Когда время становится круглым
Шрифт:
Спецназ попытался вслушаться в то, что говорил Турист и что ему отвечали собеседники, однако особого успеха не достиг. Ну и ладно. Спецназ поднялся на ноги, встряхнул головой и принялся делать разминку. Он разомнёт суставы, а потом продолжит охоту на Таракана. Главное - набраться сил, избегая непродуктивной траты их, и окрепнуть в смысле общего состояния, что по причине ранения - задача очень не простая. Время, конечно, играет на него, однако сколько его, этого времени, в запасе? Да вряд ли больше, чем час или два. Ну, от силы, три. А потом - или
Турист уже бегал вокруг ЗИЛ-130 и внимательно его осматривал. Фашист и Предатель делали то же самое, но без какого-либо энтузиазма.
– Сюда он прибыл своим ходом, на буксире. И даже колёса ещё не спущены. Ну, видите?
– волновался Турист.
– И стоит-то мордой как раз туда, куда надо.
– Без рулёжки всё равно не получится, - скептически заметил Предатель.
Фашист скривился.
– О, да я в компании асов.
– А я и с дальнобойщиками ездил, пока не прогнали, - похвастался Предатель.
– И за что турнули?
– спросил Фашист.
– А ни за что. Разгрыз рюкзак и еду их съел. Да и не съел, а так, намусорил немного - искал что повкуснее, - пояснил Предатель и добавил со вздохом: - Хочется иногда простых маленьких радостей собачьих.
Фашист запрыгнул на правую подножку и через пустой проём не имеющей дверцы кабины перебрался на сиденье. И принялся поглядывать в окна и любоваться видами - бездельничать, одним словом.
Спустя пять минут он высунулся из окна левой дверцы и не без пафоса заявил:
– А вообще терроризм - это реалии нынешней жизни. Акт терроризма можно приравнять к стихийному бедствию.
Мать, волокущая мимо кабины, к кузову, огромных размеров кусок брезента, остановилась и разжала зубы.
– Что?
Фашист выпрыгнул из кабины грузовика.
– Сильнейшие, говорю, выживут, Мать. Да, сильнейшие выживут в любом случае.
– А мои дети?
– взволнованно спросила Мать.
– Они же маленькие и беззащитные!
– Я лапой не пошевелю. Я - за естественный отбор. Понятна моя мысль неглубокая? А ты тащи. Ну, тащи давай!
– Фашист кивнул на кусок брезента, лежащий у ног Матери.
– Дети - без защиты?
– подступила к Фашисту Мать.
– Это, по-твоему, естественно? Кстати, а где ты был, когда я готовилась стать матерью? Что-то я не припомню тебя среди моей свиты.
– Мало ли, дела были.
Фашист обошёл Мать, направляясь к задней части кузова, чтобы понаблюдать, как Лежебока и Сплетница (Лежебока внизу, а Сплетница наверху) затаскивают в кузов автомобильную покрышку.
– Да стесняется он, Мать, - закончив с покрышкой, сказала Лежебока.
– Ростом-то не вышел. Кхе-кхе! Да и Спецназа боится.
– Я Спецназа боюсь?
– с деланным удивлением пропел Фашист.
– Он хоть знает, что такое уличный бой?
Сплетница подошла к краю кузова и бросила ироничный взгляд на Фашиста.
– Дела! Рост! А когда я всерьёз задумывалась о материнстве, ему тоже, видимо, дела и рост помешали проявить ко мне хоть чуточку внимания. Ты
бы спину подставил - помог даме сойти.Фашист отпрыгнул в сторону и со злобой прорычал:
– Послушай ты, нечёсаная болонка, ты и вообще не в моём вкусе!
– А, мы про вкусы заговорили. Ну, ты сам-то - красавчик. Почище любого экстерьерного. Ха-ха!
– сделала вид, что ей смешно, Сплетница и, легко коснувшись лапами услужливо подставленной спины Лежебоки, спрыгнула на землю.
– Дура ты! Да скоро на всей земле останутся только такие, как я, средних размеров собаки без особых примет!
– прокричал Фашист, после чего отошёл в сторону и, отвернувшись, уселся на травку.
– Не расслабляемся!
– прокричал пробегавший мимо взмыленный Турист.
– Кузов должен быть максимально заполнен.
Ему не нравилось, что Фашист к работе до сих пор так и не приступил, а Предатель больше делает вид, что работает, чем вносит реальный вклад в общее дело. А спустя какое-то время, когда Турист, кряхтя от натуги, подтащил к правому переднему колесу ЗИЛ-130 длинную доску, бросил её, а затем разогнулся, то увидел, что Предатель с азартом грызёт шину переднего левого колеса.
– Ты что делаешь, Предатель?
– вскипел на почве возмущения и искреннего негодования Турист.
Предатель отстранился, с видимой неохотой, от колеса.
– Просто на прочность проверял.
– А я что велел? Я велел землю перед колёсами подкопать!
– Извини, не успел, мой повелитель, - с пренебрежением, через губу бросил Предатель и с демонстративным усердием принялся разрывать землю перед колесом.
– Давай-давай! Сейчас вторую доску притащу. Должны встать как родные. Гладенькие досочки, уклончик... Что ещё надо?
Вышедший из-за грузовика Фашист кинул взгляд вслед убегающему Туристу.
– Смотри, как командует. При живом-то вожаке.
Предатель прекратил рыть землю, уселся и обернулся назад, вглядываясь вдаль.
– Да, живой. Вон его уши за мостом из травки торчат. Кстати, тот ещё вожак. Вожакище, я тебе скажу!
Фашист присел рядом с Предателем и прищурился.
– Ты о чём?
– А ты знаешь, что он на трассу побираться бегает?
Фашист выпучил глаза.
– Да ты что?!
– Да, садится на обочину и ждёт, не подадут ли чего, - с нехорошей улыбочкой поведал Предатель.
Из-за грузовика выскочила Сплетница.
– Что? Что?
– Что слышала.
– Кто бы другой сказал...
– Сплетница выпучила глаза и удивлённо покачала головой. И вдруг, задёргавшись, завопила: - Лежебока! Мать! Идите сюда!
Фашист пожал плечами.
– Ну а чё, правильно. Все должны знать, кто нас в бой ведёт, кто под красным знаменем раненый идёт.
– Вовремя его на пенсию вышвырнули, - подтвердил Предатель.
– А тут ещё этот ирригатор-бобровед объявился. Что он может понимать?
Прибежали Мать и Лежебока, затем - Турист, не замедливший накинуться на Фашиста и Предателя.