Клинки и крылья

Дух подлетел и, совершив кувырок, щёлкнул её по носу; обречённо вздохнув, Тааль смахнула влагу с лица. Всё-таки насколько удобнее было с клювом…

— Весьма самонадеянно, Тааль-Шийи. Выдержала, конечно — в том смысле, что осталась в мире живых и не соскользнула на изнанку. Но в частностях… Могло быть и лучше, — Эоле укоризненно поводил пальчиком. — Ты сильно задержалась в Молчаливом Городе. Понравилось гостить у мёртвого волшебника?

Что ж, наверное, нет смысла спорить с очевидным (особенно если Эоле действительно так всезнающ, как утверждает). К тому же Тааль не стыдилась того, что привязалась к Фиенни; да можно ли вообще к нему не привязаться?… Дни с ним стали отрадой после тягот её пути — подарили ей отдых, которого ей, кажется, не найти ещё очень долго.

— Да, понравилось. Мастер Фаэнто стал моим другом.

— Ну ещё бы — он же сама мудрость и обаяние, насколько мне известно… Жаль только, что любил в своё время лезть туда, где смертных никто не ждёт. Потому его неугомонная душа и не может упокоиться до сих пор… На восточном материке сейчас идёт Великая война, Тааль-Шийи, и длиться ей ещё долгие годы — победят тауриллиан или проиграют, всё равно. А вызвал-то её, в конечном счёте, именно Фаэнто… Он первым из смертных за много веков достучался до тауриллиан, первым переплыл океан. И врата в Хаос без него тоже никогда бы не открылись.

Сердце Тааль заныло. Неужели в мире нет совсем ничего прочного и правдивого, раз даже на Фиенни лежит вина в таких ужасных вещах?…

— Я в это не верю.

— Ты не хочешь верить, — поправил Эоле, растекаясь лужицей по стене. В глаза Тааль бросились деревянные когти дракона в соседней нише. Странно, почему вдруг деревянные — у каменной статуи?… — Но тебе придётся. Иначе как объяснить то, что твой долгожданный Повелитель Хаоса — его лучший ученик?

Тааль вспыхнула. Как нечестно со стороны Эоле напоминать ей о видении, о той пещере — ведь он сам велел ей погрузиться «на самую глубину»! Ведь иначе она умерла бы…

Или нет? Или это был просто способ заставить её признаться, вовлекая в ещё более опасную игру?

— Он не «мой долгожданный», — сухо возразила она, оправив складки на одежде. — Я ничего не знаю о нём.

— А как же твои сны? Не из-за них ли тебя прозвали Шийи — «сновидица», о птичка?

— Я знаю лишь то, что это его магия создала разрыв в ткани Обетованного, и только ему же под силу его затянуть… Это всё.

— Всё? И ты не расспрашивала о нём зеркальщика? Не выяснила всё, что только могла?…

Тут Тааль вконец разозлилась. Почему это должно касаться кого-то, кроме неё самой — пусть даже атури? Почему она должна безропотно принимать это?… У Турия есть идеал свободы, у Гаудрун — смелость до безрассудства, а что у неё?

Турий говорил о вере, которая помогает сохранить себя. Можно ли назвать верой то, что она испытывает к Альену из-за моря? Тааль понятия не имела, как это назвать — и, если честно, ей совсем не хотелось допытываться.

Между тем деревянные когти дракона всё больше сбивали её с толку. На хвосте третьей статуи Тааль обнаружила гирлянду из листьев (она неприметно вилась по мелким зелёным камням, украшавшим чешую); из пасти четвёртой вырывался бронзовый язык пламени… Новая головоломка духов медленно прояснялась.

— Расспрашивала и выяснила. Только почему ты спрашиваешь об этом, о дух? Разве это как-то поможет закрыть разрыв или остановить Великую войну? — Тааль шагнула к дышащему огнём изваянию и дотронулась до «пламени» ладонью. Бронза была раскалена изнутри; от боли у Тааль на миг потемнело в глазах, но она стиснула зубы и не издала ни звука. — Думаю, нет. Но я знаю также, что Повелитель Хаоса уже на пути сюда. Если он придёт закрыть врата… — дождавшись облака жара, сгустившегося над статуей, Тааль отступила к другой нише. От одного её пристального взгляда — даже без прикосновений — деревянные когти с треском отделились от драконьих лап, подползли друг к другу и начали срастаться, образуя новую форму. Зрелище вышло не из приятных, хоть и не произвело на Тааль большого впечатления: она была слишком рассержена. — …то я помогу ему всем, чем сумею. Если же он, наоборот, окончательно впустит к нам Хаос и свяжет с ним тауриллиан… — покинув золотой хвост, гирлянда из листьев на глазах пускала новые побеги, пышно-зелёные и цветущие; воздух вокруг округлого голубоватого дракона с тонкой шеей скрутился в маленький вихрь; под последней статуей пришёл в движение постамент — запузырился, будто плавимое над огнём масло боуги. Тааль ждала, с чувством победителя вкушая многозначительное молчание Эоле. — …то мой долг — помешать ему всеми силами, и тогда я клянусь бороться с ним за Обетованное — то, что на востоке, и всё целиком, — пока жива. Но как бы всё ни сложилось, мне нужна ваша помощь, досточтимые атури. Без ваших советов я не добралась бы до края бессмертных и осталась бы «маленькой майтэ», как ты, Эоле, до сих обращаешься ко мне. Без вас и потягаться с тауриллиан я тоже не смогу. Появитесь же наконец и объясните мне, как помешать им исполнить задуманное!..

Если передавать более простыми словами, всё это значило примерно следующее: «уважаемые духи! может быть, прекратим уже ощупывать мои сны и займёмся делом, раз вы притащили меня сюда?…» Тааль сама не знала, откуда в ней взялись силы на эту речь — и, главное, на этот тон. Её щёки горели, голос звучал громко и чуть надменно, точно принадлежал не ей, а…

Точно принадлежал не ей.

Впрочем, непонятное вдохновение испарилось так же внезапно, как пришло: Тааль поникла и опять уставилась в пол, ожидая новых насмешек или поучений Эоле.

Но этого не случилось. Водяной младенец молча ждал других атури, собиравших себя по частям; скоро каждый из духов, соткавшись до конца, застыл напротив ниши с драконом-статуей. Тааль подавленно озиралась: она никогда не видела столько духов стихий сразу… Да что там — никого из них, кроме Хнакки и Эоле.

Как раз Хнакки здесь не было — видимо, другие духи относились к нему, заключившему договор с тауриллиан, не то чтобы враждебно, но настороженно. Зато появилось пятеро незнакомцев, и Тааль оказалась окружена плотным кольцом. В таком положении ей было ужасно не по себе, но ноги будто приросли к полу — скорее из-за банального страха, чем из-за магии.

— Ну вот, Тааль-Шийи, можно и прекратить возмущённые речи, тебе так не кажется?… — примирительно прожурчал Эоле и, бойко шевеля детскими ножками, прошагал по воздуху к женщине, сотканной из бронзового пламени. От её статной фигуры исходил тот же гибельный жар; вокруг волос — всполохов огня — разлетались золотые искры. — Если бы ты меня не перебила, я бы, между прочим, сказал, что ты неплохо выглядишь… Но, конечно, не лучше Зарнары. Познакомься с нашей красавицей, атури огня.

— Атури священного огня Эанвалле, — сурово побагровев, поправила Зарнара. — Одна из немногих огненных духов, которым дозволен вход в Храм, прошу заметить. Здравствуй, Тааль-Шийи… И давно же я не бывала здесь! Жуткая сырость, — добавила она, озираясь. — Бесчестно со стороны тэверли было отдать нам из всего великолепного Храма одну прогнившую залу в подземелье… Тебе случайно не холодно, майтэ в образе человека? Подойди, и я согрею тебя.

— Н-нет, благодарю… — пролепетала Тааль, на всякий случай попятившись. — Думаю, не стоит.

Зарнара пожала голыми огненными плечами.

— Как хочешь. А ты лети-ка от меня, Эоле, пока не испарился.

— Или пока ты не потухла? — подмигнул Эоле.

Другой дух скрипуче зевнул. Он был покрыт корой; на корявых ветках-руках покачивались редкие листья. Судя по недовольно горящим глазам — зелёным, окружённым янтарными капельками смолы — он тоже был не в восторге от подземелья и от вызова Эоле.

— Этим вашим шуткам четвёртая тысяча лет, имейте же совесть!..

— А ты перестань скрипеть, Эйдре! Будешь ворчать — станешь угрюмым пустынником вроде Хнакки! — задорно посоветовал дух-младенец, швыряя в духа-дерево горсть воды.

Тот не остался в долгу, и ещё как: в следующую минуту Эоле пришлось уворачиваться от сухих листьев, пары орехов и большой шишки… Но это, само собой, только рассмешило его. Тааль не верилось, что она смотрит на древних духов, а не на играющих птенцов.

— Это Эйдре и Нэйдре, Тааль. Постарайся не путать, они этого не любят.