Кодекс Крови. Книга ХIV

Уговоры длились недолго. Уже спустя пару минут Имал обернулась во вторую ипостась и прыжками ринулась догонять Мирославу.

* * *

Мантуя, палаццо Борромео

Сына привезли всё ещё в состоянии глубокого сна. Как и предупреждал источник из городской стражи, от Джованни разило зельем забвения. Вот только первый гнев уже сошёл на нет, и Висконти смог более рационально обмозговать случившееся. Больше всего происходящее намекало на подтасовку фактов и попытку рассорить их род изнутри. Да ещё и повторное использование зелья забвения, как в случае с Николя Бенуа…

Вот только этот кто-то должен был знать, что Висконти запретил браться за заказ Талейрана. А знали об этом всего три человека: он и братья. Считать кого-либо из них предателями не выходило. А от всевозможных следящих артефактов кабинет главы рода был защищён практически так же, как и сокровищница. Могли ли на подобное пойти французы, когда Борромео не отреагировали на их заказ? Могли. Информация про состояние Бенуа, наверняка, просочилась куда нужно, чтобы кто-то решил воспользоваться уже проторенной дорожкой зелья забвения. Но для этого следовало подловить Джованни, что тоже задача не из тривиальных. Однако же сын лежал сейчас перед ним и сладко спал.

Не исключал Висконти и минимальный шанс того, что Джованни мог подслушать запрет главы рода и воспротивиться ему. А потому граф Борромео решил одним махом развеять собственные сомнения хотя бы в части сына, правда, избрал для этого достаточно жёсткую манеру.

Джованни спустили в подвал, где стоял артефакт, давным-давно найденный магами рода и приспособленный для удержания в плену теней.

Глыба неизвестного минерала была грубо обработана и покрыта примитивными рисунками. В детстве Висконти часто разглядывал саркофаг, пытаясь разгадать его назначение. По самым смелым его предположениям артефакт должен был способствовать медитации, просветлению и вознесению. Борромео же использовали его как тюрьму. Доподлинно неизвестно, когда и кто первым заметил, что ходящие в тенях не могли из него сбежать, а медленно умирали, лишаясь сил. Однако же, когда в роду появился свой ходящий в тенях, саркофаг стал единственным способом воздействия на своевольного мага.

Каждое наказание сына стоило Висконти очень дорого, но Джованни он воспитывал строго, недрогнувшей рукой обрушивая заслуженные кары на голову своевольного мага смерти.

Вот и сейчас, уложив сына в саркофаг и наполовину задвинув крышку, Висконти ждал пробуждения Джованни ради ответа на один единственный вопрос.

— Ты нарушил мой запрет и взялся за заказ Талейрана? — спросил он в лоб, стоило сыну открыть глаза.

— А ты забыл мне рассказать, что являешься моим отцом, а не старшим братом, — парировал Джованни, даже не думая отвечать на вопрос.

Графу Борромео стоило огромных трудов удержать бесстрастное выражение лица.

— Кто сказал тебе подобную чушь?

— Не поверишь, мать!

Глава 18

— Твоя мать мертва! Ты случайно выпил её при спонтанной инициации, — как маленькому спокойным голосом принялся объяснять Висконти, глядя на сына. — Она была слишком молода для родов. Слишком. У неё не было шансов выжить.

— Именно поэтому ты так и не смог смириться с её смертью? — вкрадчиво обронил Джованни.

Граф Борромео ничего не ответил, но взгляд выдал его с головой. Удивительное дело, но Висконти всегда терял самообладание, стоило упомянуть его первую супругу.

— И деда ты убил, когда он поклялся меня уничтожить как лича, да, пап? И многое мне прощаешь из-за нашего внешнего с мамой сходства.

Джованни говорил тихо, озвучивая услышанное в гостях у русского графа. Ровный голос, словно шёпот самой Смерти, проникал в душу и бередил память.

— А ещё ни одна картина не передаёт её красоты. В живую она оказалась ещё красивее: фарфоровая кожа, платиновые локоны с бликами огня от камина, алые уста… и глаза штормового неба, как у меня.

Висконти дёрнулся как от пощёчины и резко наклонился над саркофагом, вцепившись пальцами в плечи сыну:

— Где ты её видел?

Джованни молчал, глядя на одержимый блеск в глазах отца.

— Она была и есть твоей единственной любовью и помешательством. Так почему же ты оставил её умирать? Ты одержим ею даже спустя полтора века и десяток жён. Почему?

Джованни осознанно давил на отца, хотя сам ещё плохо осознавал происходящее. Одно дело — устроить спонтанную проверку полученной информации, и совсем другое — увидеть, что полтора века его жизни оказались ложью. Узнать, что он не сирота, а имеет очень даже весёлую родню как по отцу, так и по матери. Настолько весёлую, что представители обоих семейств договорились уничтожить его сразу после рождения.

«Счастливого дня рождения! — с грустью отметил про себя Джованни. — И счастливого дня смерти!»

— Тебе не понять! — рыкнул Висконти и отвернулся.

— Ну ты уж попробуй объяснить. Информация за информацию. Ты расскажешь мне правду о моём рождении, а я верну тебе жену.

Мантуя, чуть менее ста пятидесяти лет тому назад

Палаццо Борромео

Крики Агаты резали его без ножа. Висконти раненным зверем метался у входа в супружеские покои. Лекарки уже больше суток пытались помочь роду Борромео обзавестись наследником, но что-то основательно шло не так. Крики роженицы раз от раза становились всё тише, и даже не сведущий в лекарском деле Висконти понимал, что это плохой признак.

«Чёрный Единорог, молю, пусть Алессандро успеет! — мысленно молился Висконти. Алессандро дель Ува был другом детства и одним из сильнейших магов жизни в стране. — Уж он точно сможет помочь сыну и Агате! У него просто не может не получиться!»

— Если ещё не разродилась, значит, и не разродится, — из-за спины послышался скучающий голос графа Борромео и отца Висконти, моложаво выглядящего старика, потерявшего один глаз в войне родов и давным-давно разменявшего четыре века жизни.

Сам же Висконти готов был вцепиться в глотку отцу за эти слова.

— Это твой внук, как ты можешь? — вместо того процедил наследник рода.

— Это твоя слабость. Жёны нужны не для любви, а для плодовитости и связей. Эта… — граф пренебрежительно ткнул тростью на закрытые двери покоев, — не принесла ни того, ни другого.

— Она принесла в мою душу покой и любовь! — горячо возразил Висконти.

— Это не то, чего я ожидаю, от своего наследника — брезгливо скривился, словно наступил на слизняка, граф и неизвестно кому махнул рукой.

В следующее мгновение Висконти почувствовал, как на его шее защёлкивается блокиратор и отрезает от силы. Гвардейцы рода пытались скрутить ему руки, но он отчаянно вырывался, расталкивая их и пытаясь пробиться к спальне жены. Шестым чувством он ощущал бродящую вокруг Смерть. Его оттягивали от покоев, но он заметил, как в открывшуюся дверь скользнуло две фигуры в чёрных плащах. А ещё через минуту сквозь крики потасовки послышался отчаянный крик его Агаты, а следом слабый писк младенца.

Вспышка магии смерти была такой силы, что гвардейцы, удерживающие Висконти, упали замертво. Время застыло, словно кисель. Люди, словно мухи, медленно барахтались в нём. Сознание плыло, Висконти стоял на коленях, упираясь руками в гранитный пол. Он тряс головой, пытаясь прогнать туман слабости из зрения. Из покоев появилась одна из фигур в плаще, удерживая на вытянутых руках младенца, даже не завёрнутого в пелёнку.

Граф Борромео пристально разглядывал внука, будто пытался решить внутри себя сложную задачу.