Когда пробьет восемь склянок (пер.Исхаков В.Э. редакция 2024 г.)

Дождь прекратился, ветер утих, но туман был сильнее, чем обычно, и стало очень холодно. Бабье лето в Хайленде в полном разгаре. Мы прошли к тому месту, где я бросил винтовку часового, шли при свете фонаря, с которого я теперь снял маску из пластыря, но разговаривая вполголоса. Парень, что нес неусыпную вахту на крепостной стене, не смог бы нас увидеть в самый лучший в мире прибор ночного видения, но звук в густом тумане приобретает непредсказуемое свойство — он то рассеивается, то глохнет, а то вдруг слышится с удивительной четкостью. Надо было соблюдать осторожность.

Я велел Гарри лечь на траву лицом вниз — если бы я оставил его на ногах, он попытался бы сбросить меня с кромки утеса. Потом вытоптал траву в нескольких местах, сделал несколько вмятин прикладом винтовки и воткнул винтовку часового в землю почти отвесно, чтобы ее было видно издалека; винтовку Гарри я положил так, чтобы был заметен окровавленный штык, расплескал вокруг нее три четверти содержимого бутылки, а почти пустую бутылку положил возле одной из винтовок.

— Как вы думаете, что здесь произошло ? — спросил я у Сьюзан.

— Это же ясно! Они устроили пьяную драку, оба поскользнулись и свалились с обрыва.

— А что вы слышали?

— О, я слышала, как двое парней орали в холле. Я выглянула во двор и услышала, как они ругаются последними словами. Кто-то сказал Гарри, чтобы он вернулся на свой пост, но Гарри кричал, что нет, что он, черт побери, должен отомстить немедленно! Я скажу, что оба они были пьяны, и я не могу повторить все, что они говорили. Последнее, что я слышала, это как они вместе шли прочь от замка, все еще ругаясь.

— Умная девочка. Именно это вы и слышали.

Она шла за нами до того места, где я оставил часового. Он еще дышал. Почти вся моя веревка ушла на то, чтобы связать пленников вместе, таким образом, чтобы они могли двигаться. Конец веревки я держал в руке. Им нелегко будет держать равновесие со связанными за спиной руками, а при спуске по скользкому и обрывистому склону, они вряд ли устоят на ногах. Если они начнут скользить и падать, мне придется резким рывком ставить их на ноги. Но у меня не было желания тоже обвязаться веревкой вокруг пояса, как делают альпинисты. Если бы кто-то из них сделал шаг в сторону в темноте, они увлекли бы меня за собой в пропасть.

— Спасибо вам, Сьюзан, — сказал я. — Вы очень мне помогли. Не принимайте больше снотворного сегодня — им может показаться чертовски странным, если вы безмятежно проспите до полудня.

— Я, наверное, могла бы проспать и до послезавтра. Я не подведу вас, мистер Калверт. Все будет хорошо, правда?

— Конечно.

— Вы ведь могли бы столкнуть этих двоих с обрыва, если бы захотели, да? — спросила она после паузы. — Но вы не сделали этого. Вы могли бы порезать руку Гарри, а порезали свою. Я прошу у вас прощения за мои слова, мистер Калверт. За то, что назвала вас злым и ужасным. — Еще пауза. — Я думаю, вы замечательный.

— Они все получат по заслугам, — сказал я. Но я разговаривал сам с собой — она уже исчезла в тумане. Хотел бы я разделять ее чувства, но я вовсе не чувствовал себя замечательным, я чувствовал лишь смертельную усталость и беспокойство, потому что даже самые лучшие в мире планы — это нечто воображаемое, я не поставил бы и гроша ломаного на то, что они сбудутся. Но я запретил себе беспокоиться и сомневаться в успехе и поднял на ноги своих пленников.

Мы медленно спускались, по предательски скользкому склону, я шел последним, держа в левой руке фонарь, а в правой крепко, но не слишком крепко, — зажал конец веревки. Пока мы спускались, я рассеянно размышлял о том, почему же я не порезал руку Гарри вместо своей. Это было бы гораздо логичнее оставить на штыке кровь Гарри.

— Надеюсь, прогулка была приятной? — любезно спросил Хатчинсон.

— Скучной она не была. Вам бы понравилось.

Я долго наблюдал за Хатчинсоном, ведущим "Файркрест" сквозь мрак и туман, и решил задать давно мучивший меня вопрос:

— Послушайте, не поделитесь ли вы своим профессиональным секретом. Ведь то, как вы управляете судном, кажется сверхестественным. Как, скажите на милость, вы нашли сегодня дорогу к этому пирсу? Ночь, туман, волны, прилив, течения. Ориентиров никаких, а вы подогнали яхту к нужному месту, к оговоренному времени с точностью почти до минуты. Сказка, да и только.

— Ну, сверхестественного здесь ничего нет. Ориентиров никаких нет над водой, а под водой сколько угодно. Нужно просто иметь хорошую карту глубин и эхолот.

— Так просто?

— Отнюдь, не каждый это сможет, но учтите, что эти места для меня все равно что задний двор у дома. Ладно, хватит лирики. Куда нам теперь?

— А дядюшка Артур не сказал?

— Плохо вы думаете о дядюшке Артуре. Он сказал, что никогда не вмешивается в… как это? В проведение боевой операции. "Я планирую, — сказал он. — Я координирую, Калверт же заканчивает дело".

— Временами он бывает скромен, — признал я.

— Он рассказал мне несколько историй о вас. Думаю, что это большая честь — быть с вами.

— Конечно, если не считать четырехсот тысяч фунтов стерлингов или около того.

— Нет. Это другое. Деньги просто оплата труда. Так куда, Калверт?

— Домой. Если вам удастся его найти.

— Крайгмор? Вы меня обижаете. — Он пыхнул сигарой к поднес ее кончик к глазам. — Думаю, пора ее выбросить. Она уже стала такой короткой, что я не вижу окон рулевой рубки, не говоря уже о том, что находится за ними. Дядюшка Артур, видимо, отдыхает?

— Дядюшка Артур допрашивает пленных.

— Не думаю, что он многого добьется.

— Я бы тоже не добился. Им и так несладко пришлось.

— Ну да, это был довольно опасный прыжок, с пирса на палубу. Особенно, когда палуба болтается вверх-вниз, как сегодня. И уж совсем страшно, когда руки связаны за спиной.

— Одна сломанная лодыжка и одно предплечье, — сказал я. — Могло быть и хуже. Они могли вообще не попасть на палубу.

— Это вы верно заметили, — согласился Хатчинсон. Он высунул голову в боковое окно рубки и тут же втянул ее обратно. — Дело не в сигаре, — объявил он. — Видимость ноль, пойдем по приборам. Можем даже зажечь свет в рубке. Это поможет читать карту и смотреть на глубиномер и компас, а работе радара совсем не помешает. Чего это вы вырядились в этот клоунский наряд? — Этот вопрос возник, когда зажегся свет.

— Это халат, — пояснил я. — У меня было три костюма и все три вымокли и порвались… Как ваши успехи, сэр? — Спросил я зашедшего в рубку дядюшку Артура.

— Один потерял сознание. — Дядюшка Артур был недоволен собой. — Второй стонет так громко, что я не слышу собственных вопросов. Ну, Калверт, рассказывайте.

— Рассказывать, сэр? Но я собирался идти спать. Я ведь вам уже все рассказал.

— Полдюжины отрывистых фраз, которые я не расслышал сквозь этот кошачий концерт, — холодно сказал он. — Мне нужен полный отчет, Калверт.