шалоне, Разилли (довольно скромном замке, расположенном недалеко от Шинона) и Туре пытался соперничать в пышности с бургундским двором. Рассмотрим случай с Нанси, где король проживал без перерыва с конца сентября 1444 года до конца апреля 1445 года. Наряду с военной и дипломатической деятельностью, там много времени было посвящено всевозможным развлечениям, балам (программа одного из них сохранилась, благодаря Иоанну, графу Ангулемскому, наконец-то вернувшемуся на родину после вынужденного 33-летнего пребывания в Англии) и, прежде всего, рыцарским турнирам. "Радоваться, сражаться и устраивать турниры, флиртовать, охотиться, танцевать и пировать" — таковы были "забавы" двора в то время. Гийом Лезер в своем пространном рассказе повествует о том, как его господин Гастон IV, граф де Фуа, молодой человек лет двадцати, не желая оставаться в бездействии в то время, когда заключенное с Англией перемирие препятствовало любым военным подвигам, узнав, что король собирается в Нанси, "где должны были находиться все принцы и дворяне Франции", и что было объявлено "о рыцарских поединках для всех желающих, решил принять в них участие". С этой целью он пересек всю Францию в сопровождении обоза, который хронист считает очень впечатляющим. В восторженном, даже гиперболическом описании Гийома Лезера акцент сделан на роскоши костюмов как графа, так и его свиты, состоящей из прелатов, баронов, рыцарей, оруженосцев, пажей "и целого легиона благородных людей", каждый из которых пытался как-то выделиться, на красоту и породистость коней, на звуки горнов и труб, сопровождавших кавалькаду, на ловкость и сноровку всадников, на золотую и серебряную посуду на многочисленных пирах и вечеринках. "И действительно, над всеми другими принцами двора вышеупомянутый принц торжествовал как тем, что содержал большой и прекрасный дом, открытый для всех желающих в любом количестве, так и тем, что ежедневно появлялся в очень богатых и роскошных одеждах". Все это происходило в атмосфере конкуренции с другими не менее знатными людьми, ради "чести и славы". Гийом Лезер также рассказывает о состоявшемся браке по доверенности между Генрихом VI, королем Англии, которого представлял граф Саффолк, и Маргаритой, дочерью короля Рене: "Бракосочетание стало большим и знатным празднеством, которое продолжалось восемь дней". На этом празднике, "ради любви к дамам", король Рене и Луи де Люксембург, граф де Сен-Поль, устроили рыцарский турнир. Главным участником стал "благороднейший и победоноснейший король Франции Карл", восседавший на красивом и мощном жеребце, покрытом чепраком бело-зелено-красных цветов и украшенном маленькими золотыми солнцами (как мы знаем, солнце было частью личной королевской эмблемы). Первый поединок произошел между двумя королями, Карлом и Рене, преломившими (как видимо и было задумано) по три копья, которые, надо полагать, были довольно легкими. После чего Карл VII, снял доспехи, облачился в длинную мантию из зеленого бархата и отправился на дамскую трибуну, где расположились две королевы [757] , Дофина Маргарита Шотландская и Мария Бурбонская, герцогиня Калабрийская, и где короля ожидало кресло, покрытое золотой тканью. Сам турнир состоял из поединков между членами двух команд, возглавлявшимися графами де Сен-Поль и де Фуа, которых судьи, посовещавшись с дамами и объявили победителями. Эти мероприятия, которые мы бы назвали спортивными соревнованиями, предназначенные для "веселого времяпрепровождения", сопровождались и другими развлечениями, о которых мало что известно: так, некий Гийом дю Буа, известный как Виллекен, в июне 1446 года, получил от короля вознаграждение в размере чуть более 20 ливров, за то что продемонстрировал "проход через опасную скалу" (или "пещеру драконьей пасти"), "как перед королем в Разилле близ Шинона, так и перед королем Сицилии в Сомюре, и во время этого он отпускал забавные шутки" [758] . Хотелось бы узнать поподробнее, что это было на самом деле.
757
Мария Анжуйская и Изабелла Лотарингская.
758
Leseur 1893–1896, I, 194, en note.
По крайней мере, один раз в Туре Карл VII присутствовал на мистерии, посвященной его далекому предшественнику "Святому Карлу Великому", которую устроил священник Этьен Шено [759] . В ноябре 1450 года, когда новый герцог Бретонский Пьер II приехал для принесения оммажа Карлу VII, жившему в то время в Монбазоне, там состоялись "рыцарские поединки и другие увеселения" [760] . В 1455 году для короля были подготовлены латные доспехи, которые он надел, чтобы участвовать в бугурте (рыцарский турнир, в ходе которого две группы рыцарей, вооружённых затупленным оружием сражались друг против друга).
759
Du Fresne, VI, 400.
760
Chartier 1858, II, 249.
Мы снова встречаем графа де Фуа по случаю пира 22 декабря 1457 года, устроенного для послов Ладислава, короля Богемии и Венгрии, которым было поручено привести своему господину его невесту, принцессу Мадлен Французскую.
В это время король был тяжело болен, но, тем не менее, он настоял на том, чтобы его знатных гостей как следует попотчевали. Пир, состоявшийся в "прекрасном и большом" зале аббатства Сен-Жюльен в Туре [761] , был "настолько пышным, роскошным и обильным, что мы не помним, чтобы когда-либо в королевстве Франция было устроено, что-либо подобное". Говорили, что его стоимость превысила 10.000 экю. Меню этого пира было составлено по сборнику кулинарных рецептов Le Viandier повара королевского двора Гийома Тиреля, известного как Тайеван. Говорили о двенадцати больших столах, каждый длиной 7 локтей и шириной 2,5 локтя, а также о смене семи блюд, за которыми последовали семь десертов. Посольство было исключительно большим: 150 человек из Венгрии, Германии, Богемии и Люксембурга. А столовая посуда была исключительно серебряной. Графы де Фуа, де Дюнуа и де Ла Марш, а также Пьер де Брезе, Великий сенешаль Нормандии, выполняли обязанности распорядителей пира. Во время десертов танцоры исполняли танцы в беарнском и мавританском стиле. После четвертой перемены блюд в зал внесли живого павлина усаженного на декоративный корабль. На шее птицы висел герб Марии Анжуйской, а неф корабля украшали гербы дам и фрейлин королевы. На этом павлине один австрийский рыцарь дал галантную клятву мадемуазель де Вилькье, а венгерский рыцарь сделал тоже самое в отношении мадемуазель де Шатобриан. Было ли это просто демонстрацией благородной вежливости или ссылкой на Клятву фазана, данную в Лилле в 1454 году с целью возрождения крестового похода? Так или иначе, брак Ладислава и Мадлен в принципе был частью плана борьбы с турками, в которой Карлу VII было предложено принять участие [762] . Для пирующих был организован целый концерт певцов и органистов располагавшихся на специальном помосте. Предусматривалось проведение через восемнадцать дней и рыцарского турнира, но его пришлось отменить из-за известия о смерти короля Ладислава. Граф де Фуа выделил 200 экю, которые должны были быть разделены между гербовыми королями Венгрии, Богемии, Бургундии, Бретани, а также трубачами и другими менестрелями [763] , что стало неслыханной щедростью. Гербовые короли и герольды присутствовали при французском дворе точно так же, как и при других европейских дворах, поскольку это было общепринятое явление, пик которого пришелся как раз на середину и вторую половину XV века.761
Chevalier 1972.
762
Chastellain, III, 368–377.
763
Esquerier 1895, 79–83.
Судебный процесс над герцогом Алансонским в Вандоме в 1458 году, являвшийся исключительно политическим актом, был также призван продемонстрировать величие короля.
Король, литература и искусство: второстепенная проблема
Получив в молодости солидное образование, Карл VII в зрелом возрасте был по меркам того времени культурным человеком, владевшим не только французским языком, но и латынью. Лучшим свидетельством этого, является предисловие к переводу трактата О первой Пунической войне (De bello punico primo) итальянского гуманиста Леонардо Бруни Аретинского, который Жан Ле Бег, клерк Счетной палаты, преподнес королю в 1445 году. Жан Ле Бег просит его извинить, за то что он осмелился перевести эту книгу на французский язык, хотя прекрасно знал, что король с детства был "прекрасно обучен латыни и риторическому чтению, так что мог прочитать и понять любое написанное на этом языке сочинение", но хорошо известно, что при дворах государей и сеньоров книги на французском языке ценятся гораздо больше, чем книги на латыни [764] и поэтому преподнесенная королю книга станет известна и его придворным, что обеспечит ее популярность. Карл VII любил прекрасно иллюминированные книги, хотя почти ни одна из тех, которыми он владел, не сохранилась. Ноэль де Фрибуа получил крупную сумму за свой труд Свод французских хроник (Abrege des croniques de France), оформленный как прекрасный фолиант (малиновый бархатный переплет с позолоченными серебряными застежками с гербом Франции) [765] . В канун нового 1454 года Пьер де Жанайяк, отвечавший за финансирование двора, потратил 275 турских ливров (200 экю) на приобретение для короля "трех прекрасно иллюминированных книги, повествующих о Евангелисте Марке, Семи римских мудрецах и Жизни римлян" [766] (темы, которые в то время были довольно широко распространены). 25 января 1457 года Франческо Сфорца сообщил Карлу VII, что он поручил своему послу Тебальди преподнести королю два трактата по медицине, написанные врачом Фомой Греком. Депеша посла своему господину, датированная 14 февраля в Лионе, свидетельствует о том, что подарок был вручен и что король принял его милостиво, пожелав просмотреть иллюстрации и ознакомиться с некоторыми отрывками [767] . Некоторые писатели осмеливались посвящать королю свои произведения, так 1 января 1459 года монах-бенедиктинец Жан Кастель [768] преподнес королю "пергаментный свиток с похвалой Богоматери написанной в рифму". Тогда же мэтр Жан Домер, "хронист", подарил королю "небольшой свиток, с прекрасными стихами на латыни в которых были упомянуты некоторые события, произошедшие в прошлом в этом королевстве" [769] . Чтение было для Карла VII формой "отдыха" и "развлечения", а также источником знаний и назиданий.
764
BnF, fr. 23085, f. 1vo, cite par Vanderjagt 1981, 13.
765
Fribois 2006.
766
BnF, fr. 10371, f. 38vo.
767
Ilardi et Kendall 1970–1971, I, 259–261.
768
Он был внуком Кристины Пизанской.
769
Du Fresne, VI, 405–406.
Повседневный быт короля не был лишен определенной эстетики (во время его путешествий в домах, где он останавливался, стены комнат завешивались гобеленами. В счетах королевского двора упоминаются имена некоторых художников: голландца Конрада де Вайкопа, Якоба де Литтемона, возможного автора эскиза на картоне впечатляющего гобелена (1450-е годы), часть которого сохранилась, а также Жана Фуке, который не только написал блестящий портрет Карла VII (время и место создания неизвестны из-за отсутствия письменных источников), но и иллюминировал для короля копию Больших французских хроник, само содержание которых должно было представлять большой интерес для монарха, поскольку это была история его предшественников, от истоков до его деда Карла V. На книжных миниатюрах изображены сцены войны, коронации, королевских похорон и свадеб, а также въезд королевских особ в добрые города. Встреча Карла V и императора Карла IV в 1378 году изображена на нескольких миниатюрах. Не обойдена вниманием и церемония, во время которой Карл V вручил Бертрану Дю Геклену меч коннетабля Франции. Художник явно хотел отразить помпезность королевской власти, что могло лишь напоминать Карлу VII о важности этого аспекта [770] . Миниатюры Фуке, по-своему, дают урок политики, хотя и предназначенный для узкого круга лиц.
770
BnF, fr 6465. Voir Avril, Gousset et Guenee 1987.
Карл VII не был покровителем искусств, как его великий двоюродный дед Иоанн Беррийский, но явно интересовался живописью и литературой. Скорее всего это было частью его имиджа. Во время своих путешествий он наслаждался пейзажами, которые встречались на его пути, в то время как Людовик XI был к таким вещам в общем-то равнодушен. Конечно, Франция того времени совсем не была похожа на Рим Николая V или Флоренцию Лоренцо Медичи, но с Англией Генриха VI могла быть вполне сопоставима.
Даже во второй половине своего царствования, в период, когда финансовые поступления стали обильными и регулярными, Карл VII не имел двора, достойного потомка королевского дома Франции. Он не основывал рыцарских орденов, как Филипп Добрый (Орден Золотого руна) и король Рене (Орден Полумесяца). Празднества в Нанси и Шалоне были результатом не столько его собственной инициативы, сколько давления со стороны его окружения, которому он пошел на уступки. Он не был королем-строителем, несмотря на то, что есть сведения о некоторых работах в Меэн-сюр-Йевр, Лез-Монтиль, Монтаржи, Лузиньяне и даже в тех частных резиденциях, где он любил останавливаться (Буа-сюр-Аме, Лез-Рош-Траншелон, Разилли). Для него важнее было обеспечить безопасность королевства (постройка замков в Бордо, Даксе, Сен-Север и Байонне, так как Гиень была проблемным завоеванием, учитывая умонастроения ее жителей). При нем не было создано ни нового Венсенского замка, ни нового Лувра, ни нового Сен-Жермен-ан-Ле.
Стоит ли удивляться такой осмотрительности или такому выбору, которые можно объяснить его характером, постоянным страхом перед заговорами и угрозами, которыми, по его мнению, было окружено его королевство, и мыслью о том, что ему не нужны все эти великолепные строения, которые прельщали людей менее высокого ранга?
Карл VII на протяжении большей части своего царствования был далеко не той марионеткой, с которой его часто сравнивали, интеллектуально и физически слабым человеком, неотзывчивым и апатичным, но показал себя достойным своего поста, настойчивым и умелым политиком. Проще говоря, он поднялся на вершину успеха. Он не оплошал и выполнив миссию, которую ожидали от него его подданные, как великие так и малые. Он не был праздным Ленивым королем, как последние представители династии Меровингов. И как говорит Шатлен, в конце концов он, хоть и не без труда, победил "умом и оружием".