Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Путь их лежал на Тор, в стойбище великого хана, вдоль озера, где погибли ковуи и где до последнего бился яр-тур Всеволод. Берега, как и поле, были завалены убитыми и ранеными. На них с мерзким радостным карканьем уже спускалось воронье. Чем дальше отъезжали от Каялы, тем сильнее кочевники проявляли радость победы. Навстречу воинам, возвращавшимся с добычей, спешили все, кто только мог ходить. Звучали песни, гремели бубны. Половецкие девушки радостно встречали батыров-победителей, принимали от них подарки - золотые и серебряные крестики, перстни, фибулы - застёжки, гривны. Радость и веселье переполняли сердца кочевников.

А на душе у Игоря и его спутников - тяжесть неимоверная…

«Пересел ты, княже, из златого седла в седло поганина-кочевника, в седло рабское!» - думал Игорь, с болью и тоской озирая бескрайнюю половецкую степь, в которой полегло всё его войско.

На Торе, возле брода, Кончак подъехал к Игорю.

–  Князь, ради прошлой нашей дружбы, ради тех двух тысяч гривен, которые ты рано или поздно внесёшь как выкуп за свою свободу, я не закую тебя в цепи и не кину в яму. Я отведу тебе просторную юрту, где ты станешь жить со своими людьми. С кем пожелаешь. Тебе будут служить двадцать воинов из ханских и байских родов, они же станут охранять тебя от разбойников-татей, которыми полна степь. Ты сможешь свободно ездить по кочевью, охотиться, развлекаться, приставленные к тебе воины всегда будут к твоим услугам…

–  Благодарю тебя, хан! Ты по-доброму относишься ко мне… - ответил Игорь.

–  Я не теряю надежды породниться с тобой, Игорь. Ведь мы - сваты, и наши дети подросли. Твой сын уже взрослый, а моя дочка - на выданьи.

–  Будущее покажет, - спокойно ответил Игорь.

–  Так-так, будущее покажет, - согласился Кончак и поднял глаза.
– Что ты желаешь, князь? Говори. Исполню.

Игорь пристально взглянул на хана. Почему он так ведёт себя с ним? Каковы его тайные замыслы?

А вслух сказал:

–  Если жив мой тысяцкий Рагуил, то пришли его ко мне, хан. И священника бы мне…

–  Ну, попов да дьяков ваших у нас хоть отбавляй! Какого захочешь, такого и пришлю…

–  Не надо, чтобы это был раб… Я хочу, чтобы он был в сане святой службы.

–  И таких достаточно! Да и среди половцев уже немало крещёных. Особенно, если мать - уруска… Мой сын Юрий тоже крещёный… Будет тебе поп!… Понадобится, так из Руси привезём… Из города Донца… Что ещё?

–  Больше ничего.

–  Тогда прощай… Сторожа проводит тебя куда следует, а я - к своим людям! Победа, ведь! Да ещё какая! Меня все видеть хотят!…

И Кончак, торжествующе посмеиваясь, пришпорил коня. И вскоре он уже промчался через мелководную речку на противоположный берег.

А там, среди тёмных островерхих веж, кипели весёлые толпы кочевников, гремели бубны и тулумбасы, заливались рожки, гудели домры, то тут, то там вспыхивали тягучие половецкие песни…

7

Игорю казалось, что с отъездом Кончака его душевные муки станут меньше. Он думал, что войдя в тёмное нутро половецкой юрты, тут же упадёт на жёсткую кошму и забудется в тяжёлом непробудном сне.

Но как жестоко он ошибался!

После того, как перебрались на другую сторону Тора, каждому пленнику половцы накинули на шею аркан и, хотя не заставили слезть с коней, в таком унизительном виде провезли через всё стойбище - напоказ всему люду.

Впереди всех пленных тянули Игоря.

Лучше бы ему погибнуть, лечь бездыханным трупом на поле боя, чем терпеть такое унижение! Вокруг него и других русичей ревело, бесновалось бушующее море степняков. Потрясая оружием, воины угрожали пленникам смертью, женщины тянулись к ним руками, требуя вернуть погибших мужей, сыновей, что-то неистово кричали, перемежая слова проклятьями, черноголовые босоногие дети визжали, швыряли в них горячую золу, плевались, забегая вперёд, показывали языки.

Игорь наклонил голову, сгорбился и ни на кого не поднимал глаз. А отовсюду летело:

–  Кинязь Игор! Кинязь Игор! Улю-ю-лю-ю! Улю-ю-лю!

Вдруг всё замерло, мгновенно оборвались крики. Наступила мёртвая тишина.

Игорь поднял голову и на взгорье увидел Кончака. Тот сидел на своём горячем коне во всем боевом облачении, в том самом, в котором прибыл с Каялы. Он величаво возвышался над другими ханами и беями. Рука Кончака была поднята вверх. Этот жест, наверно, и оборвал внезапно тот жуткий рёв, который издавала разъярённая орда.

–  Снимите с них арканы!
– приказал Кончак.
– В бою князь Игорь был нашим противником, нашим врагом, а сейчас он мой гость! И никто не смеет обидеть его ни словом, ни делом!

Арканы мгновенно упали наземь. Толпа расступилась, образовав широкую дорогу до самого Тора, где на высоком берегу, в тени верб и тополей, темнела одинокая юрта. Пленники поняли, что это их жилье и их сейчас туда проведут.

Игорь был так ошеломлён, что даже не мог сразу сообразить: все, что сейчас произошло, было заранее продумано Кончаком, чтобы ещё больше его унизить. Словом, Кончак представил происшедшее так, что великий хан ничего не знал и всё совершено по разумению самой стражи, а потом появился он и вновь проявил великодушие. Но так или иначе, но самолюбие Игоря было растоптано, его смешали с грязью, и позора этого не забыть до самой смерти!

Молчание затянулось. Охранники ждали знака, чтобы тронуться, но Кончак неподвижно, словно окаменев, сидел на коне и пристально смотрел на Игоря и его спутников. О чём он думал? Что таилось под его нахмуренным лбом? Какие новые замыслы он сейчас вынашивал?

Игорю хотелось поскорей бежать отсюда, скрыться от сотен глаз, неотрывно за ним следивших, словно ощупывая его придирчивыми взглядами с ног до головы. Наконец он не выдержал и тронул шпорами коня.

Но Воронец не успел сделать и нескольких шагов, как в напряжённой тишине неожиданно прозвучали два голоса. Сначала женский:

–  Ждан! Братик! Ты?

И тут же другой, мужской:

–  Вуйко Славута! Это я - Самуил!

Игорь оглянулся.

Из толпы пробирались двое: с одной стороны - красиво одетая молодая женщина, с виду русская, а с другой - рыжеволосый, коренастый мужчина, конечно тоже русич, который и одеждой, и фигурой, и цветом волос и бороды отличался от черноголовых, преимущественно худощавых половцев.

Женщина прильнула к колену Ждана, зарыдала.

–  Жданчик, братик мой! Неужели это ты? Откуда?

–  Я, Настуня, я!
– потрясённый неожиданной встречей, Ждан гладил дрожащей рукой русую косу сестры.

–  А как все наши? Отец, мама, братья, сестры? Где они? Что с ними?

Ждан помрачнел.

–  Одна только мама у нас осталась. Дома она… Да ещё Иванова жена Варя с двумя детками… И больше никого из нашего рода нету… Меньшие ещё тогда, как тебя забрали, погибли, отец в прошлом году помер, а Ивана сегодня не стало… На Каяле… Стрелой в живот…

Настя зарыдала ещё сильней, зашлась в неутешном горе.