Книга тайных желаний

Глаза мне словно кололи раскаленной иглой.

— Кроме того, мой брат может подкупить судий, — добавила тетя.

Я опустила голову на колени. Беглянка. Иностранка.

И вдруг: тук-тук.

Мы одновременно уставились на дверь во двор. Звякнул металл. Зубцы ключа отыскали бороздки замка, и в комнату вошли сначала Памфила, а за ней Лави с ключом, на котором болталась бирка.

Я радостно заключила их в объятия.

— Откуда у вас ключ? — спросила я очень тихо.

— У Харана по два ключа от каждой двери, — объяснила Памфила. — Запасные он хранит в мешочке на стене кабинета. Лави смог прочесть надписи на бирках. — Она одарила мужа лучезарной улыбкой.

— Ты слышал угрозы Харана? — спросила я.

— Каждое слово.

Я повернулась к Йолте:

— Куда пойдем?

— Я знаю только одно место, — ответила она. — Мы отправимся к терапевтам. Иудеи чтят их, считая поселение святилищем. Там мы будем в безопасности.

— Они нас примут?

— Я провела там восемь лет. Нам дадут убежище.

Когда Харан запер нас, мир начал раскачиваться из стороны в сторону, словно ладья в море, но теперь все возвращалось к установленному порядку.

— Община находится на берегу Марейского озера, — сказала Йолта. — Пешком туда идти четыре часа или больше. Ночью нам понадобится фонарь.

— Я провожу вас, — предложил Лави.

— Лави, тебе тоже нельзя оставаться в этом доме, — нахмурилась Йолта.

— Он не может уйти, — пробормотала Памфила с таким видом, словно перед ней разверзлась бездна.

— Если останется, ему тоже грозит опасность, — возразила Йолта. — Харан решит, что Лави помог нам бежать.

— Тогда я тоже пойду, — заупрямилась Памфила. — Теперь он мой муж.

— Прошу, Памфила, — дотронулась я до ее руки, — нам необходимо, чтобы ты задержалась в доме. Я все еще жду весточки из Галилеи. Мне больно представить, что она придет, а я об этом не узнаю. Дождись письма и передай его нам. Я знаю, это эгоистичная просьба, но я молю тебя: помоги.

В разговор вступил Лави:

— Мы никому не сообщали о нашем браке из страха, что Харан уволит Памфилу. — Он посмотрел на египтянку, ставшую ему женой всего неделю назад: — Хозяин не станет подозревать тебя в пособничестве.

— Но я не хочу разлучаться с тобой, — запротестовала она.

— Мы оба знаем, что я не могу здесь оставаться, — с нежностью произнес Лави. — При библиотеке есть комнаты для холостых служителей. Я буду жить там, а ты останешься здесь до тех пор, пока не придет письмо из Галилеи. Тогда я подыщу нам дом.

Я не видела Иисуса уже полтора года — целую вечность. Он ходил по Галилее без меня, проповедовал скорое наступление царства Божьего, а я, его жена, была далеко. Я сочувствовала Памфиле, но ее разлука с мужем закончится в мгновение ока, не то что моя.

— Вы не оставляете мне выбора, — сказала она с обидой в голосе.

Лави распахнул дверь во двор и выглянул наружу. Ключ он отдал Памфиле.

— Верни его на место, пока не хватились. Затем открой дверь на улицу. Если кто-нибудь спросит, где мы, скажи, что ничего не знаешь. Веди себя так, будто я тебя бросил. Не скрывай обиду. — Он расцеловал ее в обе щеки и подтолкнул к двери.

Я быстро раскладывала свои пожитки по мешкам. Один из них целиком заполнили свитки, в другой отправились одежда, мой портрет, мешочек с красной нитью и оставшиеся деньги. И вот опять мне придется нести чашу для заклинаний в руках.

XIX

Скепсида, пожилая глава общины терапевтов, взглянула на меня, и я утонула в ее взгляде. Пронзительными карими глазами и белыми всклокоченными со сна волосами она напоминала сову, взгромоздившуюся на скамью. Скепсида была уже в годах. Она сидела сгорбившись и совершенно неподвижно, переводя взгляд с меня на Йолту быстрыми движениями, пока моя тетка объясняла, почему мы оказались на пороге ее небольшого каменного дома, моля об убежище в глухой час ночи.

Во время долгой утомительной дороги из Александрии Йолта многое поведала мне о странных обычаях общины.

— Терапевты разделены на младших и старших, — объясняла она. — Младшими называют не тех, кто моложе годами, как ты могла подумать, а, скорее, вновь примкнувших к сообществу. Я перешла в число старших, прожив с терапевтами семь лет.

— Младшие и старшие равны в правах? — спросила я. Если там существует иерархия, я точно окажусь в самом низу.

— Равны все, но работа распределяется по-разному. У общины есть покровители, в том числе и Харан, так что, полагаю, старшие могли бы нанять слуг, но это против их правил. В обязанности младших входит выращивание овощей и злаков, они готовят и подают еду, ухаживают за животными, строят дома, выполняют любой ручной труд, а кроме того, они занимаются духовным трудом. По утрам я работала в саду, а после полудня возвращалась к своему уединению.

— Значит, старшие совсем не работают?

— Они заслужили право посвятить все свое время духовному труду.

Мы проходили мимо спящих деревень, виноградников, винных прессов, богатых вилл и простых сельских домов. Лави возглавлял наш маленький отряд, неся фонарь и слушая указания Йолты. Мы не заблудились только чудом.

— Каждый сорок девятый день, — продолжала рассказывать тетка, — они проводят особый ритуал, во время которого всю ночь поют, танцуют и принимают участие в общей трапезе. Все это приводит участников в состояние экстаза, которое называют трезвым опьянением.

Да что же это за место?

Добравшись до заросших камышом берегов Марейского озера, мы притихли. Интересно, вспоминался ли Йолте тот день, когда она впервые оказалась здесь, разлученная с дочерью? История повторялась. Я смотрела на отражение луны, которое качалось на поверхности воды в окружении звезд. Из-за известняковой гряды доносился запах моря. В груди у меня теснились страх и восхищение, как в тот день много лет назад, когда я ждала Иисуса в пещере.

Была глубокая ночь, когда дорога вывела нас к необычайно крутому холму. На вершине я разглядела постройки под плоскими крышами.

— Жилища терапевтов малы и просты, — сказала Йолта, проследив за моим взглядом. — Перед каждым есть небольшой двор, внутри — комната для сна и так называемый монастерион — священное место для духовной работы.

Она уже в третий раз упомянула это странное определение.

— Что такое духовная работа? — решилась уточнить я. После десяти лет ежедневных хлопот по дому мне трудно было вообразить, что можно просто сидеть в священном месте.

— Это чтение, письмо, сочинение песен, молитва. Ты сама увидишь.