Кайкки лоппи

На самом деле стармех был очень рад, что встретил здесь Юру, с которым уже достаточно давно однажды довелось работать вместе, Эфрена, кормившего его на прошлом контракте, а также Пашку. Последний был вообще земляк, да не просто земляк, а с родной школы, только на пару классов помладше. Пока он уминал за обе щеки сушеную рыбу с серыми лепешками, народ продолжал смотреть на него, как на Деда Мороза.

— Что, ребята, хотите узнать, как там на воле? — спросил он, выпил воды из поднесенной баночки и добавил. — Валить надо отсюда. Чем скорее, тем лучше. Можно, конечно, подождать, пока всех нас, простите — вас, выкупят, но это вовсе не обязательно.

— Как же нам отсюда выбраться, если мы даже понятия не имеем, куда ехать? — спросил старпом, но по интонации вопроса было понятно, что это не играло никакой роли.

— Я вам все обрисую, что углядел. Если никто не будет руководствоваться ССП (человеческим), то выберемся, обязательно выберемся, — сказал Джон. — Судну здесь не развернуться, придется рулить задом. Метров тридцать — пятьдесят, потом начинается море. С точки зрения штурманов — это возможно?

— Вполне. Важно другое.

— И я тебе отвечу, — кивнул головой Джон. — На судне сейчас тихо и пустынно. Негры, как правило, предпочитают валяться под открытым небом на каких-нибудь коробках. Надо взять в оборот всех, кто в надстройке. Они не ждут никаких активных действий. Потом по тоннелю пробраться на бак. Напасть одновременно с двух сторон на тех, что на главной палубе. Завести главный двигатель — и уехать, к чертовой бабушке.

— Оружие? — спросил Юра.

— Добыть здесь, сколько возможно.

— Когда? — нахмурил брови, собрав складки на лбу, Паша. По внешнему виду он теперь становился братом-близнецом Кинг-Конга.

— Завтра ночью. Сегодня уже половина ночи миновала. Да надо, вдобавок, продумать некоторые маршруты, чтобы потом не метаться зазря. Урчеллы не подведут?

— Ты же сам знаешь, какие они бывают буйные, — сказал старпом. — Там в ящике их земляк лежит, совсем еще сопляк. Они теперь на все готовы, чтобы за парнишку отомстить.

— Что с мастером? Как дед? — теперь настала очередь Джона задавать вопросы.

— Дед — ничего, только буржуй он. Может не вписаться в общую картину. Ну, а мастер, — Пашка посмотрел по сторонам. — Короче, Нема у нас капитанит.

— Опа, красавец! — будто бы даже приятно удивился Джон. — Эх, сюда бы еще наших сволочей: Ван Дер Плааса и Налима Иваныча! Прелестно, прелестно. Говорят, когда судно тонет, капитаны не спасаются, не дают им такого права. «Меконг» тоже в некотором роде утонул.

Он еще что-то хотел сказать, но тут вмешался в разговоры дед Питер Баас.

— На мой счет можете не беспокоиться. Больше такого, как в первый день, не повторится, — заговорил тот. — Я вам пригожусь. Вот только Номенсен меня смущает. Он может все испортить. Лучше его не освобождать, пусть посидит взаперти.

Пашка, Юра и Джон переглянулись.

— Я тут подумал немного, — продолжил Питер. — В книге пророка Иезекиля в Ветхом Завете есть такое место, где Господь Бог Саваоф объясняет праведнику, что тому придется претерпеть, чтобы искупить грехи рода Израилева. Много всего неприятного: лежать на одном боку многие дни, потом на другом еще больше, очень скромно питаться, жарить себе лепешки из специально отобранных зерен на человеческом кале и тому подобное. «Ой», — взмолился тогда Иезекиль. — «Я же никогда не грешил! Не притрагивался к нечистой пище. За что же мне лепешки на человеческом кале?» Всевышний чуть смилостивился, заменив кал коровьим навозом. На том и порешили.

Баас задумался, уставившись в одну точку.

— И? — прервал паузу Юра.

— Почему за грехи всех отвечают праведники? Они же почти безгрешны. Почему они страдают за других, которые вели себя мерзко? Почему Номенсен не может есть лепешки на людском либо коровьем помете? — вопрошал Питер.

— Как это — не может? — удивился второй механик. — Очень даже запросто. Бывало, породистому соседскому коту кончик хвоста плоскогубцами зажмешь, он не только лук репчатый, но и мыло начинал есть. Так и Нема в случае чего. Другое дело, что все это будет неискренне. Будет давиться какашками и ненавидеть всех лютой ненавистью. Праведник же станет заниматься этим от любви к ближнему. Вот тебе и разница! Что Богу-то важно? Правда важна. Истина. Ибо Бог и есть Истина.

— Так я не понял, — сказал Пашка. — Нему тоже валим? Или как?

— Вскрытие покажет, — ответил Джон. — Сначала нужно разобраться с нашими черными друзьями. Паля, ты случаем у себя в морской пехоте Ксенофонта не изучал?

— Это, тот, что провел свои десять тысяч римлян сквозь миллион километров и миллиард врагов почти без потерь? — кивнул старпом. — Нет, увы. Это в академиях генштаба учат. Что характерно: учат и критикуют. Ксенофонт, имя которого передается из века в век, и обличающий его генерал Гуторов, известность коего не обсуждается за отсутствием таковой. Впрочем, ладно — завтра я проберусь в рубку, вы снизу пойдете мне навстречу. Джон, Юра, боцман — и все, больше никого, чтоб не шуметь. Бить трубами по голове, даже если негры в кроватях спят. Выстрелов избегать. Пленных не брать. Оружие изымать.

— Ты на мостике справишься? — спросил Джон. — Может, деда возьмешь на подстраховку?

— Ага, потенциального заложника, — ответил Пашка. — Постараюсь справиться один. Самый опасный — это араб. Он ведь, подлец, почувствует, что дело не уха. Значит, действовать придется быстро. Живет он, поди, в каюте капитана. Ладно, чего гадать — все по обстоятельствам.

— Итак, дед, мы и будем теми праведниками, которым придется хлебать дерьмо ложками, — сказал Юра. — Готов?

Питер очень серьезно оглядел всех заговорщиков, будто запоминая каждого в лицо, потом изрек:

— Да.

Второй механик хмыкнул и добавил:

— Только без душевного трепета и интернационального пацифизма. Ту мерзость, что сейчас пробралась на «Меконг», мы будем уничтожать. Ни больше, ни меньше. Лишь тех, кто нам мешает. Потому что они — зло. И дорогу эту выбрали сами.

— Был такой мудрый писатель в Советском Союзе, еврей, как водится, — тоже обращаясь к Баасу, сказал Пашка. — Звали его Сергей Снегов. Родился он еще до так называемой «революции» в 1910 году в Одессе. Широко и академически образованным пошел он в ГУЛАГ в 36 году. Вернулся спустя без малого двадцать лет. Его книги, фантастика в основном — кладезь мудрости, куда там Станиславу Лему! Он как-то написал: «Быть злым к злому — тоже доброта». К этим словам просто добавить нечего!

Когда все разлеглись по своим гнездам отсыпаться перед решительными событиями, Джон почему-то начал вспоминать события давно минувших дней и совсем недавние. Брошенный на берегу катер не вызывал беспокойства: если кто из негров и найдет, попытается тайно себе присвоить. В итоге самый сильный из них разживется новой лодкой, нимало не смущаясь, как море ее аккуратно выбросило к берегу, даже спустив при этом якорь.

— Паля! — внезапно сказал он шепотом. — Ты Ромуальда помнишь?