Когда пробьет восемь склянок (пер.Исхаков В.Э. редакция 2024 г.)
Шрифт:
Сигара дядюшки Артура вспыхнула и погасла по меньшей мере с полдюжины раз, прежде чем Шарлотта снова заговорила. Ее голос дрожал.
— Они звери. Звери. — Длинная пауза и потом: — Как вы можете справиться с ними?
Дядюшка Артур еще раз затянулся, затем откровенно сказал:
— Я даже не собираюсь пытаться. Разве вы видели генерала, который сидел бы в окопе бок о бок со своими солдатами? Калверт с ними справится. Доброй ночи, моя дорогая.
Он ушел. Я не стал спорить с ним. Но я-то знал, что Калверту не справиться с ними с такой командой. Командой состоящей из подслеповатого шефа и женщины, на которую стоит только взглянуть, услышать ее голос, коснуться ее, и колокола громкого боя сразу
После ухода дядюшки Артура мы с Шарлоттой молчали в темноте рулевой будки. Но это было молчание, которое объединяет. Чувствуешь, что можешь заговорить в любой момент. И дождь так уютно барабанит по крыше. Темно, как это иногда бывает на море, и клочья белого тумана все наползают и сгущаются. Из-за них мне пришлось вдвое снизить скорость и при сильном боковом ветре удерживать "Файркрест" на курсе стало еще труднее. Правда, у меня был автопилот, включив который, я сразу почувствовал себя спокойнее. Автопилот гораздо лучший рулевой, чем я. О дядюшке Артуре и говорить не приходится.
— Что вы намерены делать этой ночью? — вдруг спросила Шарлотта.
— Вы просто гурман по части информации. Вы разве не знаете, что дядюшка Артур — простите, сэр Артур, и я выполняем особо секретную миссию? Все засекречено!
— Ну вот, теперь вы смеетесь надо мной — и забываете, что я тоже здесь с вами выполняю секретную миссию.
— Я рад, что вы с нами, и не смеюсь над вами, потому что я собираюсь оставить судно один или два раза за эту ночь, и мне нужен кто-то здесь, кому я могу доверить вести его без меня.
— Но у вас есть сэр Артур.
— Да, у меня есть, как вы сказали, сэр Артур. Нет никого на свете, чье благородство и интеллект я уважал бы больше. Но сейчас я бы променял все благородство и интеллект на пару острых молодых глаз. На ночную работу сэра Артура нельзя выпускать без тросточки для слепых. А как ваши глаза?
— Ну, их уже нельзя назвать молодыми, но я думаю, они достаточно зоркие.
— Итак, я могу на вас положиться?
— На меня? Но я и понятия не имею, как управлять судном.
— Вы и сэр Артур составите отличную команду!
— Тогда я постараюсь. Где вы хотите высадиться?
— Эйлен Оран и Крэйгмор. Два самых удаленных острова в Лох-Гуроне. Если, — добавил я задумчиво, — я смогу найти их. Эти острова дышат лишь пустотой холодного ветра и каменного безлюдья. Но Эйлен Оран и Крэйгмор — ключ ко всему. На это я очень надеюсь.
Она промолчала. Я взглянул на экран автопилота и подумал, увижу ли я Даб-Сгейр раньше, чем оттуда увидят меня. Минуты две спустя, я почувствовал, что ее рука легла на мою руку и она стоит рядом. Ее рука дрожала. Ее приближение я почувствовал по запаху духов, которые явно не были куплены в первом попавшемся супермаркете и не выпали из елочной хлопушки. На какое-то время я растерялся перед невозможностью понять женский разум: перед тем, как бежать, чтобы спасти свою жизнь, и пуститься в опасное плавание в водах Торбейского залива, она не забыла положить духи в свою полиэтиленовую сумку! Уж в чем можно быть уверенным, так это в том, что любые духи, бывшие на ней, напрочь смыло водой до того, как я выудил ее из гавани Торбей.
— Простите меня. — Она сказала это так, что мне захотелось забыть о том, что она лучшая актриса Европы. — Я прошу у вас прощения. За то, что я говорила, за то, что думала раньше. За то, что считала вас чудовищем. Я ведь не знала о Ханслетте, о Бейкере и Дельмонте, а также о пилоте вертолета. Обо всех ваших друзьях. Простите, Филип. Простите меня!
Она зашла слишком далеко. Становилось слишком жарко. Она была слишком близко от меня, черт побери. Чтобы вставить между нами спичечный коробок, пришлось бы забивать
его паровым молотом. А эти духи, что не выпадают из елочной хлопушки — дурманящие духи, духи для привлечения плэйбоев с глянцевых обложек, я бы сказал. Колокол тревоги не переставая звенел в моей голове, словно предупреждая о краже со взломом. Я попробовал прекратить это, насколько это в человеческих силах. Я стал стараться думать о более возвышенных вещах.Она ничего не говорила. Она только сжимала мою руку, и даже паровой молот теперь бы уже не помог. Слышно было, как позади нас спокойно и умиротворенно гудит большой дизель. "Файркрест" скатывался в пучину по длинным, пологим валам и снова медленно всплывал. Я впервые отметил странный каприз природы на Западных островах: неожиданный рост температуры после полуночи. Я уж подумывал, не выключить ли автопилот, чтобы мне было чем занять себя, когда она сказала: — Я думаю, мне пора спуститься вниз. Хотите чашечку кофе?
— Если вы обойдетесь без света, то да. И если при этом не наступите на дядюшку Артура — я имею в виду сэра…
— "Дядюшка Артур" звучит очень мило, — сказала она. — Это прозвище очень подходит ему.
Еще одно пожатие руки, и она ушла.
Каприз природы продолжался недолго. Очень быстро температура понизилась до обычного уровня. Я воспользовался этим, предоставил "Файркрест" попечению его собственных приборов и забрался в кормовой рундук. Я вытащил акваланг и все снаряжение для подводного плавания и перенес их в рулевую рубку.
Я дал ей двадцать пять минут, чтобы сварить кофе. Даже принимая во внимание трудность обращения с газовой плиткой в темноте, это был поистине рекорд длительности приготовления кофе. Я услышал звон посуды, когда она принесла кофе в салон, и цинично улыбнулся в темноте. Затем я вспомнил о Ханслетте, Бейкере, Дельмонте и Вильямсе и уже больше не улыбался.
Я не улыбался и тогда, когда, вскарабкался по камням Эйлен Орана, снял акваланг и укрепил большой фонарь с поворотной головкой между двух камней, направив его луч в сторону моря. Я не улыбался, потому что был в состоянии сильного беспокойства: достаточно ли хорошо я объяснил сэру Артуру и Шарлотте технику удержания яхты одном месте, на одном расстоянии от точки на суше, зафиксированной сигнальным фонарем.
Эллинг Мак-Ичерна не был совсем пуст, но недалеко ушел от этого. Я осветил его своим маленьким фонариком и убедился, что эллинг — совсем не то, что мне нужно. Там не было ничего, кроме потрепанной бурями спасательной шлюпки — обшивка пробита, на дне шлюпки валяется подвесной мотор, похожий на кусок ржавого железа.
Я подошел к дому. На северной стороне светилось окно. Свет в половине второго ночи. Я подтянулся и осторожно заглянул в окно. Чистая, прибранная комнатка с побеленными известью стенами, каменным полом, застеленным ковром, и камином, где догорали поленья. Дональд Мак-Ичерн сидел в плетеном кресле все такой же небритый, в той же месячной свежести рубашке; он сидел, склонив голову, глядя в глубину тлеющего очага так, словно угасающее пламя должно было угаснуть вместе с его жизнью. Я двинулся к двери, повернул ручку и вошел.
Он услышал и повернулся ко мне, но не быстро, а как человек, которому уже ничто в мире не может повредить. Он посмотрел на меня, на пистолет в моей руке, на свое ружье двенадцатого калибра, висевшее на гвозде, — и даже не попытался встать со своего кресла, а еще глубже погрузился в него.
— Кто вы, черт вас побери? — спросил он безразлично.
— Меня зовут Калверт. Я был тут вчера. — Я стянул с головы резиновый капюшон, и увидел, что он меня вспомнил. Я указал на двустволку: — Нынче вечером вам ружье, похоже, без надобности, мистер Мак-Ичерн. По крайней мере, вы не хватаетесь за него, чтобы защищаться.