Книга тайных желаний

— Как мы его найдем? — прошептал Лави.

— Начнем с Гефсиманского сада. Возможно, он провел ночь там.

— Ты знаешь, где это?

— У подножия Масличной горы. Вчера вечером Тавифа рассказала мне о тропинке, которая ведет туда из деревни.

Должно быть, вид у меня был встревоженный, потому что Лави испытующе посмотрел на меня и спросил:

— Все хорошо, сестра?

«Сестра». Я подумала об Иуде: как мне теперь быть ему сестрой? Я хотела успокоить Лави, сказать, что не стоит волноваться, но чувствовала, что впереди меня поджидает великая тьма.

— Брат. — Голос у меня слегка дрогнул. Я направилась к воротам.

— Мы найдем его, — сказал Лави.

— Да, мы найдем его.

Пока мы спускались по склону, солнце скрылось в густых облаках. Под оливковыми деревьями просыпались паломники, они были повсюду, и от их движений склон холма словно колыхался. Мы шли молча и очень быстро. В ушах у меня зазвучали слова гимна Софии:

Я послана силой… Не пренебрегай мной, берегись! Я та, кто часть всякого страха и всякой безрассудной храбрости.

Добравшись до сада, я стала перебегать от одного дерева к другому, выкрикивая имя Иисуса. Никто не отвечал. Мой муж не вышел из неровной тени, не раскрыл объятий, не сказал: «Ана, ты вернулась».

Мы обшарили все уголки сада.

— Его здесь нет, — вздохнул Лави.

Я замерла, в груди клокотало. Мне так верилось, что я найду его здесь. Всю ночь, блуждая между сном и явью, я видела образы этого сада у подножия Хеврона.

Где же Иисус?

Вдалеке вырисовывались очертания храма, вздымающегося над городской стеной. От него расходилось ослепительное белое сияние. Рядом можно было разглядеть Антониеву башню, где стоял римский гарнизон. Лави проследил за моим взглядом.

— Надо поискать в городе, — сказал он.

Я попыталась представить, где в огромном лабиринте Иерусалима может находиться муж. Во дворах храма? У Вифезды [30] ? Но тут слух уловил чей-то стон. Звук был глубоким и гортанным, он шел из-за деревьев позади нас. Я ринулась туда, но Лави преградил мне путь:

— Сначала я. Надо убедиться, что опасности нет.

Он углубился в рощу, скрывшись за выступом скал, я же осталась ждать.

— Ана, скорее! — позвал меня Лави.

30

Купель в Иерусалиме у Овечьих ворот.

Я побежала к нему, и там был Иуда. Он стоял на коленях, сгорбившись и раскачиваясь взад и вперед, то ли воя, то ли рыдая.

— Иуда! Что с тобой? — Я опустилась на колени рядом с братом и положила руку ему на плечо.

Почувствовав мое прикосновение, он смолк, но тут же скороговоркой заговорил, не поднимая глаз:

— Ана… я видел тебя… издалека. Мне не хотелось попадаться тебе на глаза. Не смотри на меня… Я не вынесу.

Внутри меня все оборвалось. Я вскочила.

— Иуда, что ты сделал? — Он не ответил, и я закричала: — Что ты сделал?!

Лави, до того державшийся на почтительном расстоянии, теперь подскочил ко мне. Я не стала ничего ему объяснять. Вместо этого я склонилась к брату, стараясь справиться с яростью, клокочущей в сердце.

— Скажи мне, Иуда. Сейчас же.

Брат поднял голову, и я прочла ответ в его глазах.

— Ты выдал Иисуса римлянам? — Я хотела бросить ему свои обвинения в лицо, ударить ими наотмашь, но смогла лишь еле прошептать их.

Иуда сжал руку в кулак и с силой ударил себя в грудь.

Рядом с ним на земле валялся раскрытый кошель с серебряными монетами. Брат схватил его и швырнул деньги в сторону деревьев. Я задохнулась, глядя, как монеты падают на землю, поблескивая, словно чешуя диковинного существа.

— Я не выдавал его римлянам. — Он перестал рыдать, но теперь ему пришлось обвинять себя. Скорпионий хвост на щеке заходил вверх и вниз. — Прошлой ночью я, его друг и брат, указал на Иисуса храмовой страже, зная, что они передадут его римлянам. Я привел стражу сюда, где, как я знал, должен был находиться Иисус. Я поцеловал его в щеку, чтобы солдаты узнали его. — Он указал вперед: — Там стоял Иисус, когда я его поцеловал. Вон там.

Я посмотрела туда, куда он указал: коричневая глина, маленькие белые камешки, отпечаток сандалий.

— Я хотел дать людям повод для возмущения, — продолжал брат измученным, бесстрастным голосом. — Хотел помочь установить царство Божье. Я решил, что Иисус тоже этого хочет. Я верил: если подстегнуть события, он убедится, что другого способа нет, и будет сопротивляться солдатам, возглавив восстание. А если нет — его смерть воодушевит людей, и они поднимутся сами.

Насилие. Восстание. Смерть. Нелепые, бессмысленные слова.

— И знаешь, что сказал мне Иисус, когда я поцеловал его? Он увидел солдат, идущих за мной с обнаженными мечами, и спросил: «Иуда, ты предашь меня поцелуем?» Ана, ты должна поверить мне: только тогда я понял, как обманулся. Прости. — Он снова согнулся к коленям и застонал.

Он просит прощения? Мне хотелось броситься на брата и содрать с него кожу.

— Ана, пожалуйста! — умолял Иуда. — Я не жду понимания, но прошу тебя о том, чего не могу сам: прости меня.

— Где мой муж? — спросила я. — Куда его увели?

Он закрыл глаза.

— В дом Каиафы. Я последовал за ними. На рассвете Иисуса доставили в западный дворец, резиденцию римского наместника в Иерусалиме.

К прокуратору Пилату. Тому самому, которого Лазарь назвал жестоким. Я поискала глазами солнце, надеясь определить, который час, но небо затянуло серой мглой.

— Иисус все еще там?

— Не знаю, — сказал Иуда. — У меня не хватило духу остаться и выслушать, какая судьба его ждет. Когда я его видел в последний раз, Иисус стоял на крыльце перед дворцом Пилата.

— Дворец… где это?

— В Верхнем городе, рядом с башней Мариамны.

Я сорвалась с места, Лави бросился за мной.

— Ана!.. Ана! — звал меня Иуда.

Я не ответила ему.

III

Мы ворвались в Иерусалим через Золотые ворота, пересекли двор язычников и нырнули в хитросплетение тесных, извилистых улиц, переполненных паломниками. Я посмотрела на запад, надеясь увидеть башню Мариамны. Дым, поднимающийся над алтарем Иерусалимского храма, стелился над городом тонкой низкой пеленой, пропитывая все вокруг тошнотворным запахом сожженной жертвенной плоти. Я почти ничего не видела.

В Верхнем городе было настоящее столпотворение: чтобы пробраться сквозь гущу людей, уходило отчаянно много времени. «Ну же! Дайте пройти! — мысленно умоляла я. — Скорее! Шевелитесь!» Меня не оставляли ужас и смертельная тревога.

— Пришли! — наконец воскликнула я. — А вот и башня!

Одна из башен дворца Ирода маячила в зловонном тумане. Мы свернули за угол, потом еще раз, и оказались посреди неимоверного скопления народа, запрудившего улицу. Люди были повсюду, даже на крышах домов. Я подумала, не собираются ли забить камнями какую-нибудь женщину, и огляделась в поисках скорчившейся несчастной жертвы, обвиненной в прелюбодеянии или воровстве, — этот ужас мне был знаком не понаслышке.