Когда мы встретимся вновь

«То, что нужно. Прости, братец, но траур закончен! Пришла пора получить то, чего я достойна. А принимая во внимание отсутствие здесь этой мерзавки Кенди, думаю, скоро я получу все, чего хочу, и ничто мне не помешает. Господи, как же прекрасна жизнь!»

Сбросив траурный наряд, Элиза быстро облачилась в новое платье и повертелась перед зеркалом, разглядывая себя. Наконец, удовлетворенно вздохнув, она снова опустилась в кресло.

«Нужно все как следует обдумать. Нельзя спешить. Он не тот человек, которого легко провести. Но если я буду умна и осмотрительна, все сработает, я в этом уверена. Для начала нужно избавиться от необходимости носить траурный наряд и от прочих условностей. Кстати, было бы неплохо, если бы мама перестала каждый день бегать на кладбище и рыдать! – Элиза недовольно нахмурилась, но тут же ее лицо снова посветлело. – Я знаю, кто мне сможет помочь с мамой! Блестящая идея!!! Молодец, Элиза! Одной проблемой меньше. Но как мне привлечь его внимание?»

Элиза снова нахмурилась и, вскочив с места, нервно прошлась по комнате. Взгляд карих глаз рассеянно скользнул по комнате и остановился на развернутой газете, лежащей на туалетном столике. В самом центре листа красовалось объявление в витой рамке.

«Именно! То, что мне нужно! Итак, план снова приведен в действие. И теперь мне никто не помешает!!!»

Подхватив газету, она решительно вышла из комнаты.

– Ты уже сняла траур? – мадам Элрой скользнула привычным холодно-непроницаемым взглядом по сидящей перед ней девушке, в ее голосе явственно прозвучали нотки удивления и неодобрения столь пренебрежительного отношения к условностям и общественному мнению.

– Да, бабушка, – Элиза скромно опустила глаза.

Она проигнорировала молчаливый возмущенный укор, светившееся в глазах служанки, подавшей ей плащ, когда она уходила из дома. Девушка была явно смущена, даже шокирована, когда увидела хозяйку, облаченную в совершенно неподобающее их ситуации платье из розового шифона. Если бы так поступил кто-нибудь из семьи Эндри или О’Коннелов, то в обществе сочли бы это проявлением неуважения, но не придали бы этому большого значения, ведь Лэганны были лишь одной из ветвей семьи Эндри, а не прямыми наследниками фамилии. Долгий траур для Эндри был не обязанностью, а лишь данью уважения к близким людям. Но Элиза была сестрой умершего, и столь краткий траур неизбежно должен был повлечь нежелательные толки и пересуды в обществе, не говоря уже о скрытом (речь все-таки шла о семье Эндри!) неодобрении. Элиза прекрасно сознавала все последствия своего рискованного поступка, но была твердо намерена выиграть битву с общественным мнением, обеспечив себе поддержку в лице одной из самых строгих поборниц нравов Чикаго – мадам Элрой.

Бабушка приняла ее немедленно и пригласила в малую гостиную на чашку чая. Это был знак особой благосклонности, и Элиза намерена была им воспользоваться.

– Я считаю, что мы должны прекратить носить траур, – смело продолжила она, элегантным жестом поставив чашку на поднос, и, устроившись поудобнее, подняла глаза на мадам Элрой, сидевшую в любимом кресле с таким царственным спокойствием и величием, словно была, по меньшей мере, королевой мира. – В наших обстоятельствах это было бы разумно.

– В самом деле? – пожилая леди строго и внимательно посмотрела на девушку, но в глубине холодных серых глаз Элиза уловила едва заметную тень задумчивости и… сомнения.

– Да, – уверенно заявила она самым безапелляционным тоном. – Непрестанно демонстрируя свое горе, мы привлекаем внимание. Что если кто-то вдруг заинтересуется обстоятельствами гибели Нила или… – Элиза сделала эффектную паузу, – …узнает, что Нил вовсе не погиб в автокатастрофе в Европе просто потому, что там не был? Мы должны избежать скандала любой ценой, а значит, мы не можем допустить, чтобы открылась правда.

В комнате воцарилась тишина. Мадам Элрой неторопливо поднесла чашку к губам, сделала глоток и осторожно опустила ее на блюдце. Элиза ждала.

– Пожалуй, ты права, – наконец произнесла мадам и снова замолчала.

– Кроме того, – продолжила свой натиск Элиза, – я считаю, что все это плохо действует на маму. Она стала неуравновешенной, постоянно плачет. Я опасаюсь за ее здоровье. Если не физическое, то душевное, – осторожно намекнула она.

Мадам Элрой молча отхлебнула очередной глоток.

– Ну, если таковы обстоятельства,- задумчиво пробормотала она.

– Обстоятельства именно таковы, бабушка, в противном случае я бы не осмелилась нарушить традиции и даже не заговорила бы об этом. Но я уже потеряла брата и не могу рисковать здоровьем мамы, – Элиза опустила голову, постаравшись принять самый скорбный вид.

Очевидно, ей это удалось, поскольку взгляд холодных серых глаз смягчился, а затем мадам Элрой слегка кивнула в знак согласия с ее доводами.

– Хорошо.

– Но все не так просто, бабушка, – Элиза перешла к главной части разговора.
– Мне понадобится ваша помощь, чтобы убедить маму и дядюшку Уильяма.

– Какого рода помощь? – чуть нахмурилась старая леди.

– Они считают, что траур должен длиться полгода. Бабушка, мама не выдержит столько. Ей нужно почувствовать вкус к жизни. И я собираюсь напомнить ей о том, что наша жизнь продолжается. Для начала я бы хотела выйти вместе с ней в театр. Разумеется, в сопровождении дядюшки Уильяма. Я надеюсь, вы замолвите за меня слово?

– Хорошо. Ты можешь на меня рассчитывать.

– Спасибо, бабушка. Вы об этом не пожалеете.

– Я поговорю с Уильямом, а сейчас прошу меня извинить.

Мадам Элрой неторопливо поднялась и торжественно выплыла из гостиной.

– До свидания, бабушка, – прошептала Элиза, глядя на закрывшуюся за ней дверь.

Ей хотелось прыгать от счастья, но она сдержалась и просто улыбнулась. Все шло именно так, как она и задумала.

«Браво, Элиза! Теперь нужно поговорить с мамой».

Подхватив шляпку и перчатки, она устремилась к двери.

Миссис Лэганн, как обычно, сидела у окна с пяльцами и иглой в руках. Вышивание было ее главным занятием в течение всего последнего месяца и, пожалуй, единственным, которое вызывало у нее хоть какой-то интерес. Одета она была в черное шерстяное платье с глухим воротом, темные волосы с первыми седыми прядками аккуратно собраны в узел на затылке. Услышав, как хлопнула входная дверь, она подняла голову и прислушалась.

– Элиза.

В холле послышались быстрые шаги, и в гостиную вошла Элиза. При виде наряда дочери глаза миссис Лэганн изумленно расширились, и она не смогла сдержать возмущенного вздоха.

– Элиза, почему ты в таком виде?

– Потому что траур закончился, мама, – спокойно, но твердо ответила та.

– Что?! – бедная женщина едва не задохнулась от возмущения. – Как ты можешь?! Прошел всего месяц, как не стало твоего брата! Правила приличия…

– Мама, если бы Нил заботился о правилах приличия, то сегодня был бы жив! – безжалостно отрезала Элиза. – А теперь послушай меня.

Миссис Лэганн судорожно сжала вышивание, но замолчала и умоляюще посмотрела на дочь.

– Мама, наш траур и подчеркнутое горе уже вызывают интерес у людей. Это привлекает к нам ненужное внимание. Что, если кто-то разузнает о настоящих обстоятельствах гибели Нила? Разразится ужасный скандал. Пострадает честь семьи. Мы станем изгоями! – Элиза страдальчески вздохнула и умоляюще посмотрела на мать.

– Но, право же… – попыталась возразить несчастная женщина.

– Мама, я молода. Я хочу жить. Я хочу общаться с достойными людьми. А если будет скандал, нас не примут ни в одном уважаемом доме! Кроме того, я уже говорила об этом с бабушкой Элрой и она полностью поддержала меня.