Каролина

Переступаю порог, прикрываю за собой дверь и тут же иду к нужному мне стеллажу. Отодвигаю стеклянную преграду и с ужасом смотрю на корешок, изрисованный золотом. Протягиваю к нему руку и вижу, как пальцы трясутся. Что-то внутри, то ли интуиция, то ли что-то другое отговаривает меня это делать, но я касаюсь корешка… не вытаскиваю книгу, потому что это не книга.

Воспоминания о мужчине, который открывал секретный ход, настолько неожиданно напрыгивают на меня, что я вскрикиваю.

Высокий и широкоплечий, он тянет ко мне руку, а второй толкает книгу вперед до упора, и шкаф открывается. А я в воспоминании плачу и пытаюсь вырваться. Видение пропадает, и я глубоко втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы.

Мне было там плохо, больно и страшно.

Я была ребенком.

– Нет дороги назад, – говорю я сама себе и толкаю книгу вперед, она проваливается.

Что-то щелкает.

Стеллаж начинает отъезжать с тихим скрипом, и вот уже спустя несколько секунд я смотрю в темный проем. Там-то и прячутся призраки моей прошлой жизни. Собираю волю в кулак, оставляю страх за пределами тьмы и переступаю порог. Глаза немного привыкают к темноте, и первое, что я вижу – низкий круглый столик и масляная лампа. Подхожу и зажигаю ее, словно делала это сотни раз. А я делала и видела, как ее зажигали.

Когда огонь освещает окружающее пространство, у меня из глаз во всю текут слезы. Едва сдерживая рыдания, стараюсь успокоить неугомонное сердце.

Комната маленькая, на одной стене прикручены полки, на них стоят и лежат книги, соединенные толстыми паутинами и покрытые слоем пыли. Тут давно никого не было.

Возле круглого деревянного столика расположена потертая табуретка. Держа в руке лампу, я с ужасом медленно поворачиваюсь назад. Освещаю противоположную стену. Там нет никаких полок и книг, там стоит детский гроб с открытой крышкой. Крышка исцарапана изнутри.

Воспоминания легкими колючими от холода волнами накатывают на меня.

Я лежала в этом гробу. Более того, его поставили здесь ради меня. Мужчина, который закрывал меня здесь… Пытаюсь вспомнить, как он выглядел, но разум противится. Отрываю ноги от пола и медленно иду к гробу. Слышу свои детские крики, мне несколько раз прищемили пальцы крышкой. На ней есть три дырки, слишком маленькие, чтобы туда попадал свет, но достаточные, чтобы я могла дышать.

Я знаю, за что меня там закрывали, за мой дар. Я с ним родилась.

Понимаю, что нужно уходить, но воспоминания тонкой струйкой просачиваются в разум, и я не могу оттолкнуть их сейчас.

Другого шанса не будет.

Превозмогаю детский ужас, касаюсь гроба и прикрываю глаза. Концентрируюсь и вижу картинку. Часто мы были тут не вдвоем. Иногда мужчина приводил с собой двух мальчишек на несколько лет старше меня. Он учил их, как и насколько закрывать гроб, чтобы я становилась более податливой и послушной. Чтобы я использовала дар для их блага. Мальчишкам это нравилось. Я слышала их издевательский смех и оскорбления. Лица разглядеть не могу. Пытаюсь. Никак не получается. Возможно, я не готова посмотреть своему страху в глаза, широко распахнув веки.

Они продолжают смеяться, даже когда крышка опускается, прищемив мне пальцы. Я лежу на спине и истерически рыдаю. Воздуха становится все меньше и меньше. Бьюсь о крышку, прошу, чтобы меня выпустили, но этого никто не делает. А потом, когда силы кончаются, слез не остается, а голос сорван, гроб открывают, и я делаю то, что нужно.

Открываю глаза, и меня озаряет. Эти мальчишки его сыновья. Люк, Сэм и их отец. Они истязали меня, а потом отдали на ферму.

– Чтобы я все забыла, а потом вернулась в качестве управляемой Каролины.

Тошнота подступает к горлу, и я пячусь от гроба. Меня трясет.

Повернуться к гробу спиной оказывается то еще испытание. Кажется, что сейчас оттуда появится костяная рука и утащит меня обратно. Но теперь становится понятна причина моего дискомфорта в закрытых комнатах. Все из-за семьи Люка. Эти ублюдки пытали меня, издевались. Ненавижу.

Подхожу к полке с книгами. Отгоняю прочь паука и беру первую попавшуюся. Внутри какие-то цифры, они не открывают в воспоминаниях ни одну дверь. Просматриваю книги, открываю листаю. Есть тут вычурная тетрадь. Открыв ее, понимаю, что это что-то вроде древа семьи, владеющей Салемом. Тут прописаны годы и имена, почти везде под именами стоят даты рождения и смерти. Описания уходов из жизни. Кто-то умер в нападении на город, кто-то был отравлен. На последней заполненной странице в ее главе стоит два имени Реба и Хьюго Куин, от их имен идет две линии – Сэмюэль Куин и Люк Куин. Но от Хьюго отходит еще одна линия и там написано Эшли, без фамилии, с датой рождения, а в скобках подписано – побочный ребенок от Оливии Роджерс.

– Оливия, – произношу я, и книга выпадает из рук.

Оливия, моя мама. Я помню ее, она работала в магазине мороженого и чая. В тот день я бежала к ней. Хотела рассказать, что со мной делал отец, и что он хотел отослать меня куда-то далеко-далеко. Я бежала в магазин и верила, что мама спасет. Она действительно меня любила и даже не подозревала, что делал со мной отец, а он обещал, что сделает больно маме, если я проговорюсь.

– Мама.

Колени подгибаются, а голова раскалывается на две части. Возвращаю лампу на стол и выкручиваю вентель. Свет гаснет, тут же покидаю место моего детского ада.

Не видя дороги, выбегаю из кабинета и тут же останавливаюсь.

Вот черт!

В коридоре стоит Крис. Прислонившись спиной к стене, он согнул ногу в колене и прижал пятку к стене.

– Люк попросил меня проверить, где ты, – говорит он и отлепляет спину от опоры.

Сейчас я не готова к схватке, но, вероятно, у меня нет выбора.

В голове молотом наковальни бьется ужасная мысль. Мой отец истязал меня. Мой папа.

Знаю, что у меня есть все шансы одолеть Криса, но пока он не вступил в схватку, спрашиваю:

– Как давно ты знаешь Люка?

Крис прищуривается.

– С детства, – отвечает он и продолжает медленно ко мне приближаться.

Отступаю и беглым взглядом ищу что-нибудь, что поможет мне защититься.

– Как праздник? – спрашиваю я.

– В разгаре, вот только тебя там нет. Что ты тут делаешь?

– Решила вернуться домой, голова заболела.

Он мне не верит. По глазам вижу – не верит.

– Кто ты, твою мать, такая? – спрашивает Крис и, не дожидаясь ответа, бросается на меня.

Наши тренировки только мешают мне. Он знает, как я поступлю в тот или иной момент. Все мои выпады Крис отбивает. Толкает меня, и я врезаюсь плечом в стену. Он пытается схватить меня за руку, но я ставлю ему подножку, он падает. Перепрыгнув Криса, бегу в сторону выхода из дома. В последнее мгновение он хватает меня за щиколотку, и я лечу на пол. Успеваю подставить руки и отбиваю ладони напрочь. Стону и пинаю Криса, не знаю, куда приходится удар, но слышу ответный стон. Он не отпускает меня, и в итоге сворачивает так, что я стою перед ним с неестественно и болезненно вывернутой рукой позади себя.