Клякса бифуркации

Смотря на присутствующего здесь же - зло-серьёзного, вмиг ставшего - как-то уж чересчур взрослым на вид Ефима Анисимова, продолжаю:

– Ничуть не преувеличиваю, товарищ Жданов! Строительством, могли бы помочь комсомольцы «Ударных комсомольско-молодёжных строительных отрядов», обучением курсантов и организацией работы «ДЖД» - товарищи железнодорожники.

Начальник местного управления Наркомата путей сообщения, с которым мы до этого неоднократно пересекались по разным железнодорожно-транспортным делам - с ходу ущучив полезность новинки, тут же меня поддержал:

– Товарищ Жданов! А ведь Свешников дело предлагает.

А что Ефим?

Перед ним встала во весь свой рост дилемма: если промолчит – стопроцентно останется главой нижегородских комсомольцев.

А вот если впишется за меня – то, как знать!

Тут уж, куда кривая вывезет…

После едва заметного тычка в спину Братом-Кондратом - Ефим решительно, как грудью на амбразуру:

– Нижегородские комсомольцы верят товарищу Свешникову и, в любой момент готовы поддержать его предложение делом!

Я, как уже об давно решённом:

– Видите, товарищ Жданов? Дело за площадкой под строительство. Вы уж нас не подведите… Хахаха!

Смех получился несколько нервным и его никто не поддержал.

Революционными шароварами покрасневший Погребинский, тычет в меня пальцем:

– Товарищи! Какая «Детская железная дорога»? Кого вы слушаете? Это же – бандит, преступник…

В контрреволюции он меня обвинить пока не решается, так как тогда будет разрушена моя «подпольная промышленная империя» - над которой Погребинский хочет всего лишь перехватить управление.

На трибуне онемели, от столь открытого обвинения, а снизу возмущённо зашумели. Сквозь гул, слышу громкий писк нашего «боевого хомячка» - Василия Васильевича Путина (Пупкина):

– Где ты был, Погребинский, когда нас хулиганы убивали? Когда товарищ Свешников повёл нас в бой с этим позорным явлением?

Ефим Анисимов, указательным пальцем, как стволом револьвера:

– А вот Вам, Погребинский, наши комсомольцы не верят! Вы – лживый и двуличный человек!

Его поддержали гласом народным:

– Он – прав!

– Сам ты – преступник!

– Явился на всё готовое - в самый безопасный от хулиганья и бандитизма город, а теперь на заслуженных товарищей клевещешь!

Звонкий девичий голос:

– Руки прочь от нашего Серафима!

Я, с каменным лицом:

– В нашей стране, назвать человека «преступником» - имеет право только народный суд. Вас не шибко заносит…? Хм, гкхм… Гражданин Погребинский?

Погребинский, меча глазами гром и молнии, от осознания своего бессилия, молча истекал потом из-под кубанки.

Ефим, кого-то ища глазами в толпе:

– Я и другие комсомольцы Ульяновска и Нижнего Новгорода, давно знаем товарища Свешникова как честного и преданного делу партии и Советской Власти комсомольца! Думаю, коммунисты Ульяновска тоже того же мнения.

В ответ, из толпы выкрикнули было:

– Так он же – из попов…

Короткий водоворот человеческих тел и, крик - как в выгребной яме захлебнулся, лишь слышно как кого-то бьют ногами, а взамен голосом бывшего военкома Взнуздаева:

– Волостная партийная организация ручается за члена ВКП(б) товарища Свешникова!

Местный глава ГубГПУ, которого я «шапочно» знал по «Делу Сапрыкина», переводил взгляд с одного выступающего на другого, пока не уставился пристально на переносицу Жданова. Тот, почувствовав это, не спеша, обдумывая каждое слово:

– С арестом придётся несколько повременить, товарищ Погребинский. Я считаю и уверен - товарищи меня поддержат, что надо дать шанс тов… Товарищу Свешникову, искупить свою вину перед Советской Властью и трудовым народом. Если такова имеется, конечно.

После паузы, он:

– А следствию за это время, придётся хорошенько поработать – поискав дополнительные доказательства его вины или напротив – невиновности…

Сунув под нос газету со статьёй «Смерть председателя», резко:

– …Заодно и с этим делом разберитесь!

Тот, возмущённо:

– Да он же подастся в бега!

Со всем презрением бросаю в его сторону:

– Не дождётесь, Погребинский! Я от белополяков и бандитов не бегал, не побегу и от Вас.

При последующей гробовой тишине, вынырнувший откуда-то Кац негромко предложил компромисс:

– Оформим подписку о невыезде и, пусть себе пока строит - не покидая пределы города.

Первый секретарь кивнул:

– Пусть будет так.

Сошедши с трибуны, с очень заметным даже невооружённым глазом вожделением, направился к своей красной «итальянке» - возле которой крутился поджидающий его шофёр и, вскоре укатил «с ветерком».

***

За окном служебного кабинета товарища Каца в Управлении губернского отдела НКВД, вечерело и было несколько шумновато. Подойдя к нему, хозяин отодвинув шторы, озадаченно глянул на улицу и недовольно прошипел:

– Без демонстрации нельзя было обойтись?

Ногу на ногу закинув, чувствуя себя хозяином положения, отвечаю:

– А вы с Погребинским издайте указ - запрещающий в СССР демонстрации, митинги и дискуссии. Аль, слабо?

Эти права, как и право на забастовку, были записаны в ещё досталинской Конституции. Другое дело, что кроме правящей и направляющей ВКП(б) - организовывать все эти мероприятия в стране было некому.

А здесь всё стихийно, само собой получилось: люди провожали меня до Управления, а теперь ожидали моего выхода – начиная бузить. Я этого контролировать не мог при всём своём желании.

Вздыхает:

– Умный ты больно – оттого и все твои настоящие и будущие беды.

– Ээээ… Да, Вы никак меня уже похоронили, Абрам Израилевич? А не рано, ли? Ведь кажись, уже разок отпевали – а я вот, где!

Не отвечая, Кац сел за стол и достав какой-то бланк с печатью, принялся его заполнять. Сунув мне под нос постановление об ограничении права на передвижение, дождавшись когда я ознакомился и расписался, он продолжил:

– Ты хоть понимаешь, что сейчас он(!) начнёт «суетиться»? Что ты эту неделю под подпиской не проходишь? А если окажешься в «допре» - тебе крышка?