Князь Кий

«Вот теперь только начинается, - подумал Кий.
– Хитрый Эрнак: сперва напугал, а потом по- настоящему ударил… Но и мы не лыком шиты! Готовились и к такому… А вот что ты запоёшь, каган, когда в дело вступят северяне и древляне?»

И он передал по обе стороны по лаве другой наказ:

–  Князей прошу начинать! Ударить сразу с боков и сзади!… Полянам - что бы ни было, стоять недвижно, бить ворога нещадно!

Клин гуннов стремительно приближался. Сначала поляне встретили его ливнем стрел, потом, уже с близкого расстояния, забросали копьями. Клин сразу изменился - стал приплюснутым, щербатым: десятки всадников - с конями и без них - со всего разгона полетели на землю.

В последнее мгновение, когда переднюю лаву обдало горячее дыхание коней, в бой вступили воины с ратищами, поднятыми навстречу нападающим острыми, как мечи, железными наконечниками, насаженными на длинные крепкие держаки, они с хрустом протыкали груди и животы коням и всадникам. Мгновенно вырос высокий завал из раненых и мёртвых коней и людей. Но гунны, несмотря на гибель многих передних, напирали всё сильней и сильней, стараясь вогнать затупленный клин как можно глубже в лавы полян.

Кий вместе с братьями и молодшей дружиной стояли в самой гуще боя. Отроки бились самоотверженно и умело. Не зря он так настойчиво обучал их военному ремеслу. Теперь это им очень пригодилось. Отроки при первом натиске гуннов немного подались назад, но строй не разомкнули и ворога дальше не пропустили. Умело защищаясь щитами, они кололи нападающих копьями, рубили всадников проушными топорами, железными булавами разбивали коням головы, а мечами распарывали животы, и те падая, придавливали своих седоков.

–  Бейте их, родичи, бейте!
– гремел голос князя Кия. Не отступать! Рубайте бешеных псов! Боги помогают нам!

Он наносил молниеносные удары боевой секирой и прокладывал дорогу своим товарищам. Ненависть, которой ярилось его сердце с того боя под Роднем, и радость, которая поселилась в груди от известия о спасении Цветанки, удваивали его силы. Он не думал об опасности. Шёл на врага напролом с громким кличем, крушил противников на своём пути, увлекая за собой других воинов.

Как буйный предгрозовой вихрь, как чёрный смерч в степи бушевала, клокотала, бесновалась кровавая битва на Росавской Поляне.

И с одной и с другой стороны падали убитые и раненые. Поляне не отступали. То и дело вырывались из их широко раскрытых ртов боевые возгласы, их глаза горели неистовством и отвагой, а сильные руки, казалось, не знали усталости и беспощадно разили ворога. Передним лавам - на них обрушилась главная тяжесть боя - беззаветно помогали стоящие за ними: занимали места погибших, выносили раненых, забрасывали стрелами гуннов через головы впереди стоящих воинов.

Гуннам так и не удалось прорвать плотные глубокие лавы полян. А вся надежда на победу в бою зависела от успешности первого удара. Если он не получался - обращались в бегство. Так и теперь. Потеряв несколько сотен лучших своих воинов, а главное, утратив возможность на быструю победу, они сражались уже без воодушевления и часто поглядывали назад - нет ли сигнала к отступлению?

Внезапный перелом наступил, когда над побоищем раздался, перекрывая шум боя, чей-то резкий гортанный окрик:

–  Хе-хек!

Он заставил гуннов, которые всё ещё бились с полянами, отхлынуть назад, развернуть коней и пуститься наутёк.

Кий понял: это в крылья и в спину орде удалили князья Гордомысл и Ходота. Вот теперь - наступать! Добивать ненавистного ворога!

–  Вперёд, поляне! Вперёд!…

Ломая строй, поляне бросились вдогонку за всадниками, которые в туче пыли сбились в неуправляемое скопище и безуспешно пытались как-то вырваться из тесного клубка на широкий степной простор. Пешие преследователи догоняли их, подсекали, рубили коням сухожилия ног, а потом безжалостно убивали падающих на землю всадников.

Бой снова начал разгораться. Теперь уже оборонялись гунны, оборонялись яростно, с отчаянием пробиваясь из окружения. Те, кто был в центре сражения, как пчелиный рой вокруг матки, окружили кагана, всячески защищая его от славянских копий или случайных стрел.

Кию подвели коня. Он вскочил в седло - быстро окинул взглядом неистовое побоище. Слева рубились воины с Десны и Сейма, справа - с Припяти и Здвижа. Они зажали гуннов как в медвежьих объятиях. Воины Гордомысла и Ходоты напористо шли навстречу друг другу. Сзади - гуннов подрезали мечи полян.

–  Славно!… Славно!… - удовлетворённо приговаривал князь Кий.

Вдруг в глубине вздыбленной, кружащейся орды он увидел малиновый верх соболиной шапки. Каган Эрнак! Так вот ты где, степной разбойник! Тебя как волка обложили соединённые воедино силы славянских племён! Теперь не уйти тебе! А если и сбежишь, то никогда не захочешь возвращаться сюда. Теперь тебе отольются кровь и слезы князя уличей Добромира и его одноплеменников! Отплатится столицей кровь княжича Радогаста и всех полян, кто полёг от сабель и стрел гуннов!

–  Други мои, - воскликнул Кий, указывая мечом в сторону орды.
– Достаньте-ка вон того старого пса Эрнака! Поднимите его на копья! Пусть все увидят его конец!

Подбодрённые его словами воины снова кинулись вперёд, прокладывая себе дорогу копьями и мечами в страшной тесноте. Через головы всадников, в направлении, указанном Кием, взвились стрелы - а вдруг, какая и попадёт в кагана…

Но цели ни одна не достигла, не успел прорубиться к ней ни один из мечей полян. Отчаянная атака массы всадников на стык северян и древлян увенчалась, наконец, для гуннов временным успехом. Орда ринулась в пролом, как вода из прорванной плотины в узкое русло - ринулась в степь, подальше от ужасного сражения.

Когда кольцо вокруг тех, кто не успел ускакать, снова замкнулось, Эрнака и след простыл. Плотно окружённые остатки его воинства сдаваться не захотели и оказали отчаянное сопротивление. Но оно недолго длилось. Засыпаемые со всех сторон стрелами, гунны падали на землю и погибали в окровавленной траве, под копытами своих же коней.

Наконец битва стала угасать, зачахла и сама собой прекратилась. Над страшным, чудовищным побоищем, над всей Росавской Поляной, постепенно начала устанавливаться какая-то необычная, торжественная тишина. Даже стоны раненых воинов и жалобное ржание изувеченных коней, после крика, гама, лязга, клёкота, всего того, что бурлило и бушевало здесь совсем недавно - звучали приглушённо и не могли ощутимо её нарушить.

К середине поля сходились, стекались усталые, но радостные победители, рукавами полотняных рубах вытирали потные лица, а травой - обтирали мечи от крови и с усталым недоумением и уходящим страхом поглядывали на тёмные груды вражьих тел, на убитых коней и раздробленное, исковерканное оружие. Неужели это они смогли содеять такое?

Зад ними в чистом спокойном небе величаво катилось золотое колесо Даждьбога.

Когда все собрались, Кий, не сходя с коня, протянул к солнцу руки, и, не стыдясь радостных слез, орошающих его лицо, громко, на всю Росавскую Поляну, начал говорить:

–  О светлый-пресветлый Хорос, ясный Световид, великий и добрый наш Даждьбоже! Видишь сынов и внуков своих в победной славе, вольных на вольной земле, а ворогов их - поверженных, униженных, опозоренных! Славим тебя, всесильный и мудрый Даждьбоже, и благодарим за то, что вдохнул в наши сердца мужество, а рукам дал силу. Ты даровал нам победу и не прервал вечную жизнь нашего рода!… А вас, князья, и ваших воинов - повернулся он к Гордомыслу и Ходоте - все мы поляне благодарствуем за братскую помощь, без которой нам гуннов не одолеть! Вы храбро бились за нашу землю и за нашу свободу! И многие ваши воины положили за это жизнь свою! Слава и честь всем вам, живым и мёртвым, кто вместе с нами победил днесь кровавого Эрнака. Того самого Эрнака, который возмечтал стать новым Аттилой и бросить наши народы себе под ноги в вечное рабство!… И ещё хочу сказать: нынешний союз наш послужил всем нам на пользу! Так будем же помнить про горькую судьбу короля Божа и останемся верными нашему единству и далее, ибо не перевелись ещё на свете охочие поживиться чужим богатством, захватить наши земли; а нас и роды наши сжить со свету или сделать рабами.