«Книга Всезнания»

— Мукуро и впрямь вспомнил свои инкарнации, однако далеко не все. Семья Эстранео заставляла его просматривать прошлые жизни через правый глаз, который получил видоизменяющуюся отметину благодаря Пламени Тумана. Глаз Мукуро подвергся ряду экспериментов, благодаря чему приобрел способность видеть прошлые жизни при определенном воздействии, и ученые заставляли его просматривать свои жизни «в ускоренной перемотке», чтобы заставить его вспомнить о воплощениях во всех шести мирах. И когда Мукуро вспомнил все шесть миров, опыт был завершен. Иные его жизни ученые просматривать не стали. Процедура была крайне болезненная, не говоря о том, что операция на глазу — не самая приятная вещь, и потому иллюзионист крайне зол на ученых. Равно как и из-за обращения с подопытными как с крысами, но это уже детали, не имеющие отношения к теме разговора. Итак, Мукуро помнит свои воплощения во всех шести мирах и помнит, как бывал в Аду. Однако христианский Ад, которым правит падший ангел Люцифер, отличается от Ада восточных религий. Я, конечно, могу начать вдаваться в подробности, герр Савада, но, думаю, тебе это ни к чему. Если захочешь узнать больше, просто скажи мне, запрос ведь уже сделан.

Тсуна нервно покачал головой, подумав, что слишком большие знания, тем более знания о таких вещах могут быть более чем излишни, и Фукс усмехнулся. Но акцентировать внимание на том, что Хозяин Книги предпочел неведение знанию, не стал.

— Тогда позволю себе продолжить рассказ в общих чертах, — изящным движением поправив воротник камзола, вынес вердикт он. — Среди всего прочего, Мукуро вспомнил свои мучения в Аду, перенесенные им там наказания, а также свое воплощение в восточном подземном мире, если точнее, в японском. В том самом, хорошо тебе знакомом, состоящем из восьми ледяных и восьми огненных Адов. Вот только позволю себе заметить, что люди, умирая, оказываются в так называемом «промежуточном состоянии», и то, куда они будут отправлены искупать грехи, зависит от их религии. Синтоистских грешников ждет Ад восточный. Христианских — европейский. И это ничуть не противоречит учению Колеса Сансары, поскольку, искупив грехи и частично очистив свою карму, душа получает право на перерождение. Однако это — лирическое отступление. Одно из воплощений Мукуро попало в Ад восточный, но не в качестве расплаты за грехи, как мучающаяся душа, а в виде перерождения, как слуга владыки мертвых. Он пытал души в соответствии с законами восточного Ада. И тот Мукуро, которого ты знаешь, в возрасте семи лет вспомнил не только как его собственная душа мучилась в Аду, искупая грехи, но и обо всех ужасах, что творило с душами умерших его прошлое воплощение. Это тоже повлияло на его психику, равно как и отношение семьи Эстранео к подопытным. Но заметь, мсье Савада, искупающим вину грешникам некогда осматриваться по сторонам, а воплощение служителя Ада Мукуро помнит лишь одно, и потому знает лишь уклад восточного Ада. Уклад же европейского крайне отличается, и потому иллюзионист может лишь теряться в догадках, однако он не помнит о встречах с западными демонами. И не знает, что они намного более жестоки, нежели восточные. Просто потому, что главное различие между ними состоит в их желании. Демоны востока мучают умерших людей, чтобы заставить их раскаяться, они во главе с Владыкой Эмма, правителем мира мертвых, не желают воцарения Ада на земле. Европейские же демоны злы на тех, кто изгнал их в Преисподнюю, и потому отчаянно желают погрузить человечество во тьму порока. Поэтому Мукуро не представляет, к чему ведут европейские артефакты. Создай их восточный демон, они были бы созданы либо чтобы позабавить создателя страхом человека, их нашедшего, либо чтобы показать человеку всё его несовершенство и гнилую натуру. В крайнем случае, чтобы его убить или свести с ума. Европейские же артефакты куда более хитроумны. Их цель — раздор, зло, грехи. Чем больше человек пользуется артефактами сильнейших демонов западных религий, тем больше он погружается в пучину греха, и тем больше зла он сеет на Земле. Точнее, так должно быть, но некоторые хозяева артефактов смогли избежать сей участи, не погружали мир во тьму и, соответственно, не грешили напропалую. Но таких было крайне мало. Итак, теперь ты осознаешь, почему Мукуро не сможет понять суть Книги Всезнания?

Тсуна неуверенно пожал плечами, а Фукс как-то безразлично улыбнулся и пояснил без тени эмоций, словно сообщал прогноз погоды на вечер:

— Просто Мукуро не познал столь глубокого зла, что заложено в Книге Всезнания. Потому ему не понять смысла ее существования и ее ценности. Ему не понять, зачем демон Бельфегор создал ее.

— Чтобы погрузить мир в хаос? — едва слышно спросил Тсуна.

— Чтобы превратить его в Ад, — развел руками Фукс.

В глазах Стража Савада не увидел и тени печали. Словно барону было наплевать на судьбу мира, некогда бывшего его домом. И в этот момент Тсуна впервые подумал, что боится Второго Стража. Боится, потому что абсолютно не понимает. А еще боится, потому что ему и правда было наплевать на всех… кроме Хозяина Книги.

Тсуна просто не хотел верить, что существуют люди, которым наплевать на мучения других. Но он забыл, что у всего в этом мире есть своя причина…

Фукс рассмеялся.

========== 19) Гостеприимство Кокуё-Ленда ==========

Расспрашивать Стража о том, почему ему не жаль простых смертных, которых может уничтожить Книга Всезнания, если ее Хозяин решит встать на дорогу зла, Тсуна не стал. Просто не хотел знать ответ. И понимал, что ответ этот ему крайне не понравится. Ведь он помнил ужас Ребекки и ее ненависть к людям, помнил слова Лии о том, что людей она считает предателями и потому ненавидит. И впервые за всё время знакомства с Вольфрамом Тсуна подумал, что раз двое других Стражей так относились к людям, то и Фукс мог относиться к ним не лучше. И у него тоже могла быть веская причина для этого.

Ведь Вольфрам Фукс умер молодым. А молодые люди крепкого телосложения редко умирают своей смертью.

Тсуна обещал сам себе думать и анализировать происходящее, но благополучно забыл об обещании. Как обычно. Однако слова Стража всколыхнули его память, и Савада решил присмотреться к аристократу, чтобы понять, что же на самом деле у того на уме, и почему он так безразличен к судьбам смертных.

Всю оставшуюся дорогу до Кокуё-Ленд Тсуна внимательно приглядывался к Вольфраму. Изящные легкие движения, аристократичные, но отнюдь не манерные, плавная походка, идеальная осанка. Ничто в облике Фукса не говорило о том, что на его теле были раны. Тонкие, удивительно длинные, будто у пианиста, бледные пальцы были ухоженными, и ногти, аккуратно постриженные, не несли на себе ни следа пыток, как у двух других Стражей. Единственное, что слегка выбивалось из облика идеального аристократа, — растрепанные волосы, которые Фукс никогда не пытался уложить, но это могла быть просто привычка, да синюшного оттенка губы, которые говорили о том, что немец мертв, но отказывались рассказать, что послужило тому причиной. А еще Савада помнил, что барон любил отстукивать ногой какой-то ритм, но и предположить не мог, какой именно. А потому зацепок у Тсунаёши не было.

Здание первого корпуса Кокуё-Ленд выросло перед Десятым Вонголой слишком неожиданно. Он так погрузился в раздумья, что не заметил, как прямо перед ним показалась дверь в старое, изъеденное временем здание. В пустые окна беспрепятственно врывался холодный ветер, двери отказывались защитить стены, испещренные трещинами, от наступающей осени, крыша зияла дырами, обещая пропустить первый же дождь внутрь дома, а скрипучие половицы грозили того и гляди провалиться под весом посетителей. С каждым годом это здание всё больше ветшало и становилось всё менее пригодным для жизни. Но отчего-то раньше Тсуна этого будто не замечал. Он просто не хотел задумываться о том, как можно жить в таких условиях. Ведь если люди так жили и ничего не меняли, значит, их это устраивало. А думать о том, что у них могло не быть выбора, Савада просто не желал.

Теперь же в памяти Десятого Вонголы встала бурная горная река, ливень и ветер. Берег с мокрой травой и пронизывающий до костей холод. А главное, алые капли, срывавшиеся с растрескавшихся синюшных губ заходившегося в дичайшем кашле иллюзиониста. И Тсуна впервые подумал, что жить в полуразрушенном здании Кокуё Мукуро нельзя.

А как же семилетний Фран, любивший язвить всем подряд? А как же Хром, девушка пятнадцати лет, потерявшая часть внутренних органов в аварии и воссоздавшая их иллюзиями? А как же Кен и Чикуса, самые давние друзья Мукуро, прошедшие через не менее жестокие эксперименты, чем сам иллюзионист?.. Но о них Тсуна не подумал. Пока не подумал…

Гокудера сосредоточенно хмурился, внимательно присматриваясь к коридорам, которые один за другим преодолевали Хранители. Он ждал нападения. Опасался каждой тени и старался быть не просто настороже, а в полной боевой готовности. Он не верил Мукуро, особенно после истории в лесу. Ямамото по привычке улыбался, но внимательно прислушивался к собственным инстинктам. После нападения иллюзиониста на Саваду он начал опасаться если не предательства с его стороны, то повторения опасных экспериментов точно. Однако его инстинкты, в последнее время обострившиеся еще больше благодаря тренировкам, упорно молчали, не желая сообщать хозяину о приближении опасности. Рёхей же был бодр, но отнюдь не весел: он пытался обдумать услышанное на поле перед парком, но никак не мог прийти к какому-то определенному выводу. То ли Страж был прав, и Мукуро не смог бы дать совет по поводу артефактов, то ли он просто хитрил, но всё же иллюзионисту боксер верил куда больше, чем какой-то Книге, созданной для уничтожения мира. И в этом сходились все Хранители… за исключением их босса. Ведь даже поле слов Стража он всё еще надеялся, что сумеет избежать участи большинства владельцев Книги и не попадет в Ад. А значит, не ввергнет этот мир в хаос.

«Глупый, наивный ребенок», — прошептала бы Лия. Но она не могла вернуться из Книги, пока ее не призовет Хозяин. Или пока Вольфрам сам не пожелает поменяться с ней местами.

Свернув в большую комнату, некогда бывшую залом для боулинга, а ныне являвшую собой печальное зрелище, Хранители дружно поморщились от неприятного ощущения, будто за ними кто-то наблюдает. Диван, стоявший в дальнем конце зала, продавленный и потрепанный, сиявший дырами в грязно-бордовой обивке, тут же привлек внимание Савады, а точнее, его интуиции. Парень подошел к единственному предмету меблировки и осторожно ткнул в него пальцем. А в следующую секунду диван оскалил клыки, скрывавшиеся в широкой щели между спинкой и сидением, и служившей ему «ртом».

— Хиии! — это всё, на что хватило перепугавшегося до чертиков мафиози. Отпрыгнув от «живого дивана», он принял боевую стойку, а Гокудера тут же достал динамит, но Ямамото, так и не почувствовавший угрозы, рассмеялся и бросил:

— Да ладно, парни, кажется, это Фран развлекается. Разве нет?

Добрая понимающая улыбка японца заставила диван исчезнуть. Правда, сначала он прыгнул к тут же отскочившему в сторону Десятому Вонголе, а уж потом растворился в небытии. Из угла зала же вышел доселе невидимый устроитель беспорядка — худощавый парнишка лет семи, с зелеными волосами до плеч, которые почти полностью скрывала огромная шапка-яблоко. Одет ребенок был в брюки защитного болотного цвета и такую же куртку, вот только расстегнутая молния позволяла увидеть майку того же цвета, скрывавшуюся под ней, и отнюдь не защищавшую худое, с выпирающими ребрами детское тело от холода. Тсуна вздрогнул. А в следующую секунду наконец-то понял, что в этом промозглом, сыром склепе людям жить было нельзя. И не только людям.

— Явились полюбоваться на мастера, едва передвигающего ноги после помощи вам, слабосильным? — растягивая гласные, безразличным тоном изрек парнишка, спрятав руки в карманы и глядя на гостей абсолютно ничего не выражающим взглядом глубоких, печальных зеленых глаз. — Решили посмеяться над немощью учителя, до которой вы его довели?

— Фран, мы вообще-то пришли поговорить с Мукуро, а не посмеяться над ним, и ты это отлично понимаешь, — ответил Ямамото, которого шуточки язвительного юного иллюзиониста никогда не выводили из себя.