Кодекс Крови. Книга ХIV

— Девица?.. — только и спросил он.

— Выпита после спонтанной инициации. Мы предупреждали. Теперь ваш черёд исполнить клятву… — голос был женским и холодным, словно высокогорная стужа.

Старый граф кивнул и отправился прочь из покоев, а Висконти растерянно взирал ему вслед. Его Агата умерла… выпита их общим дитя. Во время инициаций магии смерти и не такое бывает. И сейчас перед новоявленным отцом стоял выбор без выбора. Кого спасать? Пытаться вернуть душу уже ушедшей жены или же попытаться спасти ещё живого сына из рук его безжалостного деда?

Колебания длились не больше секунды, и Висконти чуть ли не на четвереньках пополз вслед за отцом. Даже отрезанный от силы, он будет бороться за их с Агатой ребёнка до конца.

Он не заметил, как фигура в плаще сплюнула на пол, покачала головой и вернулась в покои жены.

Путеводной звездой для Висконти служил испуганный плач младенца. Чуть оправившись от удара, маг смерти, уже цепляясь за стены, преследовал своего отца, с ужасом понимая, что тот идёт в алтарный зал. То есть просто убить внука ему было мало, он собирался принести в жертву Чёрному Единорогу кровь от крови и плоть от плоти рода. Величайшая жертва.

«Я тебя сам на алтарь уложу, тварь!» — мысленно подбадривал себя Висконти, ещё не понимая, как будет обивать сына у сильнейшего мага смерти рода. Но помощь пришла, откуда не ждали. Его догнали два брата и Алессандро.

— Старик свихнулся! — прохрипел Висконти, указывая себе на шею. — Собирается принести в жертву моего сына.

Карло и Альфонсо переглянулись и подхватили брата под руки, переходя на бег.

В алтарный зал они ввалились в тот момент, когда над телом младенца висело черное облачко и тянуло к нему эфемерные щупальца. Ребёнок отчаянно захлёбывался в плаче, пока его дед вырезал ножом руны на красной сморщенной младенческой коже.

В Висконти словно твари изнанки вселились при виде этого зрелища. Он рванул к отцу, на бегу подхватив обсидиановый клинок со стенда подручных инструментов. Но старый граф и сам был не промах. Трость он носил с собой не ради статуса и сокрытия лёгкой хромоты. Нет, в его руках это было смертельное оружие по призыву призрачных тварей. У кого-то это были посохи, а у графа Висконти — трость с набалдашником из собственной берцовой кости.

— Не мешай, и останешься жив! — безразлично кивнул себе за спину глава рода и воссоздал сразу трёх призрачных воинов, преградивших путь к алтарю. — Он — лич! Тварь, которая выпьет нас всех и примется за город. Такого даже я не удержу. С ним нужно покончить, пока он снова не испытал голод.

— Он — твой внук и мой единственный сын! Оракул… — выкрикнул Висконти, прорубаясь сквозь строй воинов.

— Плевать. Я бы убил любое дитя, ставшее личем. Младенцы особенно опасны! Они не умеют контролировать голод! Внук не исключение, а лишь приятный бонус для жертвоприношения.

Руны легли на тело младенца, который уже хрипел, лёжа на холодной поверхности каменного алтаря с постаментом из человеческих черепов. Рука графа Борромео нависла, острием трости готовясь пронзить сердце ребёнка, и тогда Джованни опустил руки и сам насадился на клинки призрачных воинов. Созданные для защиты рода, они тут же развеялись, стоило им пролить кровь Борромео. Шаг был рискованным и одарил Висконти тремя ранами в области груди, печени и живота, но зато позволил из последних сил рвануть к сыну и накрыть его своим телом.

Трость графа прошила насквозь его тело и вошла в грудь младенца. Алтарь залило кровью. Отмерли Карло и Альфонсо. Они оттащили отца от алтаря, но было уже поздно. Чёрное облако над алтарём жадно пило принесённую в жертву силу. Висконти привстал над телом сына и увидел выходящее из его груди лезвие трости. Взгляд мага смерти затопило тьмой. Это была первобытная ярость. В один день собственный отец убил его жену и сына, предав доверие и родную кровь. В руке Висконти так и был зажат обсидиановый клинок. Терять ему больше было нечего. Пока братья держали отца, в душе наследника рода не возникло даже сомнений. Он вогнал кинжал по самую рукоять в глазницу отцу.

Как ни странно, но тот не сопротивлялся. Братья в ужасе отступили, а ослеплённый граф Борромео наощупь дополз до алтаря, обняв его руками.

— Три поколения рода — щедрая жертва! — прокаркал он сиплым голосом. — Проси! Замкни… голод… на себе!

С этими словами граф Борромео умер, в отличие от его старшего сына и внука.

* * *

— Не понял, — нахмурился Джованни после прослушанного рассказа. — Дед меня убить пытался или напитать алтарь, чтобы спасти?

— То известно лишь Чёрному Единорогу, — честно ответил Висконти. — Но нам удалось замкнуть твой голод на мне и на Алессандро дель Ува.

— Ах ты ж… — дальше шла трёхэтажная конструкция восхищения, но почему-то на русском языке. Джованни их выражения показались более ёмкими и эмоционально окрашенными.

— А ты думал, я за красивые глаза отдал им родовой артефакт? Нет, — покачал головой Висконти, — мой долг перед Алессандро выплачивается постепенно. Ну и к тому же такая связка очень удобна в политическом плане. Для остальных мы — враги, но на самом деле повязаны крепче, чем узами крови.

— То есть всё моё детство вы держали меня в голодном теле, пока я не начал контролировать свои потребности?

Граф Борромео кивнул.

— Да и сейчас ты выпиваешь полностью, только когда стоит вопрос жизни и смерти… или…

— Да много там всяких «или», — не стал вдаваться в подробности Джованни, прекрасно осознавая, что далёк от благостного представления о нормальном аристократе. Но и конченным ублюдком он себя не считал.

— А мать твоя умерла, — Висконти сидел у саркофага, не глядя в глаза сыну, бездумно считая трещины на каменных плитах пола. — Уж не знаю, кого ты видел, но это была не она. Из способностей у неё была повышенная скорость и регенерация, но твою инициацию она не выдержала. Там был такой удар магией, что меня-то чуть не угробило, а её ослабленную и подавно.

— Ты тело видел? — задал самый простой вопрос Джованни.

— Да, — кивнул граф. — Перед сожжением. Оттуда же узнал, что тебя попросту вырезали из её чрева.

— Хм… странно… — пробормотал Джованни.

Рассказанная отцом история в деталях перекликалась с услышанным у графа Комарина. Двумя фигурами в плащах были сёстры матери, они и заключили сделку с дедом в попытке спасти сестру. Но вот дед… тот оказался не так прост. Хотел убить или добровольно пожертвовал собой, чтобы спасти внука? Оставался ещё один вопрос: говорить или не говорить, что мать жива? Отец со своей стороны условия сделки выполнил.

— Можешь мне не верить, но я видел именно её. Сейчас её зовут баронесса Агафья Комарина, живёт она в Российской империи в болотах на северо-западе страны. И она — ходящая в тенях, как я и как её две сестры. Это с ними дед тогда заключил сделку. Хождение, видимо, наследственный дар.

— Этого не может быть. Она умерла, — ошалело тряс головой Висконти, отказываясь верить словам сына. — Я видел, я проверял. Тело было без души! Она бы вернулась ко мне и сыну! Она любила тебя большего всего на свете! Хоть и знала, что может умереть при родах! Оракул… нас предупреждал.