Когда мое сердце станет одним из Тысячи
Шрифт:
Я не понимаю, почему я просто не могу прийти и начать работать. Не понимаю, почему простой компетенции недостаточно, зачем им копаться в моей душе, выискивая каждый грязный секрет.
«Опишите проблему, с которой вы столкнулись на предыдущей работе, и расскажите, как вы с ней справились».
Я справилась с ней так, что меня уволили.
Желудок сжимается от спазма. У меня ничего не получится. Я не могу, не могу…
Я вскакиваю и опрокидываю столик. Компьютер падает на пол, Шанс поворачивает ко мне голову. Из клюва у него свисают мышиные кишки.
Силы разом покидают меня, и я сползаю по
Мне нужно взять себя в руки.
Я встаю, поднимаю ноутбук. Я просматриваю одну за другой все анкеты и заполняю, что могу: имя, адрес, телефонный номер, образование и опыт работы. Все остальные графы оставляю пустыми. Мне просто нужно отправить их как есть, этого достаточно.
Закончив, я обрушиваюсь на диван в измождении. За окном воет ветер, мокрый снег колотит в стекло. Началась гроза. Мое зрение расплывается, затем темнеет, я проваливаюсь в себя и засыпаю тревожным прерывистым сном.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
На дворе июль, и за окном все утопает в темно-зеленом бархате. Воздух горячий и липкий и наполнен сладким гудением цикад. Наш кондиционер сломался, и влажные вещи липнут к вспотевшей коже.
— Не можешь же ты целыми днями сидеть дома, — говорит мама. — Так ты совсем не развиваешься.
Я пинаю ногой стул, глядя на нее через стол с накрытым завтраком. С тех пор, как несколько месяцев назад меня исключили, я провожу почти все время за чтением. Я проглатываю кусочек блина и говорю:
— Я изучаю поведение кроликов.
Она улыбается, не разжимая губ, и отвечает:
— Я не то имею в виду, милая.
Я втыкаю вилку в блины и замечаю, что ее кофта надета наизнанку и задом наперед. Ярлык торчит на воротнике.
— Думаю, нам нужно показать тебя еще одному врачу, — произносит мама. — Специалисту.
Было время, когда мы с мамой были друзьями, когда мы смеялись вместе и ее не заботил тот факт, что я отличаюсь от других детей. Я просто была ее малюткой. А сейчас ее волнуют только психологи, лечение и терапия. Я знаю, что я сама виновата, что вызываю столько проблем, но мне хочется, чтобы все снова стало как прежде.
— Врачи слишком дорого стоят, — замечаю я. — Ты так сама всегда говоришь.
— Это неважно, — она берет вилку, точно оружие. — Я готова потратить любые деньги. Я найду способ. Хочу, чтобы тебе стало лучше.
Я тяну себя за косичку.
— Я знаю, это сложно, но, пожалуйста, постарайся так не делать, — говорит она. — Помнишь, что сказала доктор Эванс? Лучше тебе научиться это контролировать сейчас, пока ты еще маленькая.
Я подтыкаю руки под себя. Дыхание выходит быстрым и поверхностным.
— Я уже записала нас, — говорит мама. — Мы поедем к доктору Эшу сегодня.
Не имеет смысла спорить, не имеет смысла ничего говорить. Решение принято. Однажды, уже давно, я пыталась спрятаться под кроватью, потому что не хотела ехать к врачу. Мама насильно вытянула меня оттуда, не обращая внимания на крики и сопротивление.
В четыре часа мы приезжаем в кабинет доктора Эша, и он просит маму подождать снаружи, пока он поговорит со мной. Я сажусь в кресло, чувствую напряжение и ерзаю. У доктора Эша редеющие светлые волосы, куча дипломов на стене и пластиковая многоцветная
модель мозга на столе. Он замечает, что я разглядываю мозг, улыбается и говорит:— Хочешь взять его в руки?
Я киваю.
— Давай.
Я кручу мозг в руках. Он похож на головоломку из разных частей, которые держатся вместе. Я разбираю его, держу в руках гипоталамус, маленький и согнутый, как креветка, и изучаю завитки и извилины коры головного мозга.
— Твоя мама говорит, что ты много читаешь.
— Да.
Он достает блокнот.
— А чем еще тебе нравится заниматься?
— Рисовать — в основном лабиринты. А еще мне нравятся животные.
Он что-то записывает.
— Я задам тебе еще несколько вопросов. У тебя диагностировали ПРР-БДУ несколько лет назад, тебе назначили терапию и лекарства, но тебе не стало легче в школе. Это правда?
Я киваю, прижимая пластиковый гипоталамус к груди. Есть что-то успокаивающее в его форме.
— Недавно тебя исключили. Можешь рассказать, что произошло?
— Я побила мальчишек, — бормочу я.
Он сгибает руки и сводит тонкие песочные брови:
— А зачем ты это сделала?
Я думаю о тех задирах, как они смеются и произносят те ужасные, злые слова. Ногти впиваются в ладони.
— Потому что они это заслужили.
Он хмыкает, не разжимая губ, постукивает большими пальцами друг о друга и изучает меня в тишине несколько секунд. Затем он задает вопрос, которого я не ожидаю:
— У тебя бывает чувство, что все против тебя? Учителя или другие ученики, например?
Я думаю о том, как другие дети шепчутся у меня за спиной. Думаю о девочках, которые смеялись надо мной на игровой площадке, когда я лаяла, как собака; об учительнице, которая посадила меня в коробку. Думаю о директоре, который уставился на меня своими темными пуговичными глазами, о его словах секретарше, когда он думал, что я не слышу: «Есть что-то противоестественное в этой девочке». Я сглатываю, мое сердцебиение ускоряется:
— Да.
Он записывает в блокнот что-то еще.
— Можешь рассказать подробнее?
Я опускаю голову.
— Никому нет до меня дела. Все говорят, что хотят помочь, но они не хотят.
— Ммм, а про маму свою ты тоже так думаешь?
Я задумываюсь.
— Нет, мама не такая.
Через несколько секунд я добавляю:
— Но иногда мне кажется, что ей нравлюсь только другая я.
Он вскидывает брови:
— Другая ты?
— Да. — Мое тело тихо раскачивается вперед-назад, я сжимаю пластиковый гипоталамус в руке, подыскивая слова, чтобы объяснить. Я скучаю по тебе настоящей. — Мама говорит, что внутри меня есть другая «я». Иногда мне кажется, что мама разговаривает с ней.
— Ну что же, это… интересно, — он откашливается и что-то записывает.
— Элви, ты слышишь или видишь что-то странное? Может, ты, к примеру, замечаешь какие-то вещи, которых другие люди, кажется, не замечают?
Я думаю о том, как мне действует на нервы клацанье стекла, как тиканье часов эхом отзывается в голове и как от громкого голоса мне хочется свернуться в комочек и спрятаться. Никто больше, кажется, не замечает таких вещей.
— Да.
— Это голоса, или шумы, или еще что-то?