Когда она любит

Господи. Черт.

Я открываю кран и брызгаю на лицо холодной водой.

Когда я представлял себя с женой, я всегда четко представлял, как будет выглядеть этот брак - комфортное общение с небольшим количеством секса. Я бы ценил ее, а она бы уважала меня. На публике мы были бы единым фронтом, а наедине держали бы здоровую дистанцию друг от друга.

В конце концов, нет ничего хорошего в том, чтобы завязать слишком тесные отношения с другим человеком. Особенно для человека в моем положении.

Но это? Это совсем не та картина.

Мне нужно понять, как держать себя в руках, когда речь идет о ней, иначе однажды я совершу какую-нибудь чертову глупость. Что-то гораздо худшее, чем дать Гарцоло двенадцатичасовую фору.

Может, мне просто нужно несколько недель, чтобы выкинуть эту навязчивую идею из головы.

Я провожу большим пальцем по нижней губе. Да, вот так. Я буду трахать ее, пока не устану от нее. Пока не смогу выселить ее из пространства, которое она заняла в моей голове, как незаконный скваттер. Теперь, когда наша игра закончена и она раздвинула ноги, интрига исчезла. Мне не понадобится много времени, чтобы вернуться на безопасную землю. Я в этом уверен.

Я принимаю холодный душ. Это помогает. К тому времени, как я начинаю вытираться полотенцем, мои мысли снова заняты работой.

Мне нужно перебросить часть ресурсов из Олбани в Нью-Джерси, чтобы мы могли как следует поискать. Гарцоло не мог далеко уйти. Несомненно, он отступил только для того, чтобы придумать новый план по избавлению от меня. Для этого ему понадобятся союзники, а значит, нам нужно подставить хвосты всем его ближайшим приятелям. В конце концов, он обязательно где-нибудь всплывет.

Я натягиваю одежду и возвращаюсь в спальню. Клео уже проснулась, ее рыжие волосы взъерошены и растрепаны, а губы сжаты в очаровательную сонную мордочку.

Я подхожу к ней и целую. Это был просто поцелуй, но не успел я опомниться, как мой язык оказался у нее во рту, она посасывает мою нижнюю губу, а ее пальцы играют с пуговицами моей рубашки. Я разрываю поцелуй с разочарованным стоном и делаю шаг назад.

Работа. Мне нужно работать.

Она смотрит на меня щенячьими глазами. — Куда ты идешь?

Выстрелить себе в голову, потому что это, видимо, единственный способ избавить ее от этого.

Я дергаю за воротник. — Твой отец уехал.

От этого она просыпается. Она садится, прижимая к груди простыню. — Что?

— Он сбежал ночью. Сейчас мы его ищем.

— Наверное, он понял, что я рано или поздно расскажу тебе правду, — бормочет она, выскальзывая из постели, голая, как в день своего рождения, и направляясь к шкафу. Мне требуется все мое самообладание, чтобы не затащить ее обратно в постель.

Она возвращается, одетая в черный шелковый халат. — Я могу записать все места, где он может прятаться.

Удивление промелькнуло во мне. — Ты поможешь мне выследить твоего отца?

— Он хочет убить тебя. На данный момент он мой враг в той же степени, что и твой.

Сердце сжимается в кулак. Она пытается защитить меня? Это не ее работа. Это никогда не было ничьей работой. Никогда.

Она проходит по ковру, пока не оказывается прямо передо мной, и откидывает голову назад, чтобы посмотреть мне в глаза. Мой затылок вздрагивает. Видит ли она, как ослабляет меня? Как она заставляет меня колебаться в своих убеждениях?

Ее руки скользят по моей талии, и она приподнимается на цыпочки. Сантиметры между нами исчезают, когда я наклоняюсь и целую ее. И снова это превращается в нечто большее. В нечто большее, от чего в груди становится одновременно легко и тяжело. Эмоции бушуют под поверхностью, грозя вырваться наружу, и хотя мое нутро кричит: "Опасность! Отойди!", я не слушаю его предупреждения.

Только когда я рывком прижимаю ее к себе и она задыхается от боли, я вспоминаю о себе. Я разрываю поцелуй. — Тебе больно?

Ее губы опухшие и розовые. Она переносит вес с одной ноги на другую и морщится. — Да. Немного.

— Иди прими ванну. Расслабься. Я не хочу, чтобы ты сегодня шла к Лоретте.

— Это же выходные.

— Точно.

Она вздыхает и смотрит вниз на мой галстук. —Но ты должен пойти, - говорит она разочарованно.

Не усложняй ситуацию.

Я прижимаюсь к ее щеке и целую ее еще раз.

— Пришли мне этот список. Увидимся вечером.

В тот вечер Клео уже лежала в постели, когда я вернулся домой весь в крови.

Ее глаза расширились.

— О Боже! — Она вскакивает с кровати и бросается ко мне. — Нам нужно позвонить Доку.

Я качаю головой, усталость стягивает мои веки. — Нет. Это не мое.

Она останавливается, и я прохожу мимо нее в ванную, где быстро снимаю окровавленную рубашку.

Это был плохой день.

Мы побывали во всех местах, где обычно бывает Гарцоло, и никто не видел его со вчерашнего вечера. Тогда мы с Неро вернулись в Il Caminetto и снова поговорили с персоналом. К тому моменту я был уверен, что именно Гарцоло заказал налет на нас.

Один из членов группы увидел, как мы вошли в дверь, и убежал. Мы с Неро поймали его в нескольких кварталах отсюда и отвезли на один из моих складов, где он сразу же сломался и признался, что был на содержании у Гарцоло с тех пор, как открылся ресторан, выполняя роль его глаз и ушей. Он услышал, что Гарцоло исчез, и перепугался, как только увидел нас, уверенный, что мы его раскусили.

Мы получили необходимое подтверждение, но я не был настроен на прощение. Он медленно умирал. Затем нам позвонили и сообщили, что несколько головорезов Братвы пытаются ограбить один из наших ресторанов за городом. Мы с Неро и группой наших людей помчались туда, но успели слишком поздно. Владелец ресторана был мертв, как и его дочь. Нам потребовалось четыре часа, чтобы выследить тех, кто это сделал.

К сожалению, то, что мы с ними сделали, не помогло ни хозяину, ни его дочери.

— Что случилось?

Я поднимаю голову и встречаю взгляд Клео в зеркале. Я даже не заметил, что последние несколько минут прислонялся к туалету, уставившись на раковину.

— Позже.

Мой голос - хриплый шепот от выкрикивания команд своим людям.

Я отталкиваюсь от раковины, снимаю остатки одежды и иду в душ. Вода становится розовой, когда я смываю кровь, которая успела просочиться сквозь рубашку. Я так чертовски истощен, что едва нахожу в себе силы намыливать себя мылом.