Кладоискатели (сборник)

Его логика позволяла сделать такое допущение.

— С меня хватит, — сказал он хрипло. — Вот! — И он выразительно обвел рукой вокруг шеи, пытаясь показать мне, что караульное помещение — достаточная мера возмездия.

С него, возможно, было этого достаточно. Я так не думал. Мне нужно было узнать, как глубоко может пасть человек, одержимый мечтой о славе. Дрянной мечтой, грязной. И потом, хоть я и догадывался, как оно было, следовало подтвердить свою догадку фактом.

И тогда я произнес слово, которое повлекло за собой бурный поток фраз-оправданий, наполненных демагогическими вывертами, насквозь лживых и одновременно испуганных. Поток этот тек минут ’пять. Когда же он схлынул, обнажилось дно.

Слово это — шантаж… А дело было так.

Маленькая женщина стояла перед большим столом. На нем, кроме чернильных приборов, лежал кусок магнетита. Это был символ, означающий категорию владельца стола. Сам владелец находился тут же. Оловянные пуговицы-глаза смотрели без выражения. На лице двигались только губы. Начальник говорил:

— Я позвал вас затем, чтобы поздравить с успехом. Описание месторождения составлено. Цифры позволяют надеяться, что работа нашего коллектива будет должным образом оценена. Мы подготовили телеграмму. И сочли необходимым предварительно ознакомить с ней вас.

Рука начальника открыла ящик стола. Женщина пробежала взглядом бумажку. В глазах мелькнули искры недоумения и гнева.

— Я не согласна, — сказала она резко.

— Не надо горячиться, — мягко упрекнул ее начальник. — Подумайте. Вы в запальчивости хотите зачеркнуть работу коллектива. Что представляет собой каждый из нас? Что может сделать единица? «Единица — ноль», — говорил Маяковский. Только в коллективе единица может проявить себя, развить свои творческие задатки. Разве вы в одиночку могли бы проделать эту колоссальную работу? Вы — молодая и неопытная. Без помощи старших товарищей…

И его палец указал на фамилии в телеграмме. Его голос звучал по-прежнему мягко. Он вел себя спокойно и уверенно, ибо имел для этого основания. Козырную карту он придерживал, хоть она и была крапленой, его козырная карта. Но кто тогда мог обвинить его в шулерстве?

— Это несправедливо, — сказала она.

Начальник лениво приподнял веки. Олово в глазах сверкнуло сталью. Кинжальный блеск означал, что наступление будет продолжаться. Ведь эта телеграмма могла обернуться лауреатским значком. Почему бы начальнику и не прицепить его к лацкану пиджака. И он сделал намек на то, что ему известно нечто, касающееся отношений двух членов коллектива. Предосудительных отношений. Недопустимых. Бросающих тень. Порочащих коллектив. У Рогова есть жена. Она скоро приедет. Неприятно об этом говорить, но Рогову придется расстаться с коллективом. Коллектив не простит. Ни ему, ни ей. И еще — жена Рогова. Три сломанные судьбы… Способные работники…

— Не ваше дело, — сказала женщина.

— Способные работники, — сказал шеф. — Очень жаль… А дело — наше. Общее дело и общая забота. Каждый коллектив должен быть морально устойчивым. Это основа основ. Коллектив — великое дело. Подумайте об этом…

Так говорил начальник райгру. Караульный начальник вел себя иначе.

— Где вы видите шантаж? — испуганно спрашивал он меня. — Где? Ведь я же пекся о пользе… Я хотел работать со здоровым коллективом…

Замашки шантажиста не мешали бывшему начальнику райгру исповедовать некую систему взглядов на право и мораль. Если чья-то любовь не укладывалась в прокрустово ложе этой системы, начальник считал себя вправе вмешаться и решительно пресечь. Когда это удавалось, он испытывал удовлетворение. Встречая сопротивление, искренне возмущался.

Первый разговор не привел ни к чему. Женщина ушла, не поклонившись.

На второй день беседа была продолжена. На четвертый начальник положил в ящик стола докладную записку. И произошло это не без участия Рогова. Ведь начальник говорил и с ним. Рогов испугался. Он уговорил ее сдаться. «Ради нас», — сказал он ей. И она пошла ему навстречу…

А потом начальника сняли за развал работы. История с телеграммой уже была забыта. И никому не пришло в голову связывать появление Машиной докладной записки с попыткой начальника получить лауреатский значок.

И не пришло бы никогда, не попадись мне на глаза эта телеграмма с десятью фамилиями, не заинтересуйся я историей любви Маши и Рогова. А что мы знаем про любовь? Как она начинается? Когда уходит? Может, караульный начальник знает? Оказалось, знает.

— Я сказал Рогову, чтобы он прекратил отношения, — сообщил мне караульный начальник.

— Ну и? — поинтересовался я.

— И он прекратил.

— А до прекращения?

— Я сказал ему, чтобы он подумал.

— Дальше?

— Это меня не касалось. Она подписала телеграмму и написала записку.

«Ради нас». Помните, Рогов? Вот ведь как бывает. Вот ведь как силен караульный начальник!

— Ничего удивительного не вижу, — сказал начальник караула. — Рогов оступился. Ему надо было помочь.

Оступился! Вот оно как просто. Бедные классики. Целые поколения их бились и бьются сейчас над «проклятым» вопросом и не подозревают, что рядом ходит караульный начальник, для которого этого вопроса не существует. Он давно решил его. И не для себя. Для других, которым «надо помочь». А может, знают классики о караульном начальнике? Может, и не в нем тут дело?

Скорее всего не в нем. Караульный начальник избыточно самоуверен при недостатке воображения. И все-таки…

— Как это выглядело? — спросил я.

— Что?

Разговор зашел в тупик. Начальник не понимал, чего я от него хочу. Я плохо понимал начальника, пока не сообразил, в чем дело. Мы беседовали, как существа с разных планет. Наши взгляды на окружающий мир были если не полярными, то, во всяком случае, весьма далекими. Для него, например, не существовало понятия «любовь». Зато он был здорово подкован насчет половых отношений. Выбором выражений для оценки ситуации, которая составляла предмет нашей беседы, он себя не затруднял. По его мнению, Рогов нарушил демаркационную линию морального кодекса. И он, начальник, поступил с Роговым, как поступают с нарушителями: взял за воротник и швырнул на место.

— Рогов осознал ошибку, — сказал начальник караула.

— Угрожали ему?

— Он осознал, что ведет себя недостойно, — упрямо наклонил голову караульный начальник.

Глава 3

Рогов клал прочитанные листки на край стола. Шухов изредка заглядывал в них, чтобы следить, какие места рукописи заставляют Рогова задумываться. Заметив, что четвертый лист прочитан, Шухов подумал: «Пора, пожалуй, сунуть палку в муравейник». Когда он читал рукопись в первый раз, в глаза Шухова бросилось, что Володя Безуглов не сумел добиться от бывшего шефа Рогова точного рассказа об этой истории с телеграммой. И Шухов вызвал вчера караульного начальника. Рогову следовало об этом знать.

— Так что вам было обещано?

Рогов побледнел. Вопрос прозвучал неожиданно в унисон с его мыслями.

— Не понимаю, — пробормотал он.

— А что тут не понимать? — сказал Шухов. — Ваш бывший шеф вчера сидел на этом же самом стуле.

— Он лжет.

— Вы уверены? Я еще не знакомил вас с текстом нашей беседы, а вы уже торопитесь утверждать, что он лжет. Нехорошо, Рогов. Ну, так в чем дело? Почему вы молчите?

— Я не знаю, что говорить. Не знаю, чего вы от меня хотите. Что пытаетесь инкриминировать. Вы хотите сказать, что я поступил подло по отношению к Маше. Что я… — Рогов потер лоб, мотнул головой и закончил тихо: — Уж очень все для вас просто.