Китайская гувернантка

“Это было бы! Полный причудливый идиотизм! Где находился этот район? Где-то в Ист-Энде?”

“Тише!” миссис Брум невольно оглянулась, и Тоберман внезапно осознал ситуацию.

“Что все это такое? Кто здесь?” Он вышел в комнату и огляделся в поисках укромного места. “Пошли”, - громко сказал он. “Выходи, кто бы ты ни была!”

“Нет, нет! Успокойтесь, мистер Бэзил. Занимайтесь своими делами, делайте. Пойдемте в другую комнату, и я вам расскажу… Я расскажу вам то, что вы хотите знать”.

“Кто там? Это чертовски глупо! Выходи!” Тоберман приближался к длинным оконным занавескам.

Миссис Брум, которая подозревала то же самое тайное место, бросила свою козырную карту, чтобы задержать его.

“Это была Терк-стрит, Эбфилд… но когда они пришли справиться о Тимми, все уже исчезло”. Она опоздала. Мужчина перестал ее слушать. Он исследовал один комплект занавесок и приближался к другому.

В дальнем конце комнаты Джулия тихо поднялась на ноги и вышла из ниши у камина.

“Вот и я”, - сказала она. “Извините, но я пыталась убежать от вас. Это имеет значение? Здравствуйте, мистер Кэмпион”.

Тоберман остановился как вкопанный. Его улыбка стала шире, а в глазах заплясали огоньки.

“Сама маленькая леди! Вы очень похожи на свою фотографию, мисс Лорелл. Что ж, это очаровательно! Это будет лучшая статья в прессе, чем я думал!”

Глава 4. “Наверху, у окна”

Джулия? Я.”

По телефону голос Тимоти звучал старше, мужественнее и почему-то грубее, чем когда рядом были все остальные, чтобы смягчить впечатление. “Ты получила сообщение и ты совершенно одна?”

“Совершенно. Совершенно одна. В чем дело? Что случилось?” Джулия была напугана, и медиум не помог ей скрыть это. “Ты можешь говорить все, что захочешь. Как только ты сказал миссис Брум, что тебе нужно, она подключила телефон сюда, наверх, и я думаю, что она сидит на лестнице в холле и охраняет. В чем дело, Тим? Это из-за того, что ты не сможешь приехать сюда сегодня вечером?”

Он помолчал мгновение, прежде чем резко спросил: “Где именно ты находишься? Куда она тебя поместила? В какую комнату?”

“О, я не в той белой спальне”. Сквозь беспокойство в ее голосе на мгновение промелькнул смех. “Я в той, которая есть у твоего дяди Юстаса, когда он приезжает по делам. Это маленькая, выходящая окнами на восток, с небесным потолком и стеной из книг за диваном с орлиными ножками. Это совершенно секретно; мы можем говорить что угодно. Свет погас, и луна, похожая на новенький пенни, освещает фруктовые деревья. Я на коврике у камина перед особым огнем, который миссис Брум приготовила для нас. Это зеленое дерево, и оно горит синим.”

“О”. Ей показалось, что он засмеялся. “Пепел, когда он зеленый, - это огонь для королевы’. Я полагаю, она рассказала тебе остальную часть стишка?”

“Пепел в своей гордости, пепел для невесты’? Да, она это сделала. Она неумолима, не так ли? И очень мила. Такой восхитительный энтузиазм. Я думаю, она, должно быть, поместила меня сюда из-за соловьев. Ты слышишь их? Они ревут. Послушай. ‘Вечная страсть, вечная боль’… О, дорогая, дорогая. Что случилось? Тим, ты не позволил папе ни от чего тебя отговорить? Расскажи мне. Расскажи мне быстро, пока меня не стошнило.”

“Я пытаюсь”. Он был неестественно сдержан. “Послушай. Я не собираюсь спускаться. Послушай, Джулия. Выслушай меня, прежде чем что-нибудь сказать. Прежде всего, и это не самое главное, Флит-стрит, похоже, нас раскусила. После чаепития позвонили из трех газет. Юстасу тоже звонили, и я только что услышала от него, что кто-то появился в Уэлл-Хаусе и задавал вопросы. Они хотят знать, правда ли, что ты в Анжевине, и присоединяюсь ли я к тебе, и состоится ли свадьба или мы сбежим ”.

“Где ты?”

“В доме твоего отца, заперта в его кабинете. Ключ, конечно, с моей стороны!”

“Я понимаю”.

“Ты не понимаешь, ты знаешь. Все далеко не так просто”. Его голос звучал мрачно и беспомощно. “Газеты не имеют большого значения. Пока мы порознь, им нечего сказать. Я не знаю, кто нас выдал, и я не понимаю, почему это должно представлять для кого-то ни малейшего интереса, за исключением того, что все, что связано с твоим отцом, является новостью. Однако на самом деле суть не в этом. Мне нужно сказать кое-что более важное, и именно поэтому я поднимаю всю эту шумиху по поводу звонка ”.

“Ты не издеваешься!” Она боролась со слезами. “Если бы ты не позвонил, я была бы мертва. Этот мерзкий коротышка Бэзил Тоберман выдал нас. Он приехал сюда сегодня днем и нашел меня. Он практически сказал мне, что собирается донести на нас, и человек, который был с ним, который является неопределенным, приятным человеком по имени Кэмпион, поспешно забрал его, но я полагаю, что он сбежал. Так об этом узнают газеты. Я мог бы убить его.”

“Бэзил? Он не это имел в виду. За него не стоит вешаться. Он просто глупый старый пьяница”. Тимоти был скорее незаинтересован, чем неубежден. “Возможно, он что-то проговорился. Жаль, что он увидел вас, но у него не хватило бы необходимого стремления стать осведомителем!”

“Но, Тим...” Ее голос дрогнул. “Я так боялась, что произойдет что-то подобное. Я немедленно сяду в машину и приеду в Лондон. Я думаю, что задохнусь, если не увижу тебя в ближайшее время. Я полагаю, что с таким нетерпением жду тебя ”.

“Успокойся, дорогая”.

“Почему, ради всего святого? Этого следовало ожидать. Все книги предупреждают об этом”.

“Милая! Успокойся. Я этого не вынесу. Успокойся и послушай меня. Я должен тебе кое-что сказать, это важно для меня. Сегодня я узнал кое-что, что потрясло меня. Насколько я тебя знаю, тебя это так или иначе не будет волновать, но меня волнует.”

Она не могла не прервать его дрожащий голос. Потрескивающий огонь в камине, мечтательный свет, струящийся через окно, и безрассудное щебетание птиц создали атмосферу, которая была подавляющей.

“Ты должен быть здесь! Ты должен говорить здесь!”

“Я не могу! Это то, что я пытаюсь тебе сказать. Это чертовски меняет дело. Ты должна попытаться понять меня, Джулия”.

“Ты говоришь о том, что тебя привезли сюда ребенком какие-то эвакуированные?” Заявление прозвучало до того, как она осознала его опасность, и она продолжила, неуклюже жестокая в своей беспомощности. “Потому что, если это так, ты ведешь себя по-идиотски. Предположим, это было правдой. Какое это имело бы значение или какая разница могла бы это иметь для кого-либо? А если это не так —”