Князь грязи
Шрифт:
— Ты опять? — жестко спросил он.
— Да, отец. Только не «опять», а все еще. И, видимо, так будет всегда. Таким меня создал Бог.
— Бог ли?
— Не знаю. Мне все равно… Я — такой. Чтобы измениться, мне надо, по меньшей мере, умереть и родиться заново. И я не уверен, что даже это поможет!
— Так значит внуков мне уже не дождаться?
— У тебя есть Ольга, — отрезал Веник. — А у меня есть своя жизнь! Я имею право… Прости, отец, я, наверное, не очень-то вежлив, но мне тяжело говорить с тобой об этом. И вообще мне об этом тяжело говорить! А ты — ты давишь… Рядом с тобой я чувствую себя мразью. Возможно, так оно и есть,
Или даже люблю. Для тебя любые проявления такой любви — не более, чем «грязненькие стастишечки». Для меня же это единственное, что придает жизни какие-то краски… Причем многообразие красок, а не только одну голубую! Я все-таки художник… Хоть и не Леонардо да Винчи и не Микеланджело, и не Сандро Ботичелли, которые тоже, кстати, принадлежали к сексуальным меньшинствам… Но я все-таки неплохой художник!
И мне необходимо что-то, чтобы видеть мир в цвете, а не в черно-белых тонах! Чувства! Страсти! Любовь!
— А я не слышала про Сандро Ботичелли… Что он — голубой… Ты не ошибаешься, Веник? — вмешалась я, видя, как с каждым восторженным выкриком Веника, Юзеф становится все мрачнее и мрачнее.
Веник воззрился на меня с недоумением сбитого на вираже стрижа.
— Сандро Ботичелли так прекрасно писал обнаженные женские тела! Микеланджело — понятно, у него все, даже святая Екатерина, мускулистые и мужеподобные, но — Ботичелли? щебетала я, косясь на Юзефа.
— Настенька! Ангел ты мой! — сквозь зубы выдавил Веник. — Чтобы чувствовать красоту обнаженной натуры, совершенно необязательно иметь эротический импульс! Ведь, когда художник пишет прекрасный цветок или сочный плод, он вовсе не хочет его трахнуть! Так же и с обнаженными женщинами на полотнах Ботичелли…
— Так, все, хватит! Пошел вон! — не выдержал Юзеф.
— Тебя там кто-то ждет… С кем ты собираешься примириться.
Иди, тебе подарят эротический импульс, а после ты сможешь видеть приют бомжей во всех дивных красках.
— Отец, я…
— Уйди!!!
Кажется, Веник хотел еще что-то сказать. Но — не решился. И ушел.
Мне было стыдно… За них обоих.
И очень жалко — так же обоих.
Но все же…
Все же Юзефа я понимала лучше!
А Веника я не понимала совсем…
А потому я гораздо больше сочувствовала сейчас Юзефу.
Не слишком-то повезло ему в жизни… Талантливый человек, но — одинок. Жена и дочь — в могиле. Внучка — невменяема и неизвестно, сможет ли когда-нибудь восстановиться. Сын гомосексуалист.
За внешней холодностью, за едкой иронией, за некоторой отстраненностью — я чувствовала его страдающую душу!
Опять!!!
Но в этот раз, наверное, я не ошибаюсь…
«Она меня за муки полюбила…»
Да, именно так оно и было.
Но как великолепна следующая строка!
«А я ее — за состраданье к ним!»
Жаль только, финал грустный у этой красивой истории!
Глава 6
МЕЛКИЙ
Мы встретились с сэром Ланселотом на том же самом месте, что и в прошлый раз. Он снова был в светлом костюмчике.
Уже в другом, разумеется, но опять-таки в светлом! Совсем ненормальный, что ли?
— Что случилось с Андреем? — спросил он глухим голосом.
— Его убили.
— Это я понял уже, но почему, что случилось?
Я вкратце поведал ему все, что знал.
— Да… Теперь я понимаю.
Но голову… Зачем?— Не я это придумал. И не Кривой…
Пытаюсь еще оправдать своего патрона!
Венечка долго молчал. Сидел, опустив голову, и смотрел в одну точку.
— Это значит, теперь я должен?
— Теперь вы.
— А если я откажусь?
Теперь уже я молчал и ничего не отвечал ему. Он сам все понимает… Надеется, конечно, что ему позволят остаться жить, да и то — надеется потому только, что надежда, как известно, последнее, что покидает душу человека. Не могу я дать ему надежду!
— Да, грустно умирать в восемнадцать лет…
Я даже вздрогнул — ведь это мои слова! — и холодная волна пробежала по позвоночнику.
— мы придумаем чего-нибудь, — сказал я с усилием.
— Сабнэка вам придется убить, тут уж ничего не поделаешь, но потом… Есть у меня одна мысль.
Венечка сидел по-прежнему глядя в землю, но я чувствовал, что он слушает меня очень внимательно.
— Вряд ли получится, конечно, но ведь стоит попробовать.
— Пожалуй, стоит все попробовать, мне терять нечего.
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
— Как тебя зовут-то, Мелкий?
Я несколько опешил.
— Как тебя на самом деле зовут? Ведь есть у тебя имя какое-нибудь человеческое, или как?
— Се… Сергей…
— Ну, вот, так что у тебя за мысль, Сережа?
Я не могу допустить, чтобы его убили! Честное слово, не могу… Может быть, крысеныш подвальный Мелкий и мог бы…
Поймете ли вы, что это значит — имя? Вот всегда говорят человек делает себе имя, а не оно его. Но человек всегда ведет себя в соответствии со своим именем. Можете ли вы себе представить, что Хряка, к примеру, зовут на самом деле Валентином Викторовичем? Придет ли вам в голову так его назвать? Не думаю, разве что в суде его так назовут. И вот, когда его так назовут, то и станет он жалким, бесполезным, гнилым человечишком. Подонком общества. А Хряк — это авторитет! Хряк — это сила! Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать? Надеюсь, вы понимаете, что крысеныш Мелкий и мальчик Сережа — это совсем разные люди. Совсем!
Только вот кто я из этих двоих? Вопрос остается нерешенным. Как я сам буду называть себя всю оставшуюся жизнь?
Мелким или Сергеем Анатольевичем Лебедевым? Мне надо решить это прямо сейчас!
— Кривому нельзя допускать, чтобы убийца Сабнэка остался жить, — сказал я. — Из того места, откуда вы должны будете стрелять, вам никуда не убежать. Поймают. Спрятаться в другом месте вы тоже не сможете — негде там больше спрятаться. Так что единственное, что мы можем сделать, так это чтобы вы, с громким индейским воплем, выскочили прямо туда… ну, туда, где все сидеть будут! Застрелили Сабнэка, а потом, пока они еще не опомнятся, сразу бежали бы туда, куда я вам скажу. есть у меня несколько мест под землей, где вас никогда не найдут. Только вам надо будет как следует дорогу запомнить, как туда добраться.
— Дорогу запомнить?! Там, внизу?!
— Ну, я же запомнил…
Против этого аргумента возразить было нечего.
— К тому же речь о вашей жизни идет.
— Стрелочки начертить можно, — размышлял Венечка.
— Ага, вот по этим стрелочкам они вас и найдут быстро!
— Да, действительно… Что-то я тупею не по дням, а по часам…
— Придется вам запомнить количество поворотов и всякие характерные особенности.
Венечка посмотрел на меня с тоской.
— Ты мне покажешь все?