Klangfarbenmelodie
Шрифт:
—…нет, — спустя несколько долгих секунд молчания всё же ответил тот, подперев рукой щёку.
Кросс довольно хохотнул, потирая ладони, и мужчина обречённо простонал, после чего грозно припечатал:
— Да идите вы нахер, у меня и своей работы полно.
— То-о-о-о есть ты убийца, который умеет вести документацию и у которого, раз так, явно есть какие-то обязательства, — утвердительно произнес Мариан, подпирая щеку кулаком.
Тики просверлил его сердитым взглядом, и Аллен почти улыбнулся, потому что так, похоже, и было — насколько он знал, мужчина нередко навещал своего младшего брата Вайзли, а ведь еще у него был Шерил (тот самый Шерил Камелот, который, по словам Роад, отличался повышенной любвеобильностью ко всем членам своей
Да и потом… О занятости Тики несложно было догадаться еще и по его телефону — бедный гаджет каждый день в какое-то определенное время буквально разрывало от вибрации — это было так часто и сильно, что порой даже Аллену хотелось отвлечься от своих книг и взять трубку.
Тики на это, однако, только вздыхал. Вздохнул он и сейчас.
— И что?
Аллен спрятал улыбку в кулак, а Кросс просто пожал плечами, словно говоря, что больше ему ничего не интересно.
— Да ничего, — просто ответил мужчина, на что Микк непонимающе нахмурился. — Просто хотел удостовериться, что Уолкеры в надёжных руках. Удостоверился, — тут он утвердительно качнул головой, — и теперь спокоен. Можешь забирать их куда считаешь нужным, — покровительственно махнул Мариан ладонью и метнул недовольный взгляд на Аллена, сразу же как-то изменившись в лице. — А вот этого тащи домой, пока в обморок здесь не свалился, — проворчал он, вставая из-за стола, и почесал кулаком седую макушку юноши, сразу же ощерившегося на этот жест. — Я же говорил тебе не перенапрягаться, непутёвый придурок, иначе рана так и не заживёт, — сердито свёл Кросс брови к переносице и, перестав мучить раздражённо шипящего Уолкера, попрощался с Тики, сразу же разворачиваясь и направляясь к себе в кабинет, спрятанный в глубинах кафе.
Что-что, а Кросс был довольно заботливый. В своей манере, конечно, но всё-таки заботливым.
Иначе Аллен, обязанный ему жизнью, сейчас не находился бы здесь.
— Просто прелесть, — Тики кисло усмехнулся и закатил глаза, но ругаться на Мариана не стал. Вместо этого поднялся из-за стола и махнул Аллену головой в сторону выхода. — Идем, что ли, раз у он передал мне заботу опекать тебя и твоего брата, — здесь в его голосе послышался явственный смешок, расслабивший юношу в ту же секунду. — С барского плеча прямо, — и было в этом смешке что-то до боли похожее на уважение.
Ну надо же.
Младший Уолкер чуть улыбнулся ему в ответ и, подхватив свой рюкзак, тоже поднялся на ноги. Вскоре, попрощавшись с ребятами (все-таки не удержавшимися и выразившими свой восторг по поводу пения Тики), они с Микком покинули кафе и направились к машине.
— Слушай, Тики… — когда уже устроились в авто, но еще не успели тронуться, позвал Аллен. — Если ты пел на испанском… сколько же языков ты знаешь? Ты же ведь… итальянец, нет?
Тики посмотрел на него с беззлобной насмешкой и кивнул.
— Итальянец, — согласился он. — Только я полукровка. У меня мать из Испании, оттуда и испанские романсы. А языки… ну… — мужчина озадаченно усмехнулся. — Наверное, я полиглот?.. Испанский, итальянский, английский, японский и немецкий, конечно. Ну и… — тут он будто чего-то смутился, — еще я на французском болтаю немного…
Аллен поражённо уставился на него, не в силах сдержать своего восторга, потому что… потому что… потому что…
— Ну какой же ты потрясающий! — восхищённо выдохнул он, совершенно очарованный и заворожённый, потому что Тики и правда был великолепным и прекрасным, и юноша чувствовал себя каким-то недоразвитым на его фоне, каким-то умственно-отсталым, не способным ни на что. — И что ты вообще?.. — Уолкер прикусил себе язык быстрее, чем закончил фразу, и сконфуженно отвёл глаза, принявшись бормотать: — Э-это же… так круто: целых пять языков, как же здо-о-рово…
Тики, однако, на эту удочку не попался (и неудивительно, на самом-то деле), потому что смерил Аллена взглядом глубоко задумавшегося над чем-то человека и спустя буквально несколько секунд
угрожающе прищурился:— Ага-а-а-а… И чего ты себя оборвал? Договаривай.
Уолкер прикусил щеку изнутри аж до крови и вскинул на мужчину загнанные глаза.
Догадался?.. Но он же ведь не мог подумать, что Аллен всерьез задумается над этим? Хотя это было, наверное, просто — дойти до подобного. Ведь Тики, он же… он же…
— О-о ч-чем ты? — однако попробовать сыграть дурака все же стоило.
Правда, как оказалось, сделал это Аллен совершенно зря. Вместо того, чтобы удовлетвориться его притворным недоумением и успокоиться, Микк дернул его за руку и перетянул к себе на колени, ласково скользнув по щеке подушечкой большого пальца и озадаченно склонив голову набок.
— Я не настолько глупый павлин, Малыш, чтобы поверить тебе, когда у тебя такое убитое выражение лица. Таким же ты был утром и потом это произошло в кафе, — заметил он. — И теперь ты смотришь также. В чем дело?
Аллен зажмурился, испытывая ужасный стыд и страх, почти что панику, потому что он не мог сказать о этом. Не мог сказать, что постоянно думает, когда же наскучит Микку и когда тот его бросит. Юноша себя ощущал сущей девчонкой, на самом деле, когда думал о таком, — как его одноклассницы, которые постоянно обсуждают своих парней и волнуются, что те их отошьют. Он ощущал себя подростком-идиотом, заботы которого, на самом деле, ничего из себя не представляют. Он боялся говорить, потому что тогда Тики точно отстранится от него — от такого глупого, мелочного, ужасного.
— Ни в чём, — буркнул Аллен, на что мужчина тяжело вздохнул, щипая юношу за мочку уха с каком-то странном раздражении, ещё сильнее пугая и так уже слишком взволнованного Уолкера.
— Малыш, я, может быть, и терпеливый, но не настолько, — вкрадчиво проговорил Микк, прожигая его своими золотыми глазами. — Говори, что случилось? Почему ты такой… такой… вот такой?
Уолкер мотнул головой и почти умоляюще произнес:
— Тики, ну давай не…
— Говори, — властно оборвал его мужчина, и Аллен едва не задохнулся от того, как именно прозвучала эта властность в его голосе. Она словно заставляла покоряться, подчиняла и проходила по телу крупной неясной дрожью.
И Аллена ужасно раздражило то, что он не может этому сопротивляться. Юноша нахмурился — сердито и досадливо — и выдохнул, отведя глаза в сторону:
— Я тебе надоем со своими заскоками рано или поздно. Ты слишком хорош для меня. Вот и все, об этом я думал и поэтому у меня такое лицо, ясно? — на этот он попытался высвободиться из объятий замершего статуей самому себе мужчины, но тот, опомнившись, только крепче сжал его в руках, пресекая все попытки вырваться, и невесело произнес:
— Дурак ты, Малыш. Это скорее я тебе надоем, — при этом он устроил подбородок у Аллена на плече, чтобы юноша не видел его лица. — У тебя же все впереди еще, а я так… первая влюбленность, подумаешь.
Юноша замер, почувствовав, как всё внутри непонимающе перевернулось, и забрыкался в стальных объятиях, не способный выбраться из них, словно мужчина совершенно не хотел, чтобы он смог увидеть его лицо.
Как Тики вообще мог подумать о таком? Как он мог подумать, что наскучит Аллену? Как вообще мог наскучить такой потрясающий, великолепный, шикарный, роскошный, прекрасный (и ещё миллион описаний) человек?
— Н-неправда! — потерянно воскликнул Уолкер. — Ты же такой… такой… изумительный! Я… я… т-т-ты же… — слова не хотели складываться во фразы, изо рта вылетали лишь какие-то нечленораздельные звуки, потому что Аллен, ошарашенный и ужасно поражённый этим признанием Тики, не знал, то сказать. — Ты же восхитительный! Совершенно не такой, как я! — с какими-то странными (слишком девчачьими) жалобными нотками воскликнул он, сжав кулаки и челюсти. — Я вообще не мог представить, что тебя кто-нибудь сам по своей воле бросал… и уж тем более я… — прошептал юноша, чувствуя, как к горлу подкатывает противный комок из всех его страхов.