Когда мы встретимся вновь

– В самом деле? Сомневаюсь! – с уничтожающим презрением и уже нескрываемым гневом возразила Мессалина. – Вы – не первый, кто пробирается в мою гримерную!!!

В этот момент она так была похожа на красивую, распутную императрицу Древнего Рима, что Альберту вдруг до боли захотелось обнять ее, запустить пальцы в ее роскошные темные волосы и целовать, пока у него не останется дыхания. Он опустил глаза, словно опасаясь, что она прочтет его мысли, и потер переносицу, пытаясь прийти в себя.

– Убирайтесь немедленно!!!!

Очередной резкий окрик разорвал звенящую тишину маленькой комнатки, подобно удару хлыста и подействовал на него, как ледяной душ. Альберту наконец удалось взять себя в руки.

– Я действительно не хотел вас побеспокоить, – строго и спокойно официальным тоном произнес он. – Это вышло совершенно случайно. Я немедленно удалюсь. Примите мои извинения.

Он отвесил легкий поклон и… остался на месте.

– Почему вы не уходите? – подозрительно прищурилась Мессалина.

– Мисс, я бы с удовольствием избавил вас от моего, очевидно, крайне неприятного вам присутствия, – вдруг по-мальчишески улыбнулся Альберт, – но вы загораживаете единственный выход.

Мессалина удивленно взглянула на дверь за спиной, затем снова посмотрела на него и вдруг рассмеялась. И только тут Альберт понял, как она молода – стоящей перед ним девушке было не больше двадцати. Она быстро отошла в сторону.

– Я прошу прощения, – уже мягче произнесла она.

– Понимаю, – Альберт снова улыбнулся и подошел к двери. – Прощайте.

Очутившись в коридоре, он остановился и на мгновение закрыл глаза, пытаясь прийти в себя, а затем выпрямился и медленно, словно лунатик, пошел вдоль по коридору.

С минуту Шанталь удивленно смотрела на закрывшуюся дверь.

«Странный мужчина. Интересно, кто он? А, впрочем, какая разница?! Явно из бомонда, причем из высших слоев, а они там все одинаковы – наглые испорченные развратники! Сию же минуту прекрати думать о нем! Забудь!!! Они этого не стоят! Для таких, как он, такие, как ты, ничего не значат. Грязь под ногами! Развлечение на пять минут, а потом – с глаз долой! Перешагнет и не заметит. Вспомни, что произошло с Анной-Луизой. Хочешь повторить ее путь? Нет? Тогда забудь о нем!»

Тряхнув головой, девушка отвернулась от двери и, подойдя к зеркалу, принялась поправлять грим.

«И все же… Он такой красивый! И глаза у него чистые… Добрые».

Перед его мысленным взором все еще стоял образ Мессалины. Миновав коридор, Альберт спустился по лестнице и оказался в фойе. В глаза ударил ослепительный свет люстр, а в ушах зазвенел гул голосов, переливы смеха, шелест шелка и шуршание тафты. От неожиданности он замер на мгновение и, словно очнувшись от сна, удивленно оглянулся по сторонам, но тут же, поморщившись, поспешно пересек фойе и вошел в буфет. Людей здесь было меньше, к тому же, большую часть присутствующих составляли мужчины, поэтому по сравнению с фойе здесь было почти тихо. Альберт облегченно вздохнул и чуть расслабился.

«Надо бы вернуться в ложу. Я слишком долго отсутствую. Это невежливо по отношению к Элизе».

Он повернулся к двери.

– Мистер Эндри!

Альберт вздрогнул и обернулся. К нему направлялся модно, но, пожалуй, слишком вычурно одетый молодой человек. Его лицо показалось Альберту смутно знакомым. Он нахмурился, пытаясь вспомнить, где и когда встречался с ним.

– Добрый вечер, мистер Эндри, – тем временем поздоровался тот, останавливаясь рядом.

– Добрый вечер, – вежливо ответил Альберт, задумчиво рассматривая его.

– Я удивился, увидев вас здесь, – весело продолжал молодой человек, очевидно, не замечая его изучающего взгляда, а, может, не придав этому значения. – Я часто посещаю театр, но впервые вижу вас здесь.

– Наша семья была в трауре, – сухо заметил Альберт.

– Да, конечно, – смущенно пробормотал молодой человек, поняв свою оплошность. – Как вам понравился спектакль? – поспешил он сменить тему. – Не правда ли, Шанталь великолепна?!

Восторженность, прозвучавшая в голосе этого молодого хлыща, резанула слух, отозвавшись тупой болью где-то в глубине. Альберт с удивлением ощутил, как внутри просыпается ярость, и вздохнул, стараясь взять себя в руки.

– Да, – механически кивнул он.

Перед мысленным взором Альберта внезапно вновь возник знакомый образ красавицы в костюме древнеримской императрицы. Он видел ее так отчетливо и ясно, словно она стояла перед ним живая. Его назойливый собеседник продолжал что-то говорить, но Альберт уже не слышал его. Сквозь волнующую дымку своего прекрасного видения он видел, как шевелятся губы незнакомца, но в ушах, отдаваясь мелодичным эхом в сердце, звучал грудной, глубокий, чарующий голос Мессалины.

– …говорят, что она – новая любовница Блэкбурна.

Эти слова обрушились на него, подобно потоку ледяной воды, разбивая вдребезги сладостную грезу, и мгновенно вернули на землю.

– ЧТО?! – рявкнул Альберт, прежде чем успел подумать о том, как это будет воспринято, и вздрогнул услышав хриплый, полный ярости голос, совершенно не похожий на его собственный.

Молодой человек вздрогнул и невольно отступил на шаг.

– Это всего лишь слухи, – забормотал он, смущенно глядя на Альберта. – Ни для кого не секрет, что Блэкбурн уже давно ухаживает за ней. С момента ее первого выступления здесь, в Чикаго.

Альберту наконец-то удалось справиться с собой.

– Простите, – опомнившись, хмуро процедил он и прошел мимо.

Молодой человек молча посмотрел ему вслед и недоуменно пожал плечами. Альберт подошел к стойке, взял один из стоящих на подносе бокалов, наполненных чем-то золотистым, и, не глядя, залпом осушил до дна. Горло обожгло жидким пламенем, но он не заметил этого, как и не почувствовал вкуса выпитого. Со звоном опустив бокал на поднос, Альберт резко развернулся и, не замечая удивленных взглядов присутствующих, вышел из буфета.

«Не может быть… Не может быть! Не может быть!!! Это неправда! НЕПРАВДА!!!» – эта мысль ударами крови билась в мозгу, отдаваясь глухим эхом в висках и сердце. Весь остаток спектакля Альберт был как в тумане. Он, не отрываясь, смотрел на сцену, но не видел, не слышал и не замечал ничего, кроме женщины с уложенными в замысловатую прическу локонами цвета воронова крыла, одетой в белую тунику и широкую пурпурную тогу, ее величественных и в то же время полных скрытого соблазна и страсти движений, ее бархатного контральто, от которого замирала душа, а кровь превращалась в жидкое пламя. Несколько раз Элиза пыталась заговорить с ним. Он что-то отвечал невпопад. В конце концов она оставила его в покое и, надув губки, молча уставилась на сцену, но Альберт этого не заметил. Не в силах совладать с собой, он не отрывал взгляда от Мессалины, а в душе, смешиваясь, кипели ярость и… страсть. Он не пытался анализировать свои чувства или определить, что их вызвало. Сейчас это казалось совсем неважным. А важным было видеть женщину, что стояла на сцене. Просто смотреть на нее. Молча, не отводя взгляда и не замечая ничего вокруг. И он смотрел. Смотрел так, словно это было самой важной вещью в мире. Словно от этого зависела его жизнь. Гнев и страсть сжигали душу, кровь яростным огнем неслась по венам, туманя разум, но он смотрел. Смотрел, потому что не мог иначе.