Клинки и крылья

— Они были добры ко мне, — сказала Тааль, чтобы закрыть неприятную тему. Обсуждать слова Вирапи и Даны с кентавром она не собиралась: Турий только испугается и начнёт уверять её, что она слишком легко соглашается на роль игрушки в чужих руках…

И будет, вполне возможно, прав.

Воздух здесь был удивительно чист и прозрачен, пах водой и солью — а ещё над острыми верхушками кипарисов Тааль начала различать золотое сияние. Ей до сих пор не верилось, что уже совсем рядом с нею — тэверли, тауриллиан, Неназываемые, бессмертные… Извечные враги духов, былые господа всего живого.

Что станет с ней, когда она встретится с кем-то из них?

А когда встретится с Альеном?…

Тааль отёрла лоб, вдруг покрывшийся испариной — хотя было ничуть не душно. Всё-таки к лучшему, что Ришо забрал нож. Он бы подпитывал её тревогу.

— Ты сказал, что Гаудрун и другие майтэ живут в Эанвалле. А все остальные?

— О, по всем землям тауриллиан, — Турий раздумчиво повёл рукой — как делал, пытаясь воспроизвести форму какого-нибудь созвездия или вспомнить название давней битвы. — Можно сказать, что каждый народ успел основать тут маленькую колонию… Но никакого рабства в твоём понимании здесь нет, Тааль. Тауриллиан терпимы к тем, кто не лезет в их дела, и не творят жестокостей понапрасну.

Очень необычное мнение для Турия… Но Тааль не была настроена спорить, так что просто промычала нечто невнятное.

— Знаю, что ты хочешь сказать — что смертные отдают свои силы… Но это не опасно для них, не причиняет никакого вреда напрямую. Крупицы от каждого достаточно, чтобы тауриллиан могли готовиться к своему обряду… Ну, и ещё освящённой воды из Алмазных водопадов, которую доставляли им мои сородичи. После того, как… — кентавр растерянно умолк, проведя костяшками пальцев по шершавой коре сосны; вблизи она была такой яркой, что казалась окровавленной.

— Я помню. После того, как гнездовье Гаудрун было разорено.

Тааль устало прищурилась (ох уж это слабое зрение бескрылых…), приглядываясь: вслед за сиянием из-за деревьев показались ажурные, лёгкие очертания золотой крыши, а потом начали проступать стены — такие сверкающе-прекрасные, что это походило на сон или иллюзию, призрачную тень из Молчаливого Города… Как Турий может оставаться невозмутимым, приближась к этому великолепию?…

— Давай не будем пока вспоминать о плохом, Турий, — предложила она. — Мы так давно не виделись… И сейчас я иду вовсе не сражаться с тауриллиан, — Тааль попыталась засмеяться, но смех отдавал полувсхлипом. — Да что там, я вообще не умею сражаться… Как и все майтэ. И не собираюсь. Так что не нужно рассказывать мне о том, как мало вреда они причиняют — ты этим ничего не изменишь. Мне достаточно того, что они поощряют Хаос в нашем мире. А деяния Хаоса я видела… Даже в собственном гнезде.

Тааль сама не заметила, как сбилась на укоризненный тон; заметив, что Турий никак не придумает, куда спрятать глаза, она почувствовала себя виноватой.

— Я не оправдываю их, — сдавленно возразил кентавр. — Ты же знаешь — никогда не смогу оправдывать. Тауриллиан, может быть, и приносят счастье — ибо какое счастье, знала бы ты, просто находиться рядом с кем-то из них!.. — но это ложное счастье, доставшееся даром. Счастье лишь тогда имеет цену, когда заслужено борьбой. И когда даруется свободному существу… Мыслящему. Это то, во что всегда верил мой народ.

Тааль с сочувствием посмотрела на Турия. «Я знаю», — хотелось сказать ей; хотелось признаться, что всё это время именно его слова и его учение она хранила в сердце рядом с заветами отца и Ведающего.

Но тут заросли расступились, и золотой блеск Эанвалле ослепил Тааль. Все слова мира лишились смысла.

Храм стоял на пологой возвышенности — огромный, выше самых высоких сосен — и блеском превосходил солнце. Бесчисленные башенки, балконы, лестницы, переходы, выходы и входы, окна разной формы — если бы Тааль вздумалось смотреть пристальнее, у неё бы закружилась голова. Необычайно тонкая, уверенная и в то же время величественная постройка, как все руины тауриллиан… С единственной поправкой: не руины. Живое, прямо-таки бьющее жизнью здание — Тааль уже отсюда ощущала исходившее от него, будто от существа из плоти и крови, приветливое тепло. На первый взгляд в Эанвалле не было никакого порядка — просто асимметричная куча золотых деталей; формой (точнее, бесформенностью) это походило на печенья с кремом, которые Фиенни набрасывал на блюдо без какого-то плана, исключительно по вдохновению. Но пары мгновений Тааль хватило, чтобы понять: это очень организованная «куча», со своими строгими законами. Неизвестно, сколько лет пришлось бы странствовать по такой громадине, чтобы эти законы постичь…

У входа в Эанвалле зеркалом лежало небольшое озеро, чуть вогнутое и напоминавшее полумесяц. Храм, кипарисы и сосны отражались в нём так чётко, что создавали неловкое чувство перевёрнутого мира. Тааль с невольным холодком вспомнила вторую из загадок Хнакки — об отразившемся в воде дереве, чьи корни тянутся вверх… Да что же за день такой, в самом деле — вокруг красота и покой, а ей снова и снова приходит на ум жуткий шёпот песчаного духа, скрежет его сыпучих зубов.

По озеру скользила пара чёрных лебедей. Неподалёку от них, у берега, виднелось несколько русалок, погрузившихся в озеро по плечи. Их волосы стелились по воде, будто блёкло-зелёные покрывала, бледные лица, как издали показалось Тааль, хранили полную неподвижность. Живые русалки, кажется, не так уж отличаются от своих почивших сестёр в Молчаливом Городе…

Одна из русалок негромко беседовала с фигурой на берегу озера — невысокой, закутанной в какое-то чёрное тряпье. Тааль вопросительно посмотрела на Турия; он кивнул.

— Это и есть одна из них, Тааль-Шийи. Подойдём ближе? Думаю, лучше предупредить её, что ты входишь в Золотой Храм. Она щепетильно относится к посторонним…

— Но меня должны ждать здесь, — неуверенно возразила Тааль, глядя на фигуру в чёрном. Она будто застыла — сидела на земле под большой плакучей ивой, обняв колени; ветер, и тот едва шевелил складки чёрного тряпья. Отсюда было даже неясно, мужчина это или женщина. Тааль кольнуло разочарование: она пока не чувствовала ровным счётом ничего особенного. К тому же бессмертная, увлёкшись беседой с русалкой, явно не торопилась замечать её.

— Ждать?… — кентавр покачал головой. — Кто угодно, только не она. Она немного… В общем, что-то вроде изгоя среди остальных тауриллиан. Её здесь не любят. Их вообще можно или обожать без ума, или так же без ума ненавидеть…

Изгой? Что ж, ничего нового. Совсем как сама Тааль или Турий среди своих сородичей… Но неожиданно, что и у бессмертных такое случается.

— А как её имя? — с любопытством спросила Тааль. Турий впервые улыбнулся со своей прежней, звездочётской безмятежностью.

— Сегодня? Не представляю. Каждый день она подбирает для себя новое… Чем только не займёшься от скуки, когда у тебя вечность впереди.

* * *

Чем ближе Тааль подходила к фигуре в чёрном, тем сильнее чувствовала, что рядом с нею — бессмертная. Совсем как во снах — видениях о разрыве или как рядом с духами: волнение переполняло её, а дыхание стало таким глубоким, что заныла грудь. Воздух тонко дрожал от скопившейся здесь Силы, сияние которой в разуме Тааль не могло сравниться даже с сиянием Золотого Храма. И всё же эта Сила была особенной — подавляющей, немного мрачной. В точности как перед появлением Хнакки, Тааль внушала себе: не бойся, не бойся, не бойся же, дурочка, — но колени всё равно подгибались…

Фигура вздохнула — приподнялись и опять опустились плечи под чёрными тряпками.

— И снова чьи-то копыта топают… Ни единого мига нельзя посвятить своим делам. Кто теперь пришёл мне мешать?

Вопрос был задан на чистом языке кентавров — низковатым и слегка раздражённым женским голосом. Турий остановился в нескольких шагах от озера, и Тааль чуть не налетела на него.

— Мы пришли вовсе не мешать тебе, о молчаливая, — сказал кентавр, и Тааль уловила в его лице что-то не виданное прежде — неприязнь вперемешку с восхищением. — Я привёл к тебе гостью и хотел бы представить её.