Когда она расцветает

Минуты текут медленно. По крайней мере, я предполагаю, что это минуты. Нет часов. Комната стильно оформлена, но здесь буквально ничего нет. Ни одежды, ни книг, ни даже ручки.

Я делаю свои дела в ванной. По крайней мере, есть тонна туалетной бумаги. Я захожу в душ и остаюсь там надолго, пытаясь не поддаться отчаянию, которое кипит на краю моего сознания.

Моя вчерашняя одежда грязная. Я вспотела, что должно быть эквивалентно нескольким ведрам, поэтому я действительно не хочу надевать их обратно. Я мою их доступным куском мыла и вешаю на вешалку для полотенец. Если повезет, я смогу надеть их сегодня позже, а пока я оборачиваю полотенце вокруг себя и возвращаюсь в комнату.

Я провожу много времени, перебирая в уме несколько стратегий побега, но ни одна из них не имеет большого смысла. Если бы у меня был нож или даже ложка, может быть, я бы начала откалывать оконную раму. Сколько времени это займет? Достаточно долго, чтобы Дамиано все-таки решил отправить меня обратно к отцу. Он сказал, что не будет, но я не настолько наивна, чтобы поверить ему. Хотела бы я предложить ему что-то ценное, что-то, что я могла бы обменять на свою свободу, но у него больше евро, чем у меня есть клетки в моем теле, и, несмотря на то что я дочь дона, у меня нет никакой ценной информации для Дамиано. Я уже отдала ему все, что у меня было.

Я слишком рано разыграла свои карты.

В конце концов, у меня начинает болеть голова от всех моих бесплодных интриг, поэтому я прыгаю на изголовье кровати и смотрю в окно. Вблизи блестит море. Даже с таким взглядом, составляющим мне компанию, невероятно быстро подкрадывается скука. Мои веки опускаются все ниже и ниже. Похоже, сон скоро станет моим любимым занятием.

Через некоторое время меня разбудили три стука в дверь. Я скатываюсь с кровати, сжимая полотенце, и подкрадываюсь к двери. — Да?

— Это Мартина. Я принесла тебе завтрак.

Она собирается открыть дверь? Ей необходимо открыть. Другого способа получить еду внутри нет. Может быть, я смогу воспользоваться этим и сбежать. Я прижимаюсь спиной к стене и принимаю готовую стойку, перенося вес на подушечки стоп.

— Я не уверена, что тебе нравится, и Дем сказал мне, что я не могу принести тебе столовые приборы, поэтому я взяла круассан, сыр, немного фруктов, вареные яйца и кофе.

Звучит как полноценный континентальный завтрак. Моя позиция смягчается. Мартина пытается заботиться обо мне. Что, если я смогу заставить ее помочь мне? И вообще, как далеко я зайду в одном полотенце?

— Спасибо, — говорю я, отходя от стены.

Мягкий щелчок, и дверь открывается. Мартина, с другой стороны, в укороченной футболке и джинсовых шортах балансирует на ладони подносом с едой.

Я беру у нее поднос и отступаю. — Это очень мило. Я не была уверена, что твой брат собирается меня кормить.

Она принимает мою одежду или ее отсутствие. — Хочешь, я принесу тебе что-нибудь из одежды?

— Это было бы прекрасно.

Она кивает. Позади нее я замечаю огромного охранника с револьвером на поясе.

Конечно, Дамиано не позволил бы ей подняться сюда одной. Я удивлена, что он позволил ей даже с телохранителем.

Дверь закрывается, и я смотрю на еду на подносе. Все выглядит вкусно. Я кладу его на кровать, отрываю уголок от еще теплого круассана и смотрю, как из центра выходит пар. На вкус он даже лучше, чем выглядит — слегка хрустящий снаружи и маслянисто-мягкий внутри. Мартина сама его испекла? Это лучше всего, что я когда-либо покупала, даже в моей любимой пекарне в Нижнем Ист-Сайде.

Вскоре она возвращается, неся под мышкой небольшую стопку одежды.

— Ты выше меня, — говорит она. — Но я нашла несколько вещей, которые должны подойти.

— Спасибо. — Я беру у нее стопку. — Я не привередлива.

Ее рот изгибается в застенчивой улыбке. Она оглядывается и мягко толкает дверь в комнату, чтобы закрыть ее, но охранник откашливается, прежде чем она заканчивает. — Дверь открыта, сеньорита.

Вспышка разочарования пробегает по ее тонким чертам лица, но длится всего мгновение.

— Все в порядке, — говорю я. — Они, наверное, думают, что я тебя растерзаю, если мы останемся одни.

Она моргает. — А ты будешь?

— Нет.

Как только я говорю ей слово, я знаю, что это правда. В отличие от своего брата, Мартина невиновна, и я не хочу втягивать ее в нашу драму. Она уже достаточно натерпелась.

Я прижимаю одежду ближе к груди. — Не возражаешь, если я переоденусь?

— Вперед, — говорит она, направляясь к двери.

— Тебе не нужно уходить. Я просто быстро заскочу в ванную. Тогда ты можешь сказать мне, кто испек этот божественный круассан.

Ее лицо расплывается в ухмылке. — Тебе понравилось?

— Это лучшее, что я когда-либо пробовала.

Ее застенчивый смех следует за мной в ванную, где я быстро меняю полотенце на нижнее белье и свободное трикотажное платье до середины бедра. Без бюстгальтера. Мартина маленькая, поэтому у нее, вероятно, не было ничего, что подошло бы мне в этом отделе.

Когда я выхожу, она сидит на краю кровати и грызет сыр.

— Ты напоминаешь мне одну из моих сестер, — говорю я ей.

— Сестры?

— У меня две. Они моложе меня, и я скучаю по ним.

— Кого я тебе напоминаю?

— Моя младшая сестра Клео. Что-то в верхней части лица, вроде глаз и носа. Это сложно описать, но они похожи. — Я сажусь на противоположный угол кровати и тянусь за последним кусочком круассана. — Она также очень любит сыр.

Мартина смеется. — Кто не любит сыр?

— Люди, которые не могут чувствовать вкус, ясно. Когда мы с Клео еще жили вместе, она всегда готовила эти изысканные сырные тарелки со всевозможными орехами и джемами. Она, моя другая сестра и я выносили его на террасу, тайком вытаскивали бутылку вина из родительского погреба и смотрели, как солнце садится над Нью-Йорком.

Мы перестали это делать после того, как я вышла замуж. Мои сестры приглашали меня, но я придумывала предлоги, чтобы не идти, чтобы мне не пришлось часами лгать им в лицо о том, как продвигается мой брак.

— Надеюсь, ты скоро снова их увидишь.

Голос Мартины мягкий. — Я уверена, Дем не будет держать тебя здесь вечно.

Даже если он отпустит меня, скорее всего, я не увижу своих сестер, но нет смысла говорить ей об этом. — Кто знает, что творится в голове у твоего брата.

Она становится жесткой. Я могу сказать, что ей неудобно говорить о планах ее брата на меня. Вероятно, она боится, что предаст его доверие, сказав что-то не так.