Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
А теперь послужи мне ещё раз, Самуил!
– Говори, княже. Я со своим молодым другом Ждан ом готов служить тебе верой и правдой. Что мы должны сделать?
– Ты уже слышал, что я хочу отмстить Кончаку за нападения и разорение Посулья. Но одного желания мало. Чтобы поход завершился успешно, нужно склонить к нему не только князя Рюрика, но и князей Святослава, Ярослава Черниговского, Игоря Северского с его братией…
– Как же это сделать?
– Ты возвращаешься в Киев?
– Да.
– Вот и хорошо - самолично отвезёшь мои письма князьям Рюрику и Святославу… А они знают, как надо поднять на подвиг других
– Мы сделаем это, княже!
– Но дело спешное…
Мы выедем завтра поутру и будем гнать коней что есть сил.
Метель началась в полдень. Сначала подул сильный ветер, потом повалил густой крупный снег, который залеплял лицо и глаза, забивался в рукава и за пазуху, застилал непроглядной пеленой и небо, и всё вокруг.
Но ни Самуил, ни Ждан не тревожились. Разве им впервые встречать пургу в степи или в лесу? А кони сами, каким-то лишь им присущим чутьём, находили под копытами твёрдую наезженную дорогу.
Но скоро завихрило так, что не стало видно и конских голов. Казалось, все силы - земные и небесные - ополчились против них. Намертво преградили дорогу. Что делать? Попробовать все- таки ехать дальше? А если собьются с пути?.. Остановиться в какой-нибудь балке и переждать ненастье? Но кто знает, сколько оно продлится - день, два?..
Кони тяжело брели в глубоком снегу. Ветер завывал, бесился, неистовствовал, бил в грудь, пронизывал насквозь кожухи, сёк лицо и с диким гоготом мчался над мёртвой пустыней на восток, в половецкие степи.
Так ехали ещё с час, пока кони сами не остановились. Путники насыпали им из перемётных сум в торбины овса, покормили, взяли в руки поводья и двинулись дальше.
Наступали сумерки. Приближался вечер.
Давно уже должны бы прибыть в Глебов, а его всё нет и нет. Неужели мимо проехали? А ветрище не унимался, буран, казалось, задался целью замести снегом всю землю.
И кони и люди совсем выбились из сил.
– Отдохнём хотя бы немного, - сказал Самуил, останавливаясь.
– Клади коня спиной к ветру. А сам ложись за него.
Легли.
Сразу же вырос сугроб. Стало тише. Снеговей продолжал завывать над полями, но уже не сёк лица, не забивался в рукава, за воротник, не замерзал на бровях и бороде ледяной коростой.
Ждан свернулся клубком, прижался спиной к тёплому животу коня, натянул поглубже на голову шапку и закрыл глаза. Подремать? Но сон не приходил, мысли роем вихрились в голове.
Ещё и месяца не прошло, как из далёкого половецкого кочевья выехали они с отцом вот в такой же вьюжный вечер и направились на запад, на родную землю. А как много изменилось в его жизни! Судьба вон как круто изменила жизненный путь. К лучшему ли, к худшему? Кто это ведает? Пока что - к лучшему. Он сдружился с умным и добрым дядькой Самуилом, который, может, и проявляет хитрость к покупателям, сам же говорит: не обманешь - не продашь, но к нему относится, как к родному. Окончательно вызволил из половецкой неволи. Познакомился с князем переяславским и получил от него за добрую весть и верную службу коней, одежду и оружие, а это - целое богатство! Чего ещё не хватает?
Он и не заметил, как задремал. Проснулся от того, что чья-то рука трясла за плечо.
– Вставай, отрок! Вставай! А не то задубеем тут!
– послышался голос Самуила.
– Надо двигаться дальше.
Ждан
поднялся. Было уже совсем темно.– Куда же идти?
– Бери коня за повод и не отставай от меня!
Но не сделали они и сотни шагов, как услышали собачий лай. Значит, впереди жилье, там - спасение: для них тёплая хата, для коней - безветренная конюшня да охапка сена. Вперёд! Скорее туда!
Хата вынырнула из тьмы внезапно - выглянула камышовыми стрехами из-под снега, как гриб из-под листа. Сквозь махонькое оконце, затянутое сухим бычьим пузырём, мерцал желтоватый свет.
Самуил застучал древком копья в дверь.
– Хозяин, открывай!
Дверь приоткрылась, послышался старческий голос:
– Кто тут? Кого Бог послал?
– Путники, отче! Пусти в хату - замерзаем!
– Да кто же вы такие?
– Гонцы от князя переяславского к князьям киевским.
– Так вы и ехали бы в город - к тиуну [20] .
[20] Тиун– управитель в поместье князя или боярина.
– А что за город?
– Да Глебов же!
– Глебов! А далеко ли?
– Да нет - всего поприще [21] . А это посад… [22]
– Отче, побойся Бога! У нас уже нет сил и два шага ступить, а ты говоришь - поприще. Нет, мы у тебя заночуем!
– И Самуил решительно отстранил хозяина от порога.
– Хлев у тебя есть?
– Да есть.
– Так поставь туда наших коней и сенца им дай.
Старик накинул на плечи кожушину, и они вместе напоили коней, расседлали и положили им сена. А когда управились, зашли в хижину.
[21] Поприще– древняя мера длины, равная в разные времена от 120 до 240 метров. Также - дневной или конный переход.
[22] Посад– в Древней Руси торгово-ремесленная часть города, расположенная за крепостной стеной (вне крепости).
Хатка небольшая. Слева от двери - печь, под образами - стол, за печью широкие полати для спанья. Там, накрытый кожухом, кто-то лежал. Вдоль стен, скреплённые с ними, лавки. В устье печи горит лучина, освещая небольшой столик башмачника с его инструментами - деревянными колодками и гвоздиками, дратвой, смолой, острым ножом, молотком… Там же, на столике, стояла пара сапог - один уже готовый, а другой ещё на колодке. На жердине, под потолком, незатейливая одёжка смерда.
– Как же тебя звать, дедусь?
– спросил Самуил.
– Поп окрестил Иваном, а люди прозвали Живосилом… Так и вы зовите - Живосилом.
– Так, может, старина Живосил, угостите нас чем-нибудь горяченьким? С мороза - ой, как хочется!
– А что, это можно! Добрым людям мы всегда рады!
– ответил дед Живосил и заглянул за печь.
– Любава, Любава! Вставай! Бог послал нам гостей - приготовь вечерять!
Из-под кожушины вылезла девушка, накинула на плечи епанчицу, вступила в сапожки, вышла на свет.
– Добрый вечер, люди добрые!