Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

Нужнее была, например, техническая вата или войлок – отыскался целый чулан, забитый этим добром. Айно с Андреем решили взять на обратном пути.

Пустой и недавно покрашенный город, торцовая мостовая на центральной площади и, главное, пространство, заполненное свежим чистым воздухом и подсвеченное лучами забытого за полярную ночь солнца, никак не сочетались с городскими жителями – косматыми, небритыми, в рваных телогрейках или бушлатах, в опорках и разбитых башмаках. Это было даже анекдотично в своей неправильности. И видно, именно это зрелище натолкнуло Альбину на мысль, которой она поделилась со спутниками, когда они пересекали площадь, – длинные полосы фиолетовой тени и оранжевого солнечного света.

– Ян когда-то говорил мне, – сказала она, – что до революции в тюрьме осужденным на смерть давали вкусный обед, даже икру. И вино.

Странно, когда человек, которого ты не считаешь умным, говорит нечто, столь совпадающее с твоими собственными мыслями. Андрей не успел ответить, ему хотелось возразить, а возразить было нечем. Тут он услышал голос Айно:

– Для нас у них нашелся только перловый суп…

– И хлеб, по полбуханки. Это много, – добавила Альбина.

– Вина не будет, – сказал Айно.

Они говорили, не нуждаясь в Андрее, а он должен был бы показать, что лучше них понимает смысл происходящего.

– Нет, все не так просто, – сказал Андрей. – Зачем Алмазову, самому начальнику Испытлага, приезжать на наши проводы?

– Чтобы увидеть, как я испугаюсь, – сказала Альбина просто.

– Вы?

– Ян меня не любит, но он никак не решался меня убить.

– Убить? – глупо спросил Андрей, не в состоянии совместить в сознании всесильного чекиста и эту почти оборванную женщину.

– Смерть – это очень просто, – сказала Альбина, – а убить очень трудно. И себя, и другого. К этому надо привыкнуть. Он умеет приказать, чтобы убивали другие, а сам он боится убивать. Он трус. Ян – трус.

Яном она называла Алмазова. Ян Янович Алмазов. Конечно же… Она была его любовницей? Или отвергла его любовь?

Айно и Андрей молчали. Они миновали площадь и, завернув за ратушу, вышли на поле, уставленное чучелами в человеческий рост.

Некоторые из чучел упали, утром дул сильный ветер.

Они шли между рядами чучел: с лица – солдаты в немецких касках. У некоторых были нарисованы углем лица. Эти чучела были страшными.

Все меньше встречалось жителей города. Почти все несли с собой доски, бруски или ветошь – каждый думал о морозе ночью и о том, как разжечь костер, несмотря на запреты. Даже если человеку строго-настрого запретили о себе заботиться, он все равно постарается обойти запрет.

За полем манекенов был железнодорожный тупик – здесь кончались рельсы берлинской железной дороги.

В тупике стояли старый паровоз и три вагона с раскрытыми дверями. В паровозе они увидели зэка, незнакомого – бородатого, рыжего, в надвинутой на глаза рваной ушанке. Он жал на рукоятки в кабине и гудел, словно мчался на паровозе. Андрею он помахал, как машут из вагонов стоящим у насыпи грибникам. Андрей обогнул паровоз.

– Осторожнее! – крикнул кто-то без злобы.

Оказалось, что за железнодорожным тупиком была ферма – низкий длинный хлев, перед ним загончики, огражденные брусьями, в загончиках топтали холодную грязь свиньи. Возле стоял толстый мужчина в высоких резиновых сапогах и ватнике.

– Сюда нельзя, – сообщил он. – Я уж сегодня ваших отпугивал.

Оказалось, что в руке у него наган, висит дулом вниз, вдоль бедра.

– Мы не нарушаем, – сказал Андрей, – нам твои свиньи, сам понимаешь, не нужны.

– Свиньи всем нужны. У нас на той неделе хряка увели, ей-богу! Хряк был с быка – а увели. Думали, что ваши, а оказывается, комендатура, на лафете вывезли, не поверишь! Осади назад!

Андрей отступил в сторону, в смешанную со снегом грязь.

– Я на вид добрый, – сказал свинарь. – А так я злой. Если что со свинками случится, я буду в ответе. Сидоренко, напарник мой, при котором хряка увели, он где? Он на общих работах, понимаешь?

– Понимаю.

– Я себя берегу и имущество. Это имущество опытное, понимаешь? Ну и пошли, не оборачивайтесь.

Они пошли дальше, спиной неприятно чувствуя свинаря. Но скоро зашли за штабели леса, видно, оставшегося от строительства и еще не разворованного. Свиноферма исчезла из глаз. Странное место – свиноферма в Берлине.

Но еще большее удивление им пришлось испытать буквально через несколько шагов.

Они попали в зоопарк.

Зоопарк был оформлен как немецкий зверинец, с аркой над входом и немецкими буквами надписью «ZOO». А потом шла двойная шеренга небольших клеток.

– А кассы нет, – сказала Альбина.

– Какой кассы нет? – не понял Айно.

– А где мы купим билет?

Звери встретили посетителей внимательными взглядами, тихим рычанием, иные спешили к решетке, словно соскучились по людям.

Справа в клетке был бурый медведь – он встал на задние лапы у решетки и скреб себя по груди когтями, выпрашивал подачку, слева – пара волков, те остались лежать, только смотрели немигающими желтыми глазами.

Потом была клетка с орлом, клетка с рысью, которая, свесив лапы, спала на диагонально поставленном суку, но неожиданнее и удивительнее всего был тигр; тигр быстро ходил вдоль решетки – пять шагов, поворот, пять шагов в другую сторону – снова поворот… Альбина вдруг испугалась, схватила Андрея за руку. Напротив тигра, вздрагивая каждый раз, когда тот разворачивался, в такой же тесной клетке стояла зебра. Ей, наверное, было холодно.

Короткие ряды клеток завершались обиталищами обыкновенных зверей: с одной стороны – пара лисиц, с другой – песцы. Дорожка уперлась в амбар с высокими раскрытыми дверями. В дверях стоял махонького роста бровастый бородач в казенной лагерной ушанке, но вполне приличном пальто с каракулевым воротником.

– Добрый день, добрый день! – закричал он, словно давно ждал гостей. – Заходите. И я вам должен сказать, что наши дела никуда не годятся.

Он протянул руку и представился сначала Альбине: