Князь Игорь. Витязи червлёных щитов
Шрифт:
– Будь здрава и ты, девонька, - ответил и за себя, и за своего молодого спутника Самуил.
– Прости, не дали тебе поспать.
– А я ещё и не спала, - ответила Любава.
– Присаживайтесь к столу, а я быстренько… Правда, не ждали мы никого, так что не обессудьте, чем богаты - тем и рады… Борщ вот у нас есть!
Она улыбнулась и вдруг встретилась взглядом с Жданом. Похоже, не ожидала, что один из гостей - пригожий молодец, так как смутилась, быстро опустила глаза и кинулась к печи. Но этого мгновения было достаточно, чтобы Ждан заметил необычайную красоту девушки и тоже стушевался.
Девушка и вправду была прекрасна. Чем - юноша и сам не мог понять, не имел времени рассмотреть, а сейчас она пригнулась
Любава!..
Тем временем девушка налила в большую глиняную миску борщ, на рушник нарезала хлеб, начистила лук и чеснок - поставили всё на стол. Перед образами засветила свечку - в хате стало сразу светлее.
– Прошу, гости дорогие, к вечере!
Самуил развязал саквы [23] , достал кусок сала и кольцо колбасы. Нарезал походным, засапожным ножом.
Дед Живосил пощёлкал языком, сказал уважительно:
– Ай-ай-ай, никак не ждали таких гостей! Какая получается богатая вечеря! Грех, грех отказываться! Любава, садись-ка, - он подмигнул Самуилу и придвинул к столу скамью.
Но Любава садиться не собиралась. Видя это, Самуил легонько взял её за локоть.
– Не отказывайся, голубушка, садись. Дядька Самуил и Жданко - не волки, не кусаются… Правда, за молодого ручаться трудно - может, чего доброго, и куснёт, но не больно. Да ты не бойся, а вдруг это твой суженый? А?
[23] Саквы– перемётные сумы.
Девушка совсем застеснялась и села за противоположную от Ждана сторону стола. Украдкой взглянула на юношу. И снова их взгляды встретились. На этот раз подольше.
Любава была ещё очень молоденькая - шестнадцати, от силы семнадцати лет. Невысокая, плотная, тёмноглазая, с мягкой густой косой и тёмными бровями, она походила на пушистую зверушку, что испуганно выглядывает из-за зелёной листвы дерева. Ждану подумалось: «Боже, какое чудо выросло в этой убогой хатке! И как хорошо, что оно не попалось в полон к степнякам, где так быстро линяет девичья краса!»
А Любава между тем сетовала про себя, что судьба несправедливо поступила с ней. Вот встретила она красивого молодца, княжеского гридня, судя по одежде и оружию. Но что толку! Кому нужна она, внучка смерда? Ждан завтра утром встанет, оседлает коня - только снег вихрем взовьётся за ним! Разве вернётся он когда-нибудь к этой бедной хатке, где из каждого угла глядит только нищета? Разве нужна ему холопка, у которой ни поля, ни леса, ни коня, ни коровы, а одни лишь руки, чтобы работать на тиуна, боярина или князя? А Ждан такой красивый, и какой у него мягкий, добрый взгляд! Боже, почему ты так несправедлив ко мне?
Любава опустила глаза и взялась за ложку. Она была голодна, но не решалась протянуть руку, чтобы взять кусочек сала или колбасы. Ела свой чёрствый хлеб и борщ с запахом бурака.
Наблюдательный Самуил хмыкнул в бороду.
– Э-э, голубонька, так не годится! Дала бы нам горяченького, что сама ешь, а нам, вишь, оставила сало и колбасу, которые, как и мы, на морозе закоченели. Так не пойдёт! Выручай, бери колбаски и сальца, а мы погреемся борщочком.
Все засмеялись, и за столом сразу возник дух доброжелательности и непринуждённости, что сближает незнакомых людей, делает их искренними, открытыми навстречу друг другу, и приветливыми. За едой и разговорами время шло быстро. Самуил и Ждан узнали, что дед Живосил всю жизнь сапожничал, своей земли не имел, а вот сапоги и женские черевички шил неплохие. Но с годами острота зрения
уходила, работал-то при лучине, а потому уменьшались и заработки. Ему перестали заказывать новую обувь, только ближайшие соседи, по старой памяти, приносили какие-то стоптанные башмаки, чтобы залатал дырку или подбил подмётку. А разве это заработок?.. Если бы живы были сын с невесткой, как-нибудь выкручивались бы, но налетели половцы - сына убили, невестку забрали… Как тут выкрутишься? А нужно и прокормиться, и одеться, и внучке ожерелье да подвески купить, а то вон уже какая девица выросла!.. А ещё ж нужно и княжеское платить, и десятину на церковь дать, и боярину, и посаднику, и тиуну… А где взять?– Да, нелегка у тебя, дед, жизнь, - согласился Самуил.
Беседа затянулась допоздна. Лишь когда пропели первые петухи, легли спать. Мужчины на полу, Любава - на печи.
Проснулся Ждан от приглушенного разговора в сенях. Стал прислушиваться. Чей-то грубый голос сердито бубнил:
– Мне надоело ждать, Живосил! Или отдашь долг ныне, или пусть девка отработает!
– Будь человеком, Карпило!- просил Живосил.
– Отдам! Всё что должон, отдам! А пока возьми то, что имею…
Незнакомый Карпило, слыхать, разгневался ещё больше, голос его загремел:
– Что ты мне тычешь, старый хрыч, какую-то несчастную ногату! [24] Так тебе и до смерти не расплатиться!.. Говорю тебе - пускай внучка отработает… Сколько ещё ей сидеть у тебя на шее? У неё и харчи будут, а у тебя долга не станет…
– Не быть по-твоему, Карпило! Не пущу внучку!
– А я и спрашивать не стану! Потяну силой - и всё тут!
Из сеней донёсся шум борьбы, что-то с грохотом упало, потом раздался девичий крик:
– Ой, дедуся!..
Ждан вскочил с постели.
[24] Ногата– мелкая денежная единица Киевской Руси, двадцатая часть гривны. Гривна - денежная и весовая единица, равная 400 граммам серебра.
– Дядька Самуил, вставай! Несчастье с Любавой! Быстрей!
Надев сапоги, сорвал с колышка меч и, как был - раздетый, простоволосый - кинулся из хаты.
Дверь из сеней распахнута настежь. В сенях - никого. Голоса слышатся у самых ворот. Ждан стремглав выскочил во двор.
Утро выдалось тихое, солнечное, и только высокие сугробы пушистого снега напоминали о том, что недавно здесь бушевала метель.
У ворот возились четверо. Двое, одетые в бараньи кожухи тянули за руки Любаву, которая изо всех сил упиралась ногами в сугроб, а дед Живосил тормошил одного из них за рукав и охрипшим голосом умолял:
– Карпило, не трогай дивчину! Оставь! Ибо грех на тебе будет! На твоих детях отольются наши слезы!
– Иди прочь! Отцепись!
– отмахнулся тот свободной рукой.
– Карпило!..
– Прочь, говорю, старый хрыч!
– разозлился Карпило и кулачищем толкнул старика в грудь.
Живосил пошатнулся и упал в снег.
Ждан перескочил через сугроб и выхватил меч.
– Остановитесь, мерзавцы! Оставьте дивчину!
И Карпило, и его помощник, молодой парень, выпустили из рук Любаву, отшатнулись. Жирное лицо Карпила побагровело, глаза от гнева и удивления полезли на лоб.
– Ты кто такой? Как смеешь руку поднять на княжего тиуна?! Да я тебя… Да я…
Он задыхался от ярости. Рука шарила по боку, нащупывая рукоять меча. Его подручный отступил к калитке.
Но тут на помощь Ждану подбежал Самуил.
– Погоди, тиун, успокойся! Не горячись! Не тронь меч!.. Почто тянешь девицу, как собаку? Почто ударил старого? Чем он пред тобою провинился?
Карпило выпрямился. Невысокого роста, дебелый, с толстой шеей, он походил на бугая. Ноги расставил, голову нагнул - таращится исподлобья.