Книга тайных желаний

V

Мы готовили Иисуса к погребению при свете двух масляных ламп. Стоя на коленях на полу пещеры рядом с его телом, я чувствовала странное оцепенение. Неужели это мой муж?

Других женщин в пещере я видела словно бы из укрытия на краешке неба. Мария, мать Иисуса, мыла ему ноги, а остальные оплакивали его. Лица у всех были перепачканы и залиты слезами, голоса отскакивали эхом от стен и разносились по пещере. Кувшин и полотенце ждали, когда я возьму их, присоединюсь к другим женщинам. «Возьми полотенце. Давай же, возьми его». Но я не могла. Я понимала, что если дотронусь до него, если прикоснусь к Иисусу, то вывалюсь из своего укрытия в небе. Смерть мужа станет реальностью. Горе поглотит меня.

Мой взгляд блуждал по грудам костей в глубине пещеры: аккуратные горки черепов, ребер, длинные кости, короткие кости, пальцы рук, ног, бесчисленные мертвецы, причащенные смертью. Вероятно, ни у кого из упокоившихся тут не было средств на оссуарий для своих костей. Так хоронили нищих.

Нам повезло, что у него будет хоть такая гробница. По римскому обычаю, распятого оставляли висеть на кресте в течение нескольких недель, а затем бросали тело в яму, где и заканчивалось разложение. Иисусу была уготована та же мерзостная участь, если бы не щедрость незнакомца.

Он был не старше Иисуса и носил дорогую одежду и шапку, выкрашенную в изысканный синий цвет. Он подошел к нам через несколько мгновений после того, как солдат вонзил копье в бок Иисуса, чтобы удостовериться в его смерти. В приступе тошноты я отшатнулась, в ужасе отворачиваясь от отвратительной сцены, и едва избежала столкновения с каким-то мужчиной. Глаза у него покраснели, веки опухли от слез.

— Здесь неподалеку есть гробница. Если мне удастся убедить центуриона выдать тело Иисуса, мои слуги отвезут его туда.

— Кто вы, господин? — посмотрела я на него.

— Один из последователей Иисуса. Меня зовут Иосиф. Я родом из Аримафеи. Вы, женщины, должно быть, его семья.

— Я его мать, — выступила вперед Мария.

— А я его жена, — сказала я. — Мы благодарны вам за доброту.

Он слегка поклонился и зашагал прочь, вытаскивая из-за пояса кошель с деньгами. Динарий скользнул в ладонь центуриона. Я смотрела, как за ним последовал второй, третий, четвертый. На ладони выросла серебряная колонна.

Иосиф возвратился и протянул нам еще динарий:

— Идите в город и купите все необходимое, чтобы подготовить тело. Но нужно торопиться. Центурион хочет поскорее покончить с этим делом. — Он посмотрел наверх, где сгущались сумерки. — Нужно похоронить Иисуса до заката. Скоро наступит суббота.

Саломея забрала монету, схватила за руку Марию Вифанскую и потащила ее вниз по склону.

— Мы подождем вас здесь. Не мешкайте! — крикнул Иосиф им вслед.

Огонь лампы метался по стенам пещеры. Пятна света легли на кожу Иисуса. Его кожу. Его. Я протянула руку и позволила пальцам дотронуться до внутренней стороны его локтя. Потом смочила полотенце и стерла грязь и кровь с его рук, ладоней, груди и лица, ушей и складок на шее, и каждое движение ранило меня, погружало в бесконечную боль.

Мы натерли его кожу оливковым маслом, а потом помазали миррой. Это было единственное благовоние, которое Саломея смогла раздобыть в городе в столь поздний час, и Мария встревожилась.

— Когда кончится суббота, — сказала она, — мы вернемся к гробнице и как следует умастим тело гвоздикой, алоэ и мятой.

Саломея провела щербатым деревянным гребнем по волосам Иисуса. Пока я наблюдала за его кончиной, ни одна слеза не скатилась у меня по щекам, но теперь я молча плакала, следя за движениями гребня.

Мария Магдалина взялась за края савана и медленно опустила его, но в последний миг, прежде чем лицо мужа скрылось от меня, я наклонилась и поцеловала его в обе щеки.

— Встретимся в долине, называемой бессмертие, — тихо сказала я.

VI

Тем вечером Марфа превратила субботнюю трапезу в тризну, но есть никому не хотелось. Мы сидели на влажных плитках двора, сбившись в кучку под навесом. Над нами сгущалась тьма, моросил дождь, было очень тихо. Никто не говорил об Иисусе с тех пор, как мы покинули гробницу. Мы протиснулись наружу через узкий вход в пещеру, где нас поджидал Лави, и заложили вход камнем. Наши голоса остались внутри. Потом мы медленно пошли в Вифанию, потрясенные, усталые, онемевшие от ужаса. Я по-прежнему была босиком. Сандалии нес Лави.

Я сидела и смотрела на своих близких: Мария и Саломея; Лазарь, Мария и Марфа; Мария Магдалина, Тавифа и Лави. Они смотрели на меня. Их лица были сосредоточенны и пусты.

Иисус мертв.

Я думала о Йолте. И Диодоре. И Скепсиде. Усилием воли я перенеслась к ним, представила их под тамариском рядом с каменной хижиной. Я попыталась разглядеть яркие белые утесы на вершине холма и Марейское озеро, сияющее у подножия, словно небо, упавшее на землю. Мне удалось удержать эти видения на несколько мгновений, но потом их место заняли ужасные воспоминания. Мое сердце было разбито. Как я сложу теперь его осколки? Смогу ли? Этого я не знала.

Когда опустилась ночь, Марфа зажгла три лампы и поставила их перед нами. Лица вдруг засияли, щеки и подбородки порозовели. Дождь наконец прекратился. Вдалеке послышался заунывный крик совы. От этого звука у меня перехватило дыхание, и я поняла, что должна рассказать историю, прокричать ее во тьму.

Я первая нарушила молчание. И рассказала о письме Иуды, которым он вызывал меня домой.

— Он написал мне, что Иисусу угрожает опасность, но теперь я знаю, что большая часть этой опасности исходила от самого Иуды. — Я колебалась, чувствуя смесь отвращения и стыда. — Это мой брат привел храмовую стражу схватить Иисуса.

— Откуда ты знаешь? — воскликнул Лазарь.

— Я встретила его сегодня утром в Гефсиманском саду. Он признался мне.

— Да поразит его Господь! — яростно бросила Марфа.

Никто ей не возразил. Даже я.

Я наблюдала за вытянувшимися, испуганными лицами своих друзей. Они пытались понять. Мария Магдалина покачала головой, и янтарный свет заиграл у нее на волосах. Она подняла ко мне лицо, и я задалась вопросом, известно ли ей, почему я не ходила с мужем по Галилее, как она. Известны ли его последователям обстоятельства моего изгнания? Знают ли они обо мне?

— Иуда не мог предать Иисуса, — сказала Магдалина. — Он любил его. Я была с учениками несколько месяцев. Иуда был предан Иисусу.

Я начала закипать. Да, я не была с Иисусом во время его служения, но я знала своего брата.

— Мне хорошо известно, что Иуда любил Иисуса; он любил его как брата. Но еще больше он ненавидел Рим, — резко ответила я.

Магдалина помрачнела, и мое раздражение улетучилось. Даже тогда я понимала, что грубость моего тона вызвана завистью к ее свободе, которая позволила ей идти за Иисусом, в то время как я была пленницей в доме Харана.