Казнь по кругу
Шрифт:
Лева исказил личико в кривой полуулыбке. Страстно сожалеючи и гнусно вспомнил Светлану в койке. Горько согласился:
— Наверное, ты прав. Конечно, так. Конечно.
— И не иначе, — подтвердил Сева тоже не весело. Но живая сангвиническая натура Льва Семеновича Корзина не терпела бездействия.
— Но не могу же я, Сева, покорно, как корова в стойле, ждать, когда придет доярка, чтобы подоить меня. Я сам хочу доить.
Сей образ привел Севу в восторг. Он представил картиночку: доярка приспосабливает к Леве доильный аппарат. Хрюкал в ликующем смехе минуты три. Все это время Лева осуждающе
— Отсмеялся, идиот? — Услышав такое, Сева решил было продолжить веселье, но вице-президент крупнейшего банка прервал припадок смеха окончательно, скорбно откровенничая: — Я к тебе как к другу, как к единственному человеку, с которым нараспашку, а ты…
— Ну, извини, Лева, извини. — Сева согнутым указательным пальцем убрал беззаботные слезы. — Но ты сам виноват. Как представлю, что доярка доит тебя, так не могу, не могу…
— Будя, будя! — поспешно вскричал Лева, упреждая новый приступ. И добавил уже спокойно и разумно: — Мне твой совет нужен. Что делать?
— И кто виноват, — добавил еще один вопрос Сева. Но не знал Лева, что эти вечные российские вопросы следовало рассматривать чисто теоретически, абстрактно, и радостно согласился:
— Вот именно.
— Виноват во всем, как ты правильно считаешь, Витольд. А что делать… Ничего особенного. Компромат собирай, интригуй, поссорь их всех для начала. Алтухова ты крепко зацепил?
— На легкой липе в финансовых документах.
— Считаешь, он твой бесповоротно?
— Деньги взял. Он тайно от Витольда приличный коттедж покупает.
— Схему региональных подразделений отдал?
— Ага.
— Пусть сведет тебя с начальниками всех провинциальных подразделений. Ненавязчиво, между прочим. По мере прибытия их в Москву. Я так думаю, что они частенько в столицу наведываются. И не вздумай следить за Витольдом! Твои сявые быки такое наворотят!
— Уже, — упавшим голосом признался Лева.
— Что — уже? Следят или наворотили?
— Следят.
— Отмени слежку, сейчас же. Давно они за ним топают?
— Со вчерашнего дня.
— Может, еще не наследили. Надейся и жди того момента, когда Витольд уберет Сырцова и Большого. Все. Давай выпьем. На этот раз действительно по последней.
36
Любил это заведение рядом с дыркой к станции метро «Китай-город» сыщик Сырцов. Любил за дешевизну, за спокойный коловорот истинно московских посетителей, за мимолетное пивное братство, за близость с незнакомыми москвичами, за отделенность от них. А еще он любил заведение за то, что оно было идеальным местом встречи с агентами. Окно-стена в уровень с косым тротуаром позволяло беспрепятственно и незаметно следить за передвижением народных масс в обе стороны, длинные столы-стояки были идеальным плацдармом для незасекаемого общения, быстротечность пребывания клиентов сразу же давала возможность определить не тем заинтересованного на раз, два, три.
Сырцов взял две кружки, блюдечко с солеными орехами и направился к окну, где на углу стола примостился Юрий Земцов. Непорядок: перед Земцовым стояла не только пивная кружка, но и ополовиненный стакан с прозрачной жидкостью. Водкой, надо полагать.
Что и отметил Сырцов, не раздвигая особо губ и с поддельным интересом разглядывая титястую буфетчицу.— Непорядок, Юрик. Со мной разговаривать надо трезвым.
Отвернувшись к окну, Земцов обиженно возразил:
— Сто пятьдесят для расслабки. Какой же я пьяный?
— В первый раз прощается, второй — запрещается, — все детские стишки на памяти у Сырцова. — Запомни навсегда. Еще что-нибудь?
— Вчера по команде приказ: выделить четверых на слежку.
— Тебя выделили?
— Из пушек по воробьям. Нет, конечно. Но дело не в том. — Земцов замолк, независимо определил в себя остатки сорокаградусной, запил осевшим уже жигулевским пивом и, вздохнув, зажевал бутерброд. Ждал, чтобы расспрашивали. Сырцов все понял и ублажил блюдущего чувство собственного достоинства паренька:
— Будь добр, не томи, Юра. Очень тебя прошу: излагай. В чем?
— В том, что сегодня приказ поспешно отменен.
— Чем объяснил это Тамаев?
— Сказал, что изменились обстоятельства.
— Небогато. Объект слежки назван не был?
— Никаких персоналий.
Ишь, какие слова знал бандитствующий трюкач! Или трюкачествующий бандит?
— Но ведь, инструктируя, Тамаев должен был в обязательном порядке охарактеризовать человека, которого вы собирались пасти. Особенности поведения, любимые привычки, манеру общаться, темперамент, наблюдательность, физическую подготовленность и, наконец, его умение определить — следят за ним или не следят. Ну так как?
— Возраст — пятьдесят с хвостом. Хитер, хладнокровен, замкнут. Несмотря на годы, чрезвычайно силен и вынослив. В любой момент может уйти от хвоста. Ну, а если обнаружит слежку, то виду не подает, что самое опасное, сам может превратиться для выяснения обстоятельств в тайного и неуловимого преследователя.
— Уже интересно, — похвалил Сырцов Юру. — Хорошо обученный дядечка.
— Профессионал, — уточнил Земцов.
— Откуда знаешь?
— Феликс так прямо и сказал.
— Интересно, интересно, — бубнил свое Сырцов. Все-то ему было интересно. — Способ передвижения объекта?
— Городской транспорт, такси, подходящий левак.
— ФИО Феликс называл?
— Сказал, что нам его знать незачем.
— Где должна была принять объект первая пара?
— Феликс собирался сегодня с утра самолично повести, а уж потом, по ходу дела, прицепить первых. Все.
— Ничего не забыл? — требовательно спросил Сырцов.
— Вроде все.
— Вроде, вроде, — ворчал Сырцов, — а не вроде?
— И не вроде все, — тихо разозлился Земцов. Сырцов подмигнул ему, залпом выпил первую кружку, подвинул к себе вторую и потребовал:
— Еще какие новости?
— Больше никаких конкретных заданий, но готовность номер один.
— Когда очередной сбор?
— Теперь каждый день собираемся.
— С чего бы это?
— Не знаю.
— Вот и узнай. И послезавтра здесь же.
Земцов в расстройстве осмотрел стол. Кружка и стакан — пусты. При Сырцове повторить не решился. Взмолился тоскливо:
— Когда же ты меня отпустишь, Георгий?
— По завершении операции. И отмазаться от уголовщины помогу.
— Но когда, когда?