Когда она расцветает

— Хорошо, — говорю я.

— Ну же. — Он берет меня за руку и открывает дверь. — Мартина, я хочу, чтобы ты кое с кем познакомилась, — говорит он, входя в комнату, а я иду по пятам. — Это Але. Он отодвигается, чтобы показать кого-то, сидящего на краю его стола.

Мое приветствие резко останавливается внутри моего горла. Мои губы расскрываются. Все вокруг меня становится пустым, когда мой взгляд сужается на девушке.

Девушка.

Ту самую, которую я увидела, свернувшись калачиком на полу моего подвала через экран iPad.

Ее глаза расширяются в узнавании.

Реальность похожа на карточный домик, который вот-вот рухнет.

Она втягивает дыхание.

А потом она кричит.

ГЛАВА 17

ДАМИАНО

Когда стало ИЗВЕСТНО, что кто-то похитил мою сестру, когда она была в поездке в Нью-Йорк, я не поддался панике и не поддался гневу, который чувствовал. Я поручил своим лучшим людям выследить ее, призвал все, что у меня было, и запланировал полет в Нью-Йорк. Я был в воздухе, когда мне позвонил Рас и сообщил, что она вернулась в Испанию травмированной, но живой и, казалось бы, невредимой. Мы перенаправили самолет. Я добрался до дома и долго держал сестру на руках.

Тогда я вызвал ее телохранителя и пустил ему пулю в голову.

Рас был там, когда я это делал. Он может поручиться, что я не убивал охранника, потому что меня переполняли эмоции. Нет, это потому, что я руковожу гребаным кораблём и не могу позволить себе иметь в своей команде 250 фунтов бесполезной плоти. Он перестал приносить пользу, поэтому он умер.

Это та самая уравновешенность, которая позволяет мне сохранять нейтральное выражение лица, когда моя младшая сестра вопит во весь голос при виде женщины, которую я только что объявил своей.

Мари подросток, но даже со всеми этими гормонами это ненормальная реакция.

Что-то действительно чертовски не так.

Я захлопываю за собой дверь кабинета. — Мартина.

Моя сестра спрыгивает с моего стола и бежит ко мне. Ее лицо обескровлено, а глаза широко раскрыты.

— Дем, я ее знаю, — говорит она дрожащим голосом. — Она жена человека, который меня похитил.

Моя кровь превращается в лед.

Я знал, что Але Ромеро лжет о своем имени, но я никогда не мог себе этого представить. Затащить ее в мою постель казалось более важным делом, чем узнать правду о ней. В конце концов, мои собственные секреты должны были затмить ее секреты, а я презирал лицемерие.

Похоже, я был неправ.

Похоже, я сошел с ума из-за потрясающего лица и тела, выкованного в глубинах моих фантазий.

Как я мог допустить это?

Я притягиваю Мартину к себе и вдыхаю ее запах, чтобы смягчить неистовый гнев, который пронзает меня, как удар грома. Мои ноздри раздуваются. Не хватает даже ее привычного запаха, запаха дома и всего хорошего в этом жалком мире. Я медленно перевожу взгляд обратно на Але.

Она смотрит на нас так, словно увидела привидение.

Я сжимаю кулак рядом с собой.

— Я могу объяснить, — говорит она хриплым голосом.

Я заставляю улыбку скривить губы.

— Я уверен, что это всего лишь недоразумение, — говорю я, сжимая бедро Мартины, чтобы дать ей понять, что я лгу. — Вы оба, садитесь. Я принесу тебе воды.

Лицо Але смягчается с облегчением. Она купилась на это, а это значит, что она должно быть думает, что я доверчивый идиот. Почему бы и нет? Все это время она дурачила меня.

Они садятся, а я направляюсь к барной тележке в углу своего кабинета. Пока они молча смотрят друг на друга, я печатаю сообщение Расу. — Офис. Срочно.

Черт. Женщина, внутри которой я был меньше часа назад, замужем — замужем — за никчемной кучей дерьма, которая похитила мою сестру, когда она была на выпускном в Нью-Йорке. Замужем за человеком, который убил лучшую подругу Мартины и забрал мою сестру в подвал, чтобы подвергнуть ее, как я подозреваю, часам жестоких пыток. Кислый вкус наполняет мой рот. Але последовала за ней на Ибицу, чтобы закончить работу? И я привел ее прямо к моей сестре. Чувство вины обвивается вокруг моего горла, как петля.

Я открываю маленькую металлическую коробочку, спрятанную за бутылкой из-под виски, и достаю успокоительное. По опыту знаю, что в растворенном виде он безвкусен. Я наполняю два стакана минеральной водой, раздавливаю таблетку между указательным и большим пальцами и сыплю порошок в один из стаканов. Пузырьки маскируют любые остатки.

— Я так рада, что ты в порядке, Мартина, — говорит Але позади меня.

Я должен остановиться и сделать глубокий вдох, чтобы не ударить ее по лицу. Как она смеет произносить имя моей сестры таким лживым ртом?

Она смотрит на меня. Я протягиваю ей воду с наркотиком и снова улыбаюсь. Клянусь, каждый стоит мне года жизни. Такое ощущение, что на моем лице вырезана рана.

Я беспокоюсь, что она будет пить стакан дольше, чем я могу себя контролировать, но она делает мне одолжение, выпивая все за один раз. У нее легкая дрожь в руках. Я представляю, как связываю их грубой веревкой и наблюдаю, как она истекает кровью, борясь с оковами.

Мартина делает маленький глоток и поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. Она ждет моих указаний. Моя милая, нежная сестра.

Когда она вернулась ко мне, я поклялся ей, что заставлю виновных заплатить за то, что они сделали с Имоджин и с ней. Она не знала, кто ее забрал. Они вырубили ее после того, как застрелили Имоджин, и когда она пришла в себя в том подвале, успокоительное еще не полностью выветрилось, и ее воспоминания об этом человеке были смутными. Но она вспомнила женщину. Та самая, которая казалась сообщницей, пока не застрелила похитителя и не помогла ей сбежать.

Мари не знает, почему женщина помогла ей, но я прожил достаточно долго, чтобы знать, что в нашем мире бескорыстные добрые дела так же редки, как тихая ночь на Ибице. Никто не делает ничего подобного, если это не в его личных интересах. У Але, должно быть, был скрытый мотив, когда она освободила мою сестру.

И я сделаю все, что нужно, чтобы понять это.

Але откидывается на стул.

— Я чувствую себя странно, — говорит она, когда ее веки начинают опускаться.

О чертовом времени.

Я встаю перед ней на корточки и обхватываю руками подлокотники кресла. Я не доверяю себе прикасаться к ней прямо сейчас. Мартине не нужно видеть, как ее брат справляется с никчемными лжецами.

— В чем дело? — я спрашиваю.

Ее голова болтается, прежде чем ей удается поднять ее обратно. — Я не чувствую ног и рук.