Клубничное убийство
Шрифт:
– Он в редакции был самым близким для Белояровой человеком, мог что‑нибудь знать. Кроме того, нам же хотелось выяснить – чья идея с татуировками. Вам могли всего и не сказать. К тому же эта слежка. Я решил с помощью вашей версии немного разговорить Клебовникова.
– Да уж, он разговорился на всю катушку. Вот и думайте теперь, что делать с этой чертовой клубникой. Сам придумал, сам не рад.
– Будем надеяться, что клубничный след приведет нас туда, куда нужно, – бесцветным голосом ответил Сильвестр.
Майя знала, что он говорит таким голосом только в тех случаях, когда еще не пришел к определенному выводу. Стас между тем поднялся и бодро направился в коридор
– Я с вами забегался, честное слово. Может, вам стул выделить в моем кабинете? Дело быстрее пойдет.
– Во‑первых, у вас нет собственного кабинета, – заступилась за босса Майя, следуя по пятам за старшим лейтенантом.
– А во‑вторых, – добавил Сильвестр, – ваши коллеги выкурят меня оттуда в прямом смысле этого слова.
– Тогда черт с вами, оставайтесь в своей норе. Хотя ради вас я мог бы объявить в отделении месячник борьбы с неприятными запахами.
– Когда будут результаты? – спросил удаляющуюся кожаную спину Сильвестр.
– Позвоните мне завтра к вечеру, – скрываясь за дверью, ответил Половцев.
На следующий день, и даже не к вечеру, а уже днем старший лейтенант, который мог, когда хотел, быть очень настойчивым, получил заключение. Фразу «Коля, это была клубника?», обнаруженную в ежедневнике Клебовникова, написала Алла Белоярова.
Люда Горенок и клубничная версия
Когда Половцев впервые озвучил свои плодово‑ягодные наблюдения, Сильвестр не придал им особого значения – любопытно, однако бывают в жизни совпадения еще более странные и экзотичные. Именно случайные совпадения, а не система координат, определив которую, можно найти убийцу. Но запись в ежедневнике Клебовникова заставила его по‑иному взглянуть на клубничную версию Стаса. «Коля, это была клубника?» Из двух человек, способных пролить свет на причину и смысл загадочного вопроса, один мертв, а второй не понимает, что сие может означать.
Когда Майя вошла в кабинет Бессонова с телефонной трубкой, он задумчиво разгуливал по комнате и негромко, но отчетливо напевал: «Ягода клубника нас к себе манила». Причем народный шлягер был извращен Сильвестром не только поэтически, но и музыкально.
– Вас. Половцев, – прервала Майя творческое хулиганство шефа. – Возбужден. Вероятно, с похмелья.
– Я все слышал, – заявил Стас Бессонову, приложившему трубку к уху. – Это – клевета. Я не пью уже несколько дней. К тому же – абсолютно спокоен. Думаю, стоит вплотную заняться этой Горенок. Допросим ее, как следует, глядишь – что‑то и всплывет.
– Допрашивать рано, – категорично заявил Сильвестр. – Сначала нужно расспросить по‑дружески. А если вы сразу допросите, там от души одно пепелище останется. Дайте хоть немного времени, чтобы понять, что эта Люда за человек, чем живет, дышит, и так далее.
Пожалуйста, – не стал возражать Стас, – у меня и других дел полно. Исследуйте личность. Я вам могу исходные данные подбросить.
Сильвестр такому предложению обрадовался, но справка, которую передал ему Половцев, оказалась практически бесполезной бумагой. Содержащаяся в ней информация позволяла утверждать лишь то, что Людмила Горенок – женщина, в тюрьме не сидела, правительственных наград не имеет. Короче говоря, документ носил до отвращения общий характер и помочь Сильвестру никак не мог. Пришлось Бессонову взяться за дело с другого конца, не официального.
Для начала он отрядил Майю в редакцию для сбора оперативно‑сплетенной информации. Затем заставил пригласить Люду в ресторан – вроде как в благодарность за помощь в поисках «женщины из рекламы». Цель встречи была сформулирована Сильвестром предельно жестко – вытащить максимум сведений о местах
работы Людмилы, взаимоотношениях с людьми, круге общения, по возможности – о ее мужчинах. А также о пристрастиях, слабостях и пороках – если они существуют.Слегка обалдев от услышанного, Майя попыталась отказаться от задания. Но шеф, грозно сдвинув брови, отчеканил:
– Даже не вздумай! Это – важно! Кроме тебя, кто это сделает?
– Половцев, – пискнула ренегатка.
– Половцев собирался ее в милиции допрашивать. С пристрастием. О чем ты говоришь? Стас хорош, когда надо пистолетом размахивать или выслеживать бандитов. Тонкие материи – не его удел.
– А может, и не мой, – робко сопротивлялась Майя.
– Не ты ли толкнула меня на этот порочный путь?!
Заставила сотрудничать с живым оперативником! Ведь я честно отказывался. Нет, тебе привиделось, будто я страдаю от бремени одиночества, что я способен на большее, чем быть простым рецензентом… И так далее. Так вот, смею заметить, быть рецензентом гораздо приятнее, чем идти по следу преступника. Тем более если он оставляет за собой кровавый след. Разве ты не хочешь помочь поймать изверга, который трижды поднял руку на человека?
– Хочу, – быстро сказала Майя, пораженная напором Сильвестра.
– Тогда отправляйся в редакцию, – совершенно спокойно закончил тот. – И будь, пожалуйста, внимательна и осторожна.
***
Доклад Майи получился долгим. Если не считать ядовитой реплики Яковкина «что‑то вы зачастили к нам, с чего бы это?», в стенах редакции все прошло относительно благополучно и не без пользы. Людмила Горенок обладала счастливой особенностью очаровывать как профессиональных ревнителей стиля, моды и сферы изысканных культурных ценностей, так и грубо‑материальных теток из бухгалтерии. Первые, закатывая глаза, с придыханием говорили, что она «стилист от Бога». Непременно вспоминали ее безупречный вкус, богатую фантазию и редкую для мастера такого уровня добросовестность.
Вторые упирали на вежливость и бескорыстие, что в переводе с кредитно‑финансового языка означало: «Горенок всегда приходит в бухгалтерию с шоколадками или тортиком, не устраивает истерик под дверью, если мы на десять минут отлучились, и не грозит судом за несвоевременное начисление гонорара».
Майя, подражая Сильвестру, пыталась систематизировать полученную информацию. Таким образом удалось разделить ее на три неравноценные группы. Наиболее впечатляющей по объему оказалась группа сведений о взаимоотношениях Людмилы с редакционным коллективом и его отдельными представителями. Здесь преобладали: легенды о суперфотосессиях, отмеченных международными призами, байки о скандалах со звездами на съемках для журнала, доносы о гигантских доходах работников фешн‑индустрии, романтико‑эротические истории о доподлинно известных или предполагаемых интимных связях Люды Горенок как минимум с пятью мужчинами и двумя женщинами журнала «Блеск».
Следующая группа. Сведения о тандеме Милованов – Горенок. Душераздирающие былинные сказания, в которых Милованов – злодей, скопидом и сексуальный маньяк (Змей‑Горыныч, Кащей и Синяя Борода в одном лице), последовательно и сладострастно уродовал жизнь влюбленной в него очаровательной дурочке Людмиле (Прекрасная царевна, Белоснежка – на выбор), изменяя ей со всеми подряд и обкрадывая финансово. Рассказчики мужского пола при этом расправляли плечи и всем видом давали понять, что, обратись к ним Люда, и они готовы решить проблему силовым методом. Благо у Змея‑Горыныча Милованова все‑таки не три головы, а одна, по которой, в случае необходимости, ему и настучит редакционный Микула Селянинович.