Каждый раз наедине с тобой

— Тогда зачем ты приехала?

Пытаюсь вспомнить предложенную Дьюком сказку о моём появлении в этом «Литл Спрингс».

— Я решила прогуляться, и…

— Чтобы просто прогуляться, так далеко не забираются. Те, кто сюда приезжает, имеет очень глубокую потребность в уединении. Они обычно оставляют что-то позади, как я или Харрисон.

У меня округляются глаза, когда слышу его имя, произнесённое в манере отвлечённой спонтанности.

— Вы знаете кто…

В ответ Майя открывает ящик и достаёт книгу. Это одно из первых изданий «Карточного домика», с напечатанным на обороте фото автора. Я задерживаюсь взглядом на лице Харрисона. Он такой молодой и непохожий на себя сегодняшнего. И всё же выглядит одинаково: уже тогда имел жгучий взгляд, а губы, кажется, готовы говорить на языке сарказма. Тот Харрисон был ростком нынешнего, с короткой стрижкой, без бороды и без могучих плеч, но всё такой же грубый мыслитель, не джентльмен — первый эскиз сумасшедшего.

Неожиданно, я узнаю больше и о Люси. Понимаю это из сохранённого Майей романа. «Карточный домик» — это история краха того, что казалось идеальной американской семьёй, пока не заболевает младшая дочь, обожаемая всеми. Девочка страдает от тяжёлой умственной отсталости. Это трагическое событие объединяет всех родственников, но в неверном направлении. По сути в развитии сюжета как родители, так и братья, вплоть до дедушек и бабушек — это циничные карикатуры бесчеловечного общества. Они делают всё возможное, чтобы освободиться от бремени в виде маленькой девочки; вначале перекладывают заботы с одного на другого, а затем пачкают себя непростительной виной причинения ей смерти. Тем не менее, фигура Ванессы, несмотря что она ребёнок и жертва, доминирует над всеми персонажами с почти божественной внутренней силой.

Не думаю, что Люси когда-нибудь была оставлена в одиночестве перед открытым окном, в надежде, что прыгнет вниз, стремясь догнать бабочек, мыльные пузыри или лучики света. Но я чувствую, что ум Люси был таким же чистым, как у детей, которые никогда не взрослеют. На фото её взгляд похож на тот, какой я представляла у Ванессы. Своего рода ангельский, оторванный от земных вещей.

Мне хочется разреветься, и я стараюсь не встречаться взглядом с Майей. Я тоже чувствовала себя как Ванесса: моя семья пыталась меня убить. Да, убить можно по-разному, и слова могут стать не менее острым оружием, чем ножи.

Но мне хочется плакать и по другой причине — почему Харрисон, способный написать такие пронзительные истории, мертвее Ванессы и Люси. Я приехала сюда из-за него и обнаружила труп. Нет, на самом деле — зомби.

— Он не знает, что я его узнала — признаётся Майя, прерывая мои грустные мысли. — И я притворяюсь, что имею дело с неким Уэйном. Так же как он делает вид, что ничего не понял о моей жизни. Мы уважаем друг друга по-своему. В любом случае… если ты приехала сюда воспользуйся!

— Чем?

— Свободой. Воздухом. Физической усталостью. Отрешением от своих привычек. Иногда хорошо отключиться. Полезно перерезать верёвку. И если мост, который хорошо ли, плохо ли, но продержался шесть лет, а рухнуть решил прямо сейчас, то поблагодари его!

К сожалению, я просто не могу быть великодушной. На обратном пути наступила моя очередь идти быстрее. Полагаю, мой шаг ускоряет ярость. Когда Майя оставила меня одну в комнате, я услышала в свой адрес шутку Дьюка: «Да кому эта херня нужна! Ради всего святого, ты её видела?»

В его тоне звучало презрение, и я поспешила удалиться от двери, чтобы не слышать других комментариев. Не то, чтобы ожидала панегирик моей красоты (прекрасно знаю, что Харрисон думает обо мне и моём присутствии под его крышей), но в любом случае меня обожгло.

Воспоминание о милых и печальных фото Люси, моей нежной и грустной юности, о Ванессе, которая прыгнула из окна и разбилась на миллион частей, а также дождь, падающий легко, как мокрая пыль, и моё положение заключённой у того, кто никогда не хотел бы брать меня в плен и был бы счастливее, сбросив обратно в озеро — всё это делает меня меланхоличной.

— Эй! — слышу голос Харрисона за спиной, но решаю его игнорировать. — Остановись.

Мысленно посылаю его на х… и ещё быстрее прибавляю шаг.

— Леонора, твою мать, стой!

Предполагаю, усилия, потраченные чтобы вспомнить моё имя, заслуживают некоторого внимания.

Оборачиваюсь: Харрисон направил в мою сторону ружьё и смотрит серьёзно, почти угрожающе.

— Что…

— Двигайся медленно и возьми Принца за ошейник, — негромко приказал он.

Непонимающе смотрю на него, но решительный тон заставляет его послушаться, не задавая вопросов. Шагаю медленнее, чем астронавт по Луне и крепко держу Принца за тонкую плетёную верёвку, завязанную на шее. Потом смотрю туда, куда смотрит Харрисон.

Перед нами на расстоянии десяти метров стоит койот. Он неотрывно на нас смотрит и стоит неподвижно, как статуя из янтаря. По размерам меньше волка, но что странно, выглядит более устрашающе. Быть может потому, что я никогда в жизни не видела живого волка, тогда как койот передо мной — живая плоть, кости и зубы. Инстинктивно отодвигаюсь назад в сторону Дьюка, а он, наоборот, немного двигается вперёд. В моей голове скачет миллион вопросов. Среди которых самые главные связаны с выживанием: койоты передвигаются стаей? Нападут ли они со всех сторон? Начнут с меня или Принца?

— Сейчас я пошумлю, — говорит мне Харрисон. Потом стреляет в воздух.

Несмотря на предупреждение, выстрел меня пугает. К счастью, пугается и койот и убегает словно заяц.

Когда он уже далеко, осознаю, что я затаила дыхание. Сипло вдыхаю воздух, как будто вынырнула из воды.

Только сейчас понимаю, как близко приблизилась к Харрисону, почти прячусь за его спиной. Ещё немного и превращусь в огромную человеческую марку. Какая храбрая женщина! Могу собой гордиться. Даже Принц выглядит менее напуганным.

Я отпрыгиваю назад, словно тело мужчины обжигает.

— Появятся и другие?

— Я так не думаю, но лучше поспешить.

Он ускоряется на самом деле и вновь от меня удаляется. Как же я ненавижу его безразличие ко мне. Могу упасть или неожиданно остановлюсь, а он даже не заметит. Пара койотов может на меня напасть, а он доберётся до хижины и не заметит, что я мертва.

Делая эти глупые выводы, недостойные моего интеллекта, я останавливаюсь и смотрю ему в спину.

«Эгоистичный мудак, который даже не замечает, что…»

Харрисон оборачивается и, хмурясь, смотрит на меня.

— Что ты делаешь? Шевели задницей!

Он заметил.

Окей, я идиотка, заслуживающая госпитализации в дом со слабоумными сопляками.

Я остановилась в одиночестве в середине опушки с койотами поблизости, и это уже серьёзно.

Однако хуже всего другое — я счастлива от того, что Харрисон почувствовал моё отсутствие.

Дьюк считает, что я должна научиться стрелять.

Три дня тому назад, в лучшем случае, у меня получалось владеть рыбным ножом.