Когда время становится круглым

Лежебока улыбнулась Фашисту и кивнула на Предателя.

– А только что говорил, что не надо у людей учиться, - проворковала она добродушно, а затем вдруг с неожиданной резвостью перепрыгнула через борт грузовика, приземлившись аккурат прямо перед Предателем. Предатель испуганно дёрнулся и отпрыгнул в сторону.

– Стоять!
– рявкнул Фашист и вскочил на ноги.

Предатель поджал хвост и присел, с опаской поглядывая на зловеще улыбающуюся, довольную произведённым эффектом Лежебоку.

Потом Лежебока и Фашист долго молча лежали около кузова ГАЗ-66, а Предатель сидел напротив них и с тревогой посматривал по сторонам. Тревожно ему было. Не хотел он в эти минуты находиться в этой точке земного шара (Земля-то круглая, говорят). Да он вообще не планировал ночевать здесь, на Эрвэпэдэ, сегодня. Да и в ближайшее время - тоже.

– Ты и в самом деле останешься на взрыв посмотреть?
– вдруг спросила у Фашиста Лежебока и ощупала его недоверчивым взглядом.

– Надо во что-то верить, - помолчав, сказал Фашист.
– Я верю в свою правоту.

Лежебока, заметно погрустнев, отвернулась от Фашиста и положила голову на вытянутые перед собою передние лапы, костлявые, узловатые, неженственные.

А во что верить ей, немолодой, не очень красивой, не особенно удачливой? В загробное существование? Так его собакам никто и не обещал. Остаётся лишь надеяться, что земная жизнь каким-нибудь волшебным образом наладится. Были же в её судьбе благоприятные повороты, после которых удача сопутствовала ей на протяжении достаточно продолжительного времени. Несомненным успехом было, например, то, что она приглянулась бабе Гале, одной из боссов столовой, и та позволила ей жить в пристройке, где хранился дворницкий инвентарь. Целый год, а это триста с чем-то дней и ночей, - на территории передового, можно сказать, предприятия да ещё при кухне!

А была ведь и ещё одна счастливая пора в её жизни. Это когда она охраняла коттедж Гены, двухметрового улыбчивого здоровяка. Он сам любил поесть и своей Лежебоке, такой же в ту пору улыбчивой и вальяжной, ни в чём не отказывал. Почти три года она обеспечивала безопасность строящегося дома, шикарного во всех отношениях, с колоннами метрового диаметра, башнями по периметру стен (не забора) и ещё одной, самой внушительной, растущей из самого центра крыши.

А потом в доме Гены поселилась его жена, маленькая, худенькая вегетарианка с анемичной чихуа-хуашкой подмышкой, и принялась упорно выживать Лежебоку, от которой как-то не так пахло. Просто капала и капала на мозги простодушного Гены в ежедневном режиме. А тут ещё угораздило Лежебоку угостить писклявую Матильдочку из своей миски. Это и было последней каплей на слабое темечко Гены.

СТАНДАРТЫ БЕЗЗАКОНИЯ И УСЛОВИЯ АМНИСТИИ

Обжора, Сплетница и Турист, скучной вереницей пересекающие восточный склон холма в направлении дороги Эм-2, добежали до моста и остановились, один за другим, а потом, почти одновременно, обернулись, посмотрели на Спецназа и дружно вздохнули. Спецназ шёл медленно, непроизвольно пошатываясь при ходьбе, даже, кажется, чуть поскрипывая суставами, и тащил в зубах кожаную перчатку.

На мордочке Сплетницы появилась улыбочка, хороших новостей не предвещающая.

– А вдруг мы сейчас приходим, - заговорила она интригующим тоном, - а он уже там? Небольшая такая, но страшненькая сенсация, а?

– На Ржавой Выставке?
– испугалась Обжора.
– И опять с пистолетом?

– Полагаешь, не знает, где мы живём?

Турист вскочил и затоптался на месте, суетливо и встревоженно.

– Не думаю, что я должен погибнуть именно в этой точке земного шара и именно от рук какого-то террориста по кличке Таракан, - проворчал он.
– Один мой попутчик, например, сорвался со скалы при переходе Альп, там, где Суворов ещё со своей стаей во славу царя и отечества...

– Ты рассказывал, - перебила Сплетница.
– А я и вообще массу геройских случаев знаю.

Подошёл Спецназ и, разжав зубы, уронил на землю обильно смоченную слюной перчатку.

– Да вы не ждите, - тяжело дыша, проговорил он, - тут уже рядом. Передохну только.

Обжора, Сплетница и Турист критически осмотрели раненого, затем, переглянувшись, вскочили и исчезли из раскачивающегося на ветру поля зрения Спецназа. И спустя пару минут уже со всех сторон обступили испуганно съёжившегося Предателя.

– Порвать!
– первой справилась с нахлынувшими на всех новоприбывших при виде Предателя мыслями Обжора.
– Хотя бы запахом крови насытимся.

– Преступление, народ, налицо. А в связи с тем, что сотрудничать с нашим правоохранителишкой не желает...
– произнёс, улыбаясь, Фашист и пожал плечами.

– Может, осудить и казнить?
– предложил Турист.
– Подобное во всех цивилизованных странах, где я побывал, творится.

Сплетница оживилась.

– А это была бы сенсация. Судить и казнить - это по законам человеческого общежительства. Мы просто в собственных глазах вырастем. Жаль, расстрелять не получится.

– Но...
– вдруг озаботился Турист.
– Но обычно это очень длительный процесс.

– Если длительный, то взрыв опередит обвинительный приговор, - сделала вывод Сплетница.
– Это я в качестве анонса уже следующей сенсации.

Приплёлся Спецназ, бросил перчатку под кузов грузовика и устало опустился на траву.

– Первым делом взрывчатку...
– осипшим голосом проговорил он.
– Надо отыскать взрывчатку. Объясняю, на запах она...

– Ну!
– поторопила замолкшего вдруг Спецназа Обжора.

– Да, какая?
– подключилась Сплетница.
– У меня имеются сведения, но недостаточные.

Спецназ покачал головой.

– Нет, запахи словами нас передавать не учили. Предатель, подойди.

– Подскочил быстро!
– подтолкнула Предателя Обжора.

Предатель поднялся и, опасливо косясь на обступивших его собак, приблизился Спецназу. На полусогнутых.

– Предатель, ты говорил, что видел тротиловые шашки, - начал допрос Спецназ.

– Ничего я не говорил ни про какие шашки!
– вскричал Предатель, а затем, в очередной раз оглянувшись по сторонам, добавил: - И вообще, давайте уйдём отсюда.

– Но ты сказал, что взрывчатка была похожа на мыло.

Предатель выпучил глаза.

– А я знаю, как выглядит мыло? Ты ещё про шампунь и гель для душа спроси. Я, как некоторые тут, в услужении у людей не живал. Меня предали до того, как я глаза открыл. Меня, как и моих братьев, топили, да, в отличие от братьев, не дотопили.

– А жаль, - прозвучало безжалостно, и собаки, обернувшись, увидели стоящую неподалёку Мать.

– Зато твои уже не выживут, - пробормотал озлобленно Предатель.