Клинки и крылья

Альен хмыкнул. «Попытаетесь» — это меткий удар, хоть и не запланированный… Даже Ривэн где-то внутри вряд ли уверен, что он сумеет побороть искушение и не помочь тауриллиан.

— Да-да, я помню — памятник, почести, песни менестрелей… Давай сначала до Лэфлиенна доберёмся, а там посмотрим.

— А ту девушку Вы больше не видели во сне? — внезапно спросил Ривэн.

Девушку?… До Альена не сразу дошло, о чём он: сны такого рода перестали не то чтобы приходить, но сколько-нибудь задевать его ещё в очень нежном возрасте… Сообразив, он изумлённо покачал головой.

— Ты о девушке с крыльями? Я ведь говорил о ней только Бадвагуру… И правда, сдружились вы там, пока я развлекал рыбками и фейерверками гостей Люв-Эйха.

Ривэн виновато покраснел.

— Это не Бадвагур… Ну, то есть он не хотел говорить. Я расспрашивал.

— В этом я и не сомневаюсь, — Альен вздохнул. — Да, я видел её пару раз, но до сих пор сам не знаю, что это значит. Если что-то значит вообще.

Он прикусил губу от новой волны боли в груди: тёмное бодрящее питьё прекращало действовать.

— Думаю, это связано с Лэфлиенном, — выдавил он спустя пару судорожных вдохов. — Но как…

— Тебе не нужно прилечь? — встревожился Ривэн, наблюдая за его метаморфозами. — У меня вот так же морская болезнь начиналась.

— М-да, если я настолько отвратительно выгляжу, то всё плохо… — попытался пошутить Альен — и тут боль согнула его почти пополам. По палубе поползли пятна даже не жёлтого в этот раз, а какого-то сизо-ржавого цвета; Альен смотрел на них, как на новых знакомых.

— Пойдём вниз, пожалуйста, — Ривэн тут же оказался рядом, в ужасе хватая Альена за плечо. — В каюту!

— Хорошо, — выдохнул Альен: было уже слишком плохо, чтобы артачиться… Кажется, предстоит насыщенный день.

* * *

Ривэн ожидаемо приволок его к себе — просто потому (как надеялся Альен), что его каюта была ближе, в отсеке для пассажиров. Сам Альен, чтобы слегка позлить Сен-Ти-Йи и показать, что он готов пользоваться её колдовством, раз уж она так хочет, занял большую и светлую каюту для помощника капитана… Интересно, превращался ли Дии-Ше в корабль раньше, когда ещё не уснул в толще моря? И были ли безумцы (или чёрные маги), плававшие на нём?

Впрочем, именно сейчас эти вопросы мало занимали Альена: он царапал стены корабля, пытаясь хотя бы добрести до койки и наконец-то упасть на неё. Качка вдруг стала казаться невероятно сильной; пол уплывал у него из-под ног. Альен старался, но не мог нашарить в себе ни одну ниточку связных мыслей — а без них и на магию нечего рассчитывать.

— Лучше?! — в панике спросил Ривэн несколько минут спустя, когда Альен уже лежал, подтянув колени к груди и восстанавливая дыхание. Сердце всё ещё пыталось проломить рёбра, а жар Хаоса звал и шептал что-то издали, бился об оболочку Обетованного — такую тонкую, что за неё становилось страшно.

— Да, спасибо, — пробормотал он. — Сейчас всё пройдёт. Не мельтеши.

Ривэн метался по тесной каюте, бесполезно хватаясь то за полотенце, то за кувшин с водой. Альен закрыл глаза, чтобы не видеть его терзаний.

…Две Цитадели — Порядка и Хаоса. Две могущественные сущности, ведущие вечную борьбу где-то там, в Мироздании; а ещё — Центр, который их уравновешивает. Так рассказывают Отражения своим ученикам, так написано в старых книгах. У смешных вопросов Ривэна, на самом-то деле, есть смысл: а что будет, если дать Хаосу вмешаться напрямую? Если впустить его, пошатнув границы мира?… Сен-Ти-Йи столько знает о других вселенных — то есть они не так уж непроницаемы, эти границы…

Будет ли это концом, разрушением и заставит ли Альена всю жизнь жалеть о содеянном (даже если отвлечься от проблемы с тауриллиан)? Его тело продолжает бороться с жуткой силой, поселившейся в нём, — и не значит ли это, что Сен-Ти-Йи права и что близится пора выпустить эту силу?

— Может, это из-за твоих снов? — Ривэн присел на корточки возле койки, протягивая Альену флакончик с обезболивающим снадобьем из их общей сумки. Альен покачал головой. — Ну, тех, с крылатой девчонкой? Ты не думал, что она может быть тауриллиан и вмешиваться в твоё сознание?

Прохладные пальцы, и перья, и неизбывная грусть в глазах… Нет, кем бы она ни была — она не тауриллиан. Только смертное существо может быть таким уязвимым даже в мире снов, где душа лишается тела. Но Ривэну это не объяснить.

— Мне так не кажется. Она не выглядит… угрожающей, — Альен осторожно вдохнул и перевернулся на спину; приступ отступал. И всё же — ещё немного таких вот острых ощущений, и до Лэфлиенна его не дотащит даже спрут Дии-Ше. — Думаю, дело в Даре, в моей врождённой магии. Ей трудно… ужиться с Хаосом. И она реагирует на разрыв, как и тело.

Ривэн вздрогнул, видимо, представив в лицах все поединки внутри Альена.

— Ужас какой. А можно с этим что-нибудь сделать?

— Вряд ли, — признался Альен. — Придётся потерпеть. По логике вещей, убить меня это не должно…

— Да какая, в бездну, логика вещей! — взорвался Ривэн, снова вскакивая. — Ты почти умираешь! Сейчас же пойду к старой ведьме — пусть лечит тебя, раз втянула в это…

— Никуда ты не пойдёшь, — устало сказал Альен. — И Сен-Ти-Йи тут так же бессильна, как мы с тобой. И вообще… — он хотел улыбнуться, но потом вспомнил, что губы у него сейчас наверняка нежно-синюшные, и передумал. — Ты сам назвал меня героем, а для героизма жертвы нужны.

Только размах у жертв разный — ведь так, Бадвагур? Так ли, друг мой, мой вечный укор, пропахший дымом от трубки и каменной крошкой?…

— Ну нельзя же так… — обречённо пробормотал Ривэн, плюхнувшись обратно. — Жаль, Зелёной Шляпы тут нет. Он бы придумал что-нибудь.

— Есть шанс, что в Лэфлиенне мы встретимся с кем-нибудь из его сородичей, — сказал Альен. — Если среди них есть те, кто не борется с тауриллиан.

— Но такой умный у них наверняка был один, — осклабился Ривэн.

— Умный и хитрый — столько лет жить среди людей и ничем себя не выдать… — задумчиво согласился Альен. — Жаль, что я подвёл его.

— Мы подвели, — упрямо поправил Ривэн.

Альен не собирался спорить с ним сейчас. И в целом, если уж на то пошло, искренне предпочёл бы, чтобы Ривэн и дальше срезал кошельки у себя в Дорелии. А если обойтись без кошельков — чтобы пил сидр в «Пёстрой попоне», и служил лорду Заэру, и вздыхал над портретом его дочки, ну или над чьим там портретом ему положено вздыхать…

Что угодно — только чтобы не сидел здесь, вмешиваясь в длящиеся веками распри мудрых и потому бессердечных существ, которых он совершенно не понимает.