Когда она расцветает

— Оказывается, у него уже был парень.

— Ой. — Мартина пожимает плечами. — Сцена свиданий может быть жесткой, я думаю.

— Особенно для таких женщин, как мы.

Мне не нужно объяснять, что я имею в виду. Несмотря на все свои недостатки, Дамиано, похоже, любит Мартину. Судя по тому, что я видела до сих пор, он больше похож на ее отца, чем на брата или сестру. Променяет ли он ее на власть? Отдать ее в награду?

Она садится, скрестив ноги. — Ваш муж… Вы его не выбирали?

Мысль такая нелепая, что я не могу не смеяться. — У меня не было выбора. Мой отец занимался сватовством, и я даже не подумала оспаривать его решение. Я думала, он позаботится о том, чтобы найти мне подходящую фигуру.

— Но он этого не сделал.

— Нет, он этого не сделал.

Мартина замолкает, и я молча доедаю оставшееся печенье.

— Это было хорошо? — она спрашивает.

— Вкусно.

Она улыбается. — Завтра я сделаю тебе еще один.

Почему она так добра ко мне? Я встречаюсь с ней взглядом. Он излучает меланхолию. Если она откроется мне, возможно, я смогу ей помочь.

— В прошлый раз ты сказала, что убедила своего друга приехать в Нью-Йорк, — мягко говорю я.

Ее улыбка тут же спадает. — Ага. Ее бы там не было, если бы я не настояла на этом.

Я жду, пока она продолжит, чувствуя, что ей нужно поговорить об этом с кем-то.

Она потирает бицепсы ладонями и оглядывается через плечо туда, где за щелью в двери стоит охранник. Когда она говорит дальше, это шепот. — Я хотела пойти в Eleven Madison Park. Это ресторан.

— Да, он невероятен. Я была там раньше.

Папа взял всю семью на год на мамин день рождения.

— Я мечтала об этом с тех пор, как увлеклась кулинарией. Имоджин нервничала, ее родители не хотели, чтобы она уезжала, но ей удалось их убедить после того, как я продолжала на нее давить. Дем заказал нам специальный обед с шеф-поваром. Мы выходили из отеля по пути туда, когда это случилось. — Ее голос дрожит, как натянутая струна. — Она умерла из-за еды.

Я собираюсь сказать ей, что это не ее вина, что многие люди едут в Нью-Йорк сами и возвращаются домой совершенно невредимыми, но у нее внутри словно опрокинута банка, полная слов, и теперь все они выплескиваются.

— В тот день шел ужасный дождь, — хрипло говорит она. — Когда трое мужчин впервые устроили нам засаду, я боролась со своим зонтиком и была настолько дезориентирована, что назвала им наши имена в тот момент, когда они спросили. Мне даже не пришло в голову спросить, почему кто-то спрашивает наши имена прямо возле нашего отеля. Это подтверждение, которое им было нужно, прежде чем они запихнули нас в свой фургон. Они застрелили Имоджин, когда она сидела рядом со мной. Прямо в центр ее лба. Крови сначала не было, я подумала, что это шутка, дурная шутка, которую кто-то разыгрывает. Я потрясла ее. Я закричала, Имоджин, прекрати! Это не смешно. Затем кровь начала капать, и она стала такой неподвижной. Это была не шутка. Это было реально.

Я зажимаю рукой рот. Это так, так ужасно.

Мартина проводит ногтями по щекам. — С моей стороны было ужасно эгоистично заставлять ее уйти. Никто не виноват в ее смерти, кроме меня. Когда мы с Дем пошли на ее похороны, ее родители даже не взглянули на меня, Валентина. Они ненавидят меня сейчас. А почему бы и нет? Быть моим другом было худшим, что когда-либо случалось с их дочерью. Это худшее, что может случиться с кем-то, кто не является частью нашего мира. Друзья, которые у меня были до Нью-Йорка? Мы больше не разговариваем. Я удалила их номера телефонов, закрыла свои социальные сети. Рядом со мной никто никогда не будет в безопасности, так какой смысл сближаться с кем-либо? Я лучше буду одна, чем буду любить людей и смотреть, как они умирают.

Безмолвные слезы капают из ее глаз, и мое собственное горло сжимается до такой степени, что я не могу выдавить ни слова. Я хочу обнять ее, эту бедную девушку, у которой на плечах слишком тяжелая ноша, но я не могу. Если охранник увидит, что я к ней прикасаюсь, он ее уведет. Я тянусь к ее руке и сжимаю ее в своей, надеясь, что угол наших тел не позволит ему увидеть.

— Мартина.

Она смотрит на свои колени, и ее слезы падают на ее серые леггинсы, оставляя темные круглые пятна.

— Мартина, посмотри на меня.

Я сжимаю ее руку.

Ее блестящие глаза вспыхивают.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. — Я действительно понимаю. Я заставляю себя дышать сквозь комок в горле. — Ярость, чувство вины и полное неверие в то, что твоя жизнь может принять такой ужасный оборот. Я тоже чувствовала это после того, как… я была свидетелем того, что мой муж делал с людьми.

Я не могу сказать ей всю правду. Если бы она знала, что я сделала с людьми, она бы не разговаривала со мной здесь.

— Но ты была храбра, — шепчет она. — Ты помогла мне. Я не помогла своему другу.

— Ты не могла. И да, я помогла тебе, но раньше были другие, и я им не помогла. — Я убила их, потому что мой муж сказал мне. — Я была трусихой до того момента, как встретила тебя.

— Ты сожалеешь, что не помогла им?

— Каждый день.

— Как ты с этим живешь? Иногда я просыпаюсь и думаю, что нет смысла вставать с постели. Ни в чем нет смысла.

Я смотрю в пол. — У меня тоже были такие мысли. Это займет время, но в конце концов они исчезнут.

Отпустив ее руку, я подтягиваю колени к груди. — Я хорошо знала своего мужа и его людей, Мартина. Это профессиональные убийцы. Неважно, что ты сделала, когда ты была у них. Ты ничего не могла сделать для своего друга.

Она обхватывает руками живот. — Я боюсь, что это повторится. Что-то плохое.

— Я понимаю. Я не собираюсь притворяться, что любые отношения в этом мире даются легко. Большинство моих друзей были родственниками или сыновьями и дочерьми людей, которые работали на моего отца. Это сделало их более подходящими для дружбы.

— Здесь мы сами по себе. Это Дем и Рас и вся его наемная охрана. На острове нет других больших семей. — Она всхлипывает. — Это специально, так что…

Ее рот захлопывается, и она бросает на меня осторожный взгляд. Она собиралась сказать что-то, чего не должна была.

Она достаточно уязвима, чтобы, возможно, рассказать мне больше, если я буду на нее давить, но моя совесть удерживает меня. Вместо этого я улыбаюсь ей. — Я могу быть твоим другом. Поверь мне, наша дружба вряд ли может поставить меня в положение хуже, чем то, в котором я уже нахожусь.

Она издает смех. — Я полагаю, это правда.

Вздохнув, она смотрит в сторону воды. — Я должна вернуться в свою комнату. Дем сказал мне, что я не могу проводить здесь с тобой больше тридцати минут.

Я закатываю глаза. — Он хочет, чтобы я умерла от скуки.