Клубничное убийство

– Список неполный, – вскользь упомянул Бессонов. – Он может быть увеличен почти вдвое, но, думаю, авторитета людей, которых я назвал, будет достаточно.

Впечатленный Стас лишь кивнул головой. Масштабное исследование Сильвестра давало более объемный и более реалистичный портрет Люды Горенок – талантливого и популярного столичного стилиста. Человека, придумавшего идею новогодней съемки для журнала «Блеск», мастера, который собственноручно изображал элегантные ягодки на теле будущих жертв.

Профессиональный путь Людмилы, со всеми его подводными камнями, зигзагами, падениями и взлетами был теперь как на ладони. Не все здесь выглядело гладким и очевидным, как казалось со стороны. Но это была жизнь, где случается всякое, а не голливудское кино про успешную в работе и любви леди. Все было относительно хорошо у Людмилы Горенок, однако и ее шкаф‑купе, как выяснил Сильвестр, хранил парочку несимпатичных скелетов.

Первая история касалась юных лет, когда выпускница института вместе со своим однокурсником, которого очень любила, отправилась искать работу в Среднюю Азию. Наивная девушка думала, что ее милый друг жаждет новизны и экзотики, а он оказался законченным наркоманом и мечтал находиться поближе к источнику своего счастья. К тому же полагал, что по месту произрастания наркотики будут обходиться ему дешевле. Каким‑то чудом он не пристрастил к зелью Людмилу – может быть, и правда любил. А может, она оказалась более стойкой, чем он ожидал. При этом работала с утра до ночи – в местном театре и на киностудии, где пользовалась всеобщей любовью и уважением. Не исключено, что он еще и деньги у нее забирал.

Однако этот парень все же втравил ее в неприятную историю. Задолжал торговцам, сам стал приторговывать – в общем, однажды его нашли мертвым в собственной постели. Это не была передозировка – ему вкололи какую‑то дрянь. Они жили вместе, поэтому ее тут же арестовали. Все могло закончиться плохо: убитый наркоман, они оба, по сути дела, – иностранцы. Но затем случается неожиданная и счастливая развязка. Ее отпускают, дело закрывают. И Людмила быстро возвращается в Россию. Что там произошло, доподлинно неизвестно, но весьма осведомленный источник, имевший когда‑то отношение не только к культуре, но и к силовым ведомствам данного региона, предполагает, что здесь возможны два варианта. Первый, наиболее реалистичный. Люду выпустили после вмешательства наркосиндиката – за ее дружком мог быть большой долг, который они хотели получить уже с Людмилы. Второй, более фантастичный – славянская красавица банально приглянулась восточному владыке при погонах, и он сделал ей свое предложение, которое она, в этих условиях, сочла за благо принять. Есть, конечно, вероятность третьего варианта – что Людмилу завербовали спецслужбы, но он настолько фантастичен, что рассматривать его всерьез вряд ли стоит.

Майю уже начало потихоньку колотить от всех этих ужасов, но Половцев сидел спокойно и только сосредоточенно хмурился, не делая попыток прервать монолог Бессонова.

Второй эпизод из жизни Людмилы, который заинтересовал Сильвестра, оказался менее криминальным, но более загадочным, интригующим и драматичным. Один из его телефонных собеседников на условиях полной анонимности рассказал историю, случившуюся год назад на съемках мистического триллера «Да, мы вампиры!». Главным стилистом была приглашена Горенок, а на роль главного вампира – модный актер по фамилии… Аршанский. И у них, как рассказывает этот человек, начался роман. Хотя это было и не в стиле господина Аршанского. Как правило, он заводил интрижки с исполнительницами главных ролей, чего никогда не скрывал. А паузы почти демонстративно заполнял сексуальными контактами с многочисленными поклонницами. Однако в этот раз добычей нашего Казановы стала Людмила.

Но через две недели, наконец, прибывает на съемки припозднившаяся героиня. И Аршанский традиционно переключается на нее. Ситуация неприятная, но довольно банальная. Кстати, бывали случаи, когда поклонницы Аршанского кончали жизнь самоубийством – топились, травились… К счастью, Люда не помешалась от любви и ничего с собой не сделала. Сумела справиться с собой.

Сильвестр замолчал. Некоторое время в комнате стояла звенящая, ничем не нарушаемая тишина. Наконец рассказчик поинтересовался:

– Вопросы есть? Я закончил.

Вопросы у Стаса были, но немного. Во‑первых, насколько Сильвестр уверен в своих источниках. Ведь могут быть и сплетни, и даже оговор.

– Я всех перепроверил. Информацию подтверждали как минимум три‑четыре человека, только тогда я включал ее в свои расчеты как предполагаемо объективную. Подчеркиваю – предполагаемо.

– То есть теоретически эта Людмила до сих пор может быть связана с наркоторговцами? – уточнил Стас.

– Теоретически может быть все. Практически – вряд ли. Я вообще считаю, что если вся среднеазиатская эпопея – правда, то девушку скорее всего по‑тихому отпустили, чтобы не устраивать международных разборок – регион нам все‑таки дружественный. Но проверить, наверное, стоит. Если тут нечисто, мотивы для всех последующих действий у Людмилы могут быть очень разные. В общем, Стас, это вам работенка. И, конечно, насчет ее романа с Аршанским, смертью актрисы и так далее.

– Спасибочки, – ответил Половцев. – А я, дурак, хотел сегодня выспаться!

Любовь – кольцо

Одной из обязанностей Майи, возложенной на нее шефом, был ежедневный утренний мониторинг прессы, где в той или иной степени освещались проблемы кино, театра и телевидения – Сильвестр хотел быть в курсе наиболее значимых событий и знать все главные новости. Поэтому каждое утро она совершала набег на два‑три окрестных киоска, торгующих печатной продукцией. Затем, за завтраком, бегло просматривала купленную прессу, делая пометки и закладки для Бессонова. А после утреннего чая Сильвестр часа на два погружался в изучение творчества коллег и конкурентов.

Обычно Майя, перелистывая газеты и журналы, воздерживалась от комментариев, зная, что шеф не любит выслушивать предварительные оценки и устные анонсы новостей. Но в этот раз, рассматривая обложку популярного глянцевого издания, удержаться не смогла:

– Какой же он все‑таки классный! Великолепный актер!

– Это ты про кого еще? – брюзгливо проворчал Бессонов, которого раздражали мнения дилетантов в тех областях, где он почитал себя корифеем. – Очередное порождение богатого спонсора? Попел, поплясал, диск записал. А уж после этого самое время сняться в кино – самого себя талантливо сыграть!

– Шеф, – вздохнула Майя. – Не будьте злым. Все люди, всем жить надо. Но я ведь знаете о ком? Смотрите!

Она развернула журнал лицом к Сильвестру, тот не удержался и присвистнул – на обложке красовался Игорь Аршанский, собственной импозантной персоной. Он сидел в явно антикварном кресле, одетый в смокинг.

На шее – бабочка, в одной руке – пара белых перчаток, в другой – потрясающей красоты, словно взятая из музейной витрины, трость. Фотография была действительно роскошной.

– В связи с чем реклама? – не унимался Бессонов.

– Премьера спектакля, он – в одной из главных ролей. Нет, действительно, есть в нем что‑то аристократическое, – продолжала любоваться актером Майя. – У него и имидж такой – классические костюмы, смокинги. И трость. Супер!

– Майя, ты – дитя своего времени. Супер… Какое бессмысленное слово! Мне кажется, свое восхищение можно выразить как‑то иначе. То есть нормально. Кстати, этот имидж – трость, а также цилиндр, который твой любимец надевает гораздо реже, и плащ, уже практически им не используемый – не изобретение актера Аршанского, а подарок судьбы. Точнее – одной, уже покойной, театральной примы.

– А я и не слышала, – мгновенно оживилась Майя, которая считала, что знает про Аршанского все. – Вы мне ничего такого не говорили.

– Это же не Кевин Костнер, – буркнул Сильвестр.

– Ну, расскажите.

Майя сто раздавала себе слово, что не будет реагировать на замечания босса о Костнере.

– Дело давнее, хотя тогда в театральных кругах некоторое время с удовольствием обсуждалось. Была такая актриса – Софья Надеждина. Умерла она в более чем почтенном возрасте – ей было больше ста лет. Так вот. Ее некогда связывали любовные отношения с великим актером немого кино Серебрянским. Остались всякие памятные вещи. Вот она их и презентовала Аршанскому – он ей очень напоминал ее самую большую любовь. Прямо на праздновании своего юбилея вручила ему цилиндр, трость и какой‑то антикварный плаще подкладкой чуть ли не из леопарда. Эти вещи некогда были частью имиджа гениального Серебрянского. Теперь Аршанский с удовольствием использует их для укрепления уже собственного имиджа. Особенно любит таскаться с тростью.