Я не сумел понять Тебя в тот раз, Когда в туманы зимние оправлен, Ты убегал от посторонних глаз, Но все же был прекрасен без прикрас, И это я был злобою отравлен.И ты меня провел, на том пиру, Где до рассвета продолжалось бденье, А захмелел – и головой в Куру, И где уж тут заметить поутру В глазах хозяйки скучное презренье!Вокруг меня сомкнулся, как кольцо, Твой вечный шум в отливах и прибоях.Потягивая кислое винцо, Я узнавал усатое лицо В любом пятне на выцветших обоях.И вновь зурна вступала в разговор, И вновь с бокалом истово и пылко Болтает вздор подонок и позер…А мне почти был сладок твой позор, Твоя невиноватая ухмылка.И в самолете, по пути домой, Я наблюдал злорадно, как грузины, В Москву, еще объятую зимой, Везут мешки с оранжевой хурмой, И с первою мимозою корзины.И я не понял, я понять не мог, Какую ты торжествовал победу, Какой ты дал мне гордости урок, Когда кружил меня, сбивая с ног, По ложному придуманному следу!И это все – и Сталин, и хурма, И дым застолья, и рассветный кочет, – Все для того, чтоб
не сойти с ума, А суть Твоя является сама, Но лишь, когда сама того захочет!Тогда тускнеют лживые следы, И начинают раны врачеваться, И озаряет склоны Мтацминды Надменный голос счастья и беды, Нетленный голос Нины Чавчавадзе!Прекрасная и гордая страна!Ты отвечаешь шуткой на злословье.Но криком вдруг срывается зурна, И в каждой капле кислого вина Есть неизменно сладкий привкус крови!Когда дымки плывут из-за реки, И день дурной синоптики пророчат, Я вижу, как горят черновики!Я слышу, как гудят черновики И сапоги охранников грохочут –И топчут каблуками тишину, И женщины не спят, и плачут дети, Грохочут сапоги на всю страну!А Ты приемлешь горе, как вину, Как будто только Ты за все в ответе!Не остывает в кулаке зола, Все в мерзлый камень памятью одето, Все, как удар ножом из-за угла…«На холмах Грузии лежит ночная мгла…»И как еще далеко до рассвета!
ПЕСНЯ ПРО СЧАСТЬЕ
Ты можешь найти на улице копейку И купить коробок спичек, Ты можешь найти две копейки И позвонить кому-нибудь из автомата, Ну, а если звонить тебе некому, Так зачем тебе две копейки? Не покупать же на две копейкиДва коробка спичек!А можно вообще обойтись без спичек, А просто прикурить у прохожего, И заговорить с этим прохожим, И познакомиться с этим прохожим И он даст тебе номер своего телефона, Чтоб ты позвонил ему из автомата… Ну как же ты сможешь позвонить ему из автоматаЕсли у тебя нет двух копеек?!Так что лучше уж не прикуривать у прохожего, Лучше просто купить коробок спичек, Впрочем, и для этого сначала нужноНайти на улице одну копейку…
ВЕК НЫНЕШНИЙ И ВЕК МИНУВШИЙ
Понимая, что нет в оправданиях смысла, Что бесчестье кромешно и выхода нет, Наши предки писали предсмертные письма, А потом, помолившись: – Во веки и присно… –Запирались на ключ и к виску пистолет.А нам и честь, и чох, и черт – Неведомые области! А нам признанье и почет За верность общей подлости! И мы баюкаем внучат Мы ходим на собрания, И голоса у нас звучатВсе чище и сопраннее!..
ЗАПОЙ ПОД НОВЫЙ ГОД
Человек идет пьяненький.
Странная ночь, все развезло.
Он вспоминает стихи и вслух как бы отвечает на них.
По-осеннему деревья налегке, Керосиновые пятна на реке, Фиолетовые пятна на воде, Ты сказала мне тихонько: «Быть беде».Я позабыл твое лицо, Я пьян был к полдню, Я подарил твое кольцо, – Кому, не помню…Я подымал тебя на смех, И врал про что-то, И сам смеялся больше всех, И пил без счета.Из шутовства и хвастовства В то балаганье, Я предал все твои слова На поруганье,Качалась пьяная матня Вокруг прибойно, И ты спросила у меня: «Тебе не больно?»Не поймешь – не то январь, не то апрель, Не поймешь – не то метель, не то капель, На реке не ледостав, не ледоход, Старый год, а ты сказала – Новый ГодИх век выносит на-гора, И – марш по свету, Одно отличье – номера, Другого – нету!О, этот старый частокол – Двадцатый опус, Где каждый день, как протокол, А ночь, как обыск.Где все зазря и все не то, И все непрочно, Который час, и то никто Не знает точно.Лишь неизменен календарь В приметах века – Ночная улица. Фонарь. Канал. Аптека…В этот вечер, не сумевший стать зимой, Мы дороги не нашли к себе домой, Я спросил тебя: «А может, все не зря?»Ты ответила – старинным быть нельзя.
НОВОГОДНЯЯ ФАНТАСМАГОРИЯ
В новогодний бедлам, как в обрыв на крутом вираже, Все еще только входят, а свечи погасли уже, И лежит в сельдерее, убитый злодейским ножом,Поросенок с бумажною розой, покойник-пижон.А полковник-пижон, что того поросенка принес, Открывает «боржом» и целует хозяйку взасос, Он совсем разнуздался, подлец, он отбился от рук,И следят за полковником три кандидата наук.А хозяйка мила, а хозяйка чертовски мила, И уже за столом, как положено, куча-мала – Кто-то ест, кто-то пьет, кто-то ждет, что ему подмигнут,И полковник нажрался, как маршал, за десять минут.Над его головой произносят заздравную речь И суют мне гитару, чтоб общество песней развлечь… Ну помилуйте братцы: какие тут песни, покаНе допили еще, не доели цыплят табака.Вот полковник желает исполнить романс «Журавли», Но его кандидаты куда-то поспать увели,И опять кто-то ест, кто-то пьет, кто-то плачет навзрыд,Что за праздник без песни, – мне мрачный сосед говорит, – Я хотел бы, товарищ, от имени всех попросить,Не могли б вы, товарищ, нам что-нибудь изобразить. –И тогда я улягусь на стол, на торжественный тот, И бумажную розу засуну в оскаленный рот, И под чей-то напутственный возглас, в дыму и в жаре,Поплыву, потеку, потону в поросячьем желе…Это будет смешно, это вызовет хохот до слез, И хозяйка лизнет меня в лоб, как признательный пес, А полковник, проспавшись, возьмется опять за свое,И отрезав мне ногу, протянет хозяйке ее……А за окнами снег, а за окнами белый мороз, Там бредет чья-то белая тень мимо белых берез, Мимо белых берез, и по белой дороге, и прочь –Прямо в белую ночь, в петроградскую Белую Ночь…В ночь, когда по скрипучему снегу, в трескучий мороз, Не пришел, а ушел, мы потом это поняли, Белый Христос, И поземка, следы заметая, мела, и мела…А хозяйка мила, а хозяйка чертовски мила,Зазвонил телефон, и хозяйка махнула рукой, – Подождите, не ешьте, оставьте кусочек, другой, – И уже в телефон, отгоняя ладошкою дым, – Приезжайте скорей, а не то мы его доедим! –И опять все смеются, смеются, смеются до слез…… А за спинами снег, а за окнами белый мороз,Там бредет моя белая тень мимо белых берез…
ПОСЛЕ ВЕЧЕРИНКИ
Под утро, когда устанут Влюбленность, и грусть, и зависть, И гости опохмелятся И выпьют воды со льдом, Скажет хозяйка – хотите Послушать старую запись? – И мой глуховатый голосВойдет в незнакомый дом.И
кубики льда в стакане Звякнут легко и ломко, И странный узор на скатерти Начнет рисовать рука, И будет бренчать гитара, И будет крутиться пленка, И в дальний путь к АбакануОтправятся облакаИ гость какой-нибудь скажет:– От шуточек этих зябко, И автор напрасно думает, Что сам ему черт не брат!– Ну, что вы, Иван Петрович, – Ответит гостю хозяйка, – Бояться автору нечего, Он умер лет сто назад…
СЧАСТЬЕ БЫЛО ТАК ВОЗМОЖНО
Когда собьет меня машина, Сержант напишет протокол, И представительный мужчинаТот протокол положит в стол.Другой мужчина – ниже чином, Взяв у начальства протокол, Прочтет его в молчаньи чинном… Прочтет его в молчаньи чинномИ пододвинет дырокол!И продырявив лист по краю, Он скажет: «счастья в мире нет – Покойник пел, а я играю… Покойник пел, а я играю, –Могли б составить с ним дуэт!»
СМЕРТЬ ИВАНА ИЛЬИЧА
Врач сказал: «Будь здоров! Паралич!»Помирает Иван Ильич…Ходят дети с внуками на цыпочках, И хотя разлука не приспела, Но уже месткомовские скрипочкиПринялись разучивать Шопена.Врач сказал: «Может, день, может, два,Он и счас уже дышит едва».Пахнет в доме горькими лекарствами, Подгоревшим давешним обедом, Пахнет в доме скорыми мытарствамиПо различным загсам и собесам.Врач сказал: «Ай-ай-ай, вот-те раз!А больной-то, братцы, помер у нас».Был он председателем правления, Но такая вещь житье-бытье, Не напишешь просьбу о продлении,Некому рассматривать ее.Врач сказал: «Извиняюсь привет!»Ждал врача подгоревший обед.
СЛАВА ГЕРОЯМ
(анти-песня)
(совместно с Шпаликовым)
У лошади была грудная жаба, Но лошадь, как известно, не овца! И лошадь на парады выезжала, И маршалу про жабу ни словца.А маршал, бедный: мучился от рака, Но тоже на парады выезжал, Он мучился от рака, но, однако, Он лошади об этом не сказал,Нам этот факт Великая Эпоха Воспеть велела в песнях и в стихах, Хоть лошадь та давным-давно издохла, А маршала сгноили в Соловках.
БОЛЬНИЧНАЯ ЦЫГАНОЧКА
А начальник все, спьяну, про Сталина, Все хватает баранку рукой, А потом нас, конечно, доставили Санитары в приемный покой. Сняли брюки с меня и кожаночку, Все мое покидали в мешок, И прислали Марусю-хожалочку,Чтоб дала мне живой порошок.А я твердил, что я здоров, А если ж, печки-лавочки, То в этом лучшем из миров Мне все давно до лампочки, Мне все равно, мне все давноДо лампочки!Вот лежу я на койке, как чайничек, Злая смерть надо мною кружит, А начальничек мой, а начальничек, Он в отдельной палате лежит. Ему нянечка шторку подвесила, Создают персональный уют, Водят к гаду еврея-профессора,Передачи из дома дают!А там икра, а там вино, И сыр, и печки-лавочки! А мне – больничное говно, Хоть это и до лампочки, Хоть все равно, мне все давноДо лампочки!Я с обеда для сестрина мальчика Граммов сто отолью киселю, У меня ж ни кола, ни калачика, Я с начальством харчи не делю! Я возил его, падлу, на «чаечке», И к Маргошке возил, и в Фили, Ой, вы добрые люди, начальнички!Соль и гордость родимой земли!Не то он зав, не то он зам, Не то он печки-лавочки, А что мне зам! Я сам с усам, И мне чины до лампочки, Мне все чины до ветчиныДо лампочки!Надеваю я утром пижамочку, Выхожу покурить в туалет, И встречаю Марусю-хожалочку, – Сколько зим, говорю, сколько лет! Доложи, говорю, обстановочку, А она отвечает не в такт – Твой начальничек дал упаковочку –У него получился инфаркт! –На всех больничных корпусах И шум, и печки-лавочки, А я стою – темно в глазах, И как-то все до лампочки,И как-то вдруг мне все вокругДо лампочки…Да, конечно, гражданка гражданочкой, Но когда воевали, братва, Мы ж с ним вместе под этой кожаночкой Ночевали не раз и не два, И тянули спиртягу из чайника, Под обстрел загорали в пути… Нет, ребята, такого начальникаМне, наверно, уже не найти!Не слезы это, а капель, И все, и печки-лавочки, И мне теперь, мне все теперь Фактически до лампочки, Мне все теперь, мне все теперьДо лампочки!
ПРАВО НА ОТДЫХ
Первача я взял ноль-восемь, взял халвы, Пару «рижского» и керченскую сельдь, И отправился я в Белые СтолбыНа братана да на психов поглядеть.Ах, у психов жизнь, так бы жил любой: Хочешь – спать ложись, а хочешь – песни пой! Предоставлено им вроде литера,Кому от Сталина, кому от Гитлера!А братан уже встречает в проходной, Он меня за опоздание корит, Говорит – давай скорей по одной,Тихий час сейчас у психов, – говорит.Шизофреники – вяжут веники, А параноики – рисуют нолики, А которые просто нервные,Те спокойным сном спят, наверное.А как приняли по первой первача, Тут братана прямо бросило в тоску, Говорит, что он зарежет главврача,Что он, сука, не пустил его в Москву!А ему ж в Москву не за песнями, Ему выправить надо пенсию, У него в Москве есть законная,И еще одна есть – знакомая.Мы пивком переложили, съели сельдь, Закусили это дело косхалвой, Тут братан и говорит мне: «Сень, а Сень,Ты побудь тут за меня денек-другой!И по выходке, и по роже мы Завсегда с тобой были схожими, Тебе ж нет в Москве вздоха-продыха,Поживи здесь, как в доме отдыха».Тут братан снимает тапки и халат, Он мне волосы легонько ворошит, А халат на мне – ну, прямо в аккурат,Прямо, вроде на меня халат пошит!А братан – в пиджак, да и к поезду, А я булавочкой – деньги к поясу, И иду себе на виду у всех,А и вправду мне – отдохнуть не грех!Тишина на белом свете, тишина, Я иду и размышляю, не спеша, – То ли стать мне президентом США,То ли взять да окончить ВПШ!… [20]Ах, у психов жизнь, так бы жил любой:Хочешь – спать ложись, а хочешь – песни пой!Предоставлено нам вроде литера, Кому от Сталина, кому от Гитлера!..