Клуб отъявленных негодяек
Шрифт:
Они не стали заходить в корпус, а обошли его с левой стороны, так, чтобы расположиться под последними на этой неделе лучами солнца, и чтобы видеть гладь странно-моря. Сегодня оно, как и всегда, было тихим. Нике пришлось напрячь слух, чтобы услышать, как спокойные волны бьются о крупную гальку побережья.
— Уже и год почти прошел… — сказала Ника просто так, чтобы не тянулась мрачная тишина.
Но лучше бы тишина в их разговоре затянулась. Оля ничего не ответила и только плотнее сжала губы. Ника прикусила язык. Не стоило этого говорить. Сама по себе фраза безобидная, но для Оли значит
Когда наконец-то была выбрана полянка, которая всех устраивала, Оля бросилась помогать с сосисками и прочими атрибутами праздника. Она занимала себя делом и это помогало. А Нике наоборот ничего не хотелось делать. По склону, который здесь был не таким пологим, как у стоянки паромов, Ника спустилась к кромке воды. Она разулась, оставила ботинки на гальке, а сама ступила в воду. Странно-море тут же облизало нижний срез ее штанов и Ника запоздало подумала, что их надо было закатить.
Теплая, чуть ли не кипяченная вода согревала ноги. Хотя Нике не было холодно, эти ощущения оказались приятными и как будто необходимыми, чтобы прийти в себя.
Она прошлась туда-сюда, сложив руки на груди и глядя себе под ноги. А потом подошла к сборищу крупных камней и села на один из них, оставив ноги в воде.
— Будешь? — вдруг раздалось рядом.
Ника даже не испугалась. Уже пару минут она ощущала рядом чужое присутствие, будто от общения с Малышкой ей передалась часть ее сил.
— Нет, — сказала Ника.
Костя протягивал ей пачку сигарет. Когда Ника отказалась, он пожал плечами, и вытянул себе штучку. Камень, на котором он сидел, был чуть позади камня Ники, и потому она не видела, что он делает. Но вскоре соленый запах странно-моря разбавил запах табака.
— Не боишься, что Медвежонок учует и прибежит? — спросила Ника, не оборачиваясь.
Она смотрела на клубившийся над морем туман и никак не могла понять откуда он взялся. Нике уже давно хотелось зачерпнуть его рукой, казалось, что он плотный и мягкий, как вата. Но она понимала, что даже если заплывет далеко-далеко, не сможет потрогать туман и убедиться в том, что он такой же приятный к коже, как вода странно-моря.
— Нет, — просто ответил Костя. — Он боится странно-моря. Так что здесь, так близко к воде, мы в безопасности.
Когда Ника обернулась, он как раз струшивал пепел с сигареты в воду. Костя поднял взгляд и спросил:
— А ты чего тут сидишь?
— Просто так, — сказала Ника и отвернулась. — В одиночестве хочу побыть.
— Так я мешаю?
Ника хотела сказать, что вообще-то да, мешает. Но так бы она соврала, а врать ей не хотелось. Она долго не отвечала. Костя успел докурить и Ника услышала, как заплескалась вода у его ног, когда он встал, чтобы уйти.
— Постой! — зачем-то крикнула она.
Костя остановился и стал осматриваться. Затем он сказал:
— Это ты мне говоришь?
Он улыбался, а Нике захотелось закатить глаза. Но так как именно такой реакции Костя и добивался, Ника просто приняла глубоко разозленный вид, и сказала:
— Да, ты! Не ерничай… Я просто… Просто хотела сказать, что обижена на тебя!
Косте стало интересно. Он сел обратно, но теперь так, чтобы Нике не пришлось оглядываться, чтобы
видеть его.— За что же это, позволь узнать?
Нике не хотелось отвечать. Она вообще не понимала зачем начала эту тему. Это было так давно… Неужели она до сих пор злиться?
— Ну, помнишь… — начала она.
Глупо было предполагать, что Костя вспомнит, точнее телепатически поймет, о чем Ника сейчас думает. Но она выдержала несколько секунд на случай, если это все-таки произойдет, и только потом продолжила.
— Ну, на Хэллоуине…
Ника смотрела на скрытые под водой собственные ступни, не решаясь поднимать взгляда. Но когда услышала, как засмеялся Костя, тут же выровнялась.
— Ты чего ржешь? — спросила она, рассердившись по-настоящему.
Она, значит, тут душу открывает, надеясь на понимание, а он смеется.
— Не думал, что ты такая злопамятная, — сказал Костя. — Ну брось, это же так давно было.
Ника отвернулась и снова стала пытаться отыскать горизонт.
— Давно, а ты до сих пор не извинился.
Костя снова усмехнулся, но увидев, что Ника серьезна, перестал веселиться.
— Ну слушай… Если это так для тебя важно, то извини, конечно.
— Не слышу раскаяния, — сказала Ника.
Косте явно было неловко извиняться. Он пару секунд помолчал, а потом сказал:
— Извини… Правда. Я не хотел тебя обижать.
Вообще, Ника удовлетворилась и первым извинением, но второе было куда лучше.
— Ты вообще зачем тогда так вредничал? — спросила Ника.
Хэллоуин был для Ники худшей ночью и во многом благодаря Косте. Крисси, конечно, тоже не показала себя, как хорошая подруга, но ей простительно, они тогда только-только начинали общаться.
Костя снова улыбнулся и дернул плечом.
— Да как-то так получается, что я всегда вредничаю с теми, кто мне нравится…
Ника не сдержалась. Она и глаза закатила, и гнусаво застонала.
— Ну начинается! Все, давай, вали!
Она стала пихать Костю в сторону берега, даже поднялась с камня, чтобы эффективнее получалось. Костя не сопротивлялся. Ему стало смешно и вскоре Ника тоже засмеялась. Вдвоем они вышли к остальным.
У одной из стен заброшенного корпуса ребята развели костер. Шампурами оказались еле как найденные влажные, гибкие ветки. Кто-то нанизал на них сосиски и от их тяжести ветки сгибались, окуная сосиски в пепел. Какой-то умник нанизал сосиску на сухую палку и там моментально вспыхнула, от чего и палка, и сосиска канули в языках пламени.
Оля суетилась, раздавая сосиски всем, кому они еще не достались или кто лишился их по собственной глупости. А Крисси сидела чуть вдалеке ото всех, опираясь спиной о стену заброшенного корпуса. Она нормально натянула очки и почти полностью ее голова была скрыта капюшоном серой толстовки. Крисси курила, смотрела вдаль, хотя из-за очков нельзя была сказать этого наверняка, и, судя по всему, наслаждалась одиночеством.
Ника села поближе к костру. Она думала, что таким образом штанины быстрее высохнут, но вскоре Ника о них забыла. Через несколько минут рядом села Крисси и положила голову ей на плечо. Нику это удивило и теперь она не смела шевелиться, будто Крисси была котом, который убежит при малейшем шорохе.