Книга тайных желаний

По склону холма были раскиданы тридцать девять каменных хижин. Предполагалось, что члены общины будут жить каждый в своей, но в большинстве домов селились по двое. Мы с Йолтой занимали одну хижину на двоих, спали рядом на камышовых циновках. Скепсида предложила тете войти в число старших, но та отказалась, чтобы не лишать себя возможности работать в саду. Она часами пропадала в нашем крошечном дворе, сидя под одиноким тамариском.

Теперь, когда я снова обрела равновесие, мне нравилось, что не приходится делить монастериум ни с кем другим. У меня были деревянная подставка для письма и пюпитр, на котором можно было развернуть свиток. Скепсида снабдила меня папирусом и чернилами.

Добравшись до источника, я присела и наполнила сосуд водой. Мужские голоса, доносившиеся из сторожки, поначалу не привлекли моего внимания. Сюда часто приходили торговцы: женщины продавали муку, мальчишки — мешочки соли. Но потом я расслышала, как кто-то сказал:

— Беглянки здесь… да, я в этом уверен.

Я поставила сосуд на землю. Натянув потрепанную накидку на голову, я на четвереньках поползла к источнику звука, стараясь подобраться как можно ближе. Младшего терапевта, исполнявшего роль привратника, нигде не было видно. Зато я приметила одного из старших, который разговаривал с двумя мужчинами в коротких туниках и сандалиях, зашнурованных кожаными ремешками до самых колен. На поясе у них висели короткие мечи. Типичная экипировка еврейского ополчения.

— Мои люди встанут дозором на дороге на случай, если они соберутся бежать, — сказал тот, что повыше. — Я сообщу Харану. Если у тебя будут для нас новости, оставляй послания у сторожки.

Я не удивилась, что Харан нашел нас: странно лишь то, что этого не произошло раньше. Однако Йолта и Скепсида были убеждены, что он не посмеет нарушить неприкосновенность терапевтов, послав людей схватить нас.

— Иудеи Александрии ополчатся против него, — говорила Скепсида с уверенностью, которой я не разделяла.

Солдаты ушли, и я прижалась к земле, чтобы рассмотреть предателя, когда он будет проходить мимо меня, поднимаясь вверх по холму. Им оказался тощий сутулый Лукиан с глазами, похожими на изюмины. После Скепсиды он был самым влиятельным членом общины. Когда Лукиан скрылся из виду, я подняла сосуд с водой и бросилась в сад, чтобы предупредить Йолту.

— Этот змей Лукиан и раньше шпионил на Харана, — прошипела она. — Возраст не изменил его к лучшему. Слишком долго он постился и воздерживался.

Два дня спустя Скепсида и Йолта заглянули ко мне в хлев.

Я сгребала свежую траву, чтобы покормить ослов, но тут же отставила грабли. Скепсида не стала терять время на приветствия и сразу же показала мне пергамент.

— Сегодня я получила от Харана. Один из солдат, расставленных на дороге, принес его в сторожку.

— Тебе известно о солдатах? — изумилась я.

— Моя работа заключается в том, чтобы знать о любых происшествиях, которые могут потревожить наше уединение. Я плачу мальчишке, торгующему солью, чтобы он сообщал мне все новости.

— Прочти ей, — сказала Йолта Скепсиде.

Скепсида нахмурилась — она не привыкла, чтобы ей указывали, — однако подчинилась, отодвинула пергамент подальше от глаз, прищурилась и прочла:

— «Я, Харан бен-Филип Левит, верный покровитель терапевтов на протяжении двух десятков лет, пишу Скепсиде, досточтимой главе общины, и прошу ее передать под мое попечение моих сестру и племянницу, ныне находящихся под защитой терапевтов. Передав указанных женщин моим людям, стоящим лагерем неподалеку, терапевты продолжат пользоваться моей щедростью». — Она уронила руку, словно вес пергамента истощил ее силы. — Я отправила ему письмо с отказом. Община потеряет покровительство Харана: об этом он пишет достаточно ясно. Что ж, нас ждет чуть больше постов, вот и все.

— Спасибо, — сказала я, опечаленная тем, что мы с тетей стали причиной лишений.

Она спрятала пергамент под плащ и удалилась. Глядя вслед наставнице, я поняла, что только она и стоит между нами и Хараном.

Теперь я знала, что напишу песню.

XXI

Библиотекой терапевтам служила тесная комната в доме собраний. Она была доверху набита свитками, сваленными грудами на полу, на полках и столах, распиханных по нишам в стенах. Я переступала и обходила пергаменты, чихая от пыли. Скепсида сказала, что среди них могут отыскаться не только тексты, но и записи мелодий, возможно даже греческим нотным письмом. Только вот как их найти? Здесь не было каталога, свитки лежали вперемешку. У меня в хлеву было больше порядка, а на ослах — меньше грязи.

Правда, Скепсида предупредила меня о беспорядке.

— Феано, наш библиотекарь, стар, болезнь обезножила его, — сказала она. — Он уже больше года не был в хранилище, а желающих занять его место нет. Но тебе следует поискать песни: ты много почерпнешь.

Теперь же мне пришло в голову, что наставницей мог двигать и иной мотив: она надеялась, что я стану библиотекарем поневоле.

Я расчистила место на полу, поставила лампу подальше от папирусов и принялась разворачивать свитки один за другим. Среди них были не только священные тексты иудеев с комментариями еврейских мудрецов, но и труды платоников, стоиков и пифагорейцев, а также греческие стихи и комедии Аристофана. Я принялась упорядочивать манускрипты по темам. К вечеру я рассортировала более пятидесяти свитков и сделала для каждого описание, как заведено в Александрийской библиотеке. Затем я подмела пол и разложила по углам эвкалиптовые листья. Я как раз отряхивала руки, к которым прилипли клочки пахучих листьев, и тут случилось чудо, о котором я и не подозревала весь день.

Раздались шаги. Я обернулась к двери: передо мной в лучах солнца стояла Диодора.

— Ты здесь. — Мне хотелось удостоверить вслух событие, в которое я не могла поверить.

— Истинно так, — подтвердила Скепсида, заходя в комнату вслед за Диодорой. Глаза наставницы сияли от удовольствия.

Я обняла сестру и почувствовала слезы у нее на щеках.

— Как ты сюда попала? — спросила я.

Диодора оглянулась на Скепсиду, которая как раз вытаскивала из-под стола скамью, чтобы на нее усесться.

— Я отправила письмо в храм Исиды Целительницы и попросила Диодору прийти, — пояснила наставница.

— У меня не было никаких сведений о вас, пока я не получила ее письмо, — сказала Диодора, держа меня за руку. — Когда вы так и не появились в храме, я поняла: с вами случилась беда. Мне нужно было убедиться самой, что вы живы и благополучны.

— Ты останешься с нами?

— Жрица храма разрешила мне отлучиться на любой срок.

— Поселишься вместе с Аной и Йолтой, — распорядилась Скепсида. — В комнате как раз поместятся три постели. — Заправив за ухо выбившуюся прядь, она внимательно посмотрела на Диодору. — Я вызвала тебя, чтобы вы с матерью побыли вместе, но еще и ради себя. Ради терапевтов, если точнее. Ты нам нужна. Среди членов общины есть старики и больные, и за ними некому ухаживать. Ты постигла искусство врачевания. Если останешься с нами, это принесет нам большую пользу.

— Вы хотите, чтобы я жила с вами? — уточнила Диодора.

— Только если ты жаждешь тихой, созерцательной жизни. Только если стремишься учиться и хранить память о Боге живом. — То же самое она говорила нам с Йолтой.

— Но ваш Бог — Бог иудеев. Мне о нем ничего не известно, я служу Исиде.

— Мы расскажем тебе о нашем Боге, а ты нам — о своих. И тогда вместе мы обретем Бога единого.

Диодора не ответила, но лицо ее просветлело.

— Йолта знает о том, что ты здесь? — спросила я.