Кокаин

– Нет, - честно ответил я.
– Подушки иногда бывают наполнены пухом, это я знаю. Потом...

Редактор поморщился. Посмотрел на часы.

– Смотри сюда, - он сжал кулак.
– Сила - знаешь, что это такое?

– Это я знаю.

– Смотри дальше. Подушка - бывает - наполнена - пухом, - говорил он медленно и внятно, наклонившись ко мне над столом.
– Запомнил? У - нее этот - пух - внутри. Запомнил?

– Да-да, конечно.

– Молодец. Так же, как и у подушки, внутри предложения должно быть что?
– спросил неожиданно издатель.

– Пух, по всей видимости, - робко произнес я, мучаясь своей глупостью. - Или перья, - поспешил поправиться я.

– Да нет же! Сила, внутренняя сила и драматизм должны быть внутри предложения.

– Ага!
– сказал я.

– Понял?

– Почти, - ответил я.

– Молодец. Повтори.

– Внутри предложения должны... находиться... сила и внутренний... драматизм.

Я тяжело выдохнул и отер с лица пот.

– Хорошо, - сказал он.
– Так вот: они сидят в норке посреди леса, трутся друг о друга ушами, а тут - наводнение. Сечешь?

– Конечно, конечно, - говорил я, стараясь делать умное лицо.
– Все напишу.

– Вот так, - одобрительно произнес редактор.

– Она спрашивает: "Что это ветром как будто потянуло?". А он ей отвечает: "Это, дорогая, погода испортилась".

– Вот-вот! Молодец.

– А тут вдруг вода! Бац, бух!

– Вот-вот.

– Хлынула и начинает заливать норку.

– Правильно.

– А они обнимают друг друга и трутся ушами, ничего не замечая.

– Молодец.

– Окурки всплыли, детишки вверх животами...

– Именно.

– Гениально, честное слово, спасибо за совет. Бегу писать. Только еще вопрос, последний: что делать со сценой у редактора?

– Со сценой у редактора?

Он посмотрел на меня как на идиота. А затем решительно и красноречиво махнул рукой.

...И еще прежде, чем он открыл свой рот с длинными зубами, я прекратил сцену.

Прости, старина. Встретимся как-нибудь в другой раз, а сейчас - времени нет. Бегу домой про зайцев писать. Пока сюжет не забыл. И честное слово - ни одного многоточия не нарисую.

Буду писать сухо, до отказа набивая фразы внутренним драматизмом, как колбасу набивают гормонами и жеваной туалетной бумагой.

22

Роман о зайцах

Часть 1

Скок-поскок и прыг-попрыг: какая радость случилась в семье зайца N: жена родила ему сына. Даже идиоту понятно, что сын - это что-то совсем другое, чем дочка. Поэтому заяц очень обрадовался.

Часть 2

Заяц-сын рос достаточно быстро. Вскоре он уже весь покрылся шерстью.

Часть 3

А вот жена у зайца-отца была отвратительной бабой. За сынишкой она практически не ухаживала; бросит морковку - самую гадкую, с зеленоватым кончиком - в угол, и скажет презрительно: "Подавись", - и уходит в дансинг до ночи.

Часть 4

А заяц-сын плачет в уголке, склонившись над морковкой. Почему, думает, я, блядь, такой несчастный?!

Часть 5

Тут и заяц-отец стал подолгу отсутствовать: в сердце его родилось какое-то другое, теплое чувство к мальчугану. Чувство, в котором он пока что боялся признаться даже себе самому. А приходя домой, он подолгу смотрел на сына.

Часть 6

Однажды он взял сына в магазин. Приближался Новый год, время было думать о подарках, и он купил мальчику самую толстую, самую сладкую, самую красную морковку.

– Съешь ее, сын, - сказал отец, подавляя слезы.

– Нет, - прошептал тот, глядя на своего отца.
– Я ее сохраню как нечто самое дорогое в своей жизни.

Как-то случайно они взялись за руки.

– Съешь ее, сын, - повторил отец.
– Я тебе еще много таких куплю.

Вместо ответа сын поднес морковку к губам и поцеловал ее кончик.

Часть 7

В эту ночь мать вообще не пришла домой.

А они провели ночь вместе, в гостиной у камина, глядя в огонь, держась за руки. Под утро они разошлись по своим комнатам.

До рассвета сын занимался онанизмом, думая о толстой, сладкой, красной морковке.

Часть 8

Днем они поехали в лес кататься на санках.

– Папа, - сказал сын.

– Скажи - "милый", - прошептал, уже не в силах сдерживать свои чувства, N.

– Милый, - едва слышно повторил сын.

Их губы слились в долгом поцелуе.

Часть 9

Они были неосторожны, но давайте не будем судить их строго: кто сам был влюблен, тот наверняка их поймет.

Часть 10

Первой заметила соседка, жившая через дорогу напротив.

– А папаша-то, - говорила она подруге по телефону, - что-то уж слишком нежно сынка по попке похлопывает!

Часть 11

Открыв входную дверь, N только и успел заметить фигуру в темно-синей форменной одежде: в следующую секунду, слабо вскрикнув и взмахнув руками, заяц упал на пол, сраженный страшным ударом милицейской дубинки.

Часть 12

В том, что он случайно убил жену, когда та застала их с сыном в кровати, заяц-отец не признавался. Да и в самом деле: можно ли это назвать убийством? Та кричала, собиралась звонить в милицию, замахивалась стулом на мальчика. Он лишь толкнул ее ногой в грудь, а остальное было делом случая.

Возможно, ошибкой было то, что они с сыном не разрезали ее на пятьдесят маленьких кусков и не отправили бандеролью в Африку, а банально закопали ночью в саду под сиренью.

Часть 13

Приговор суда строг: смертная казнь через повешение.

Когда судья произнес приговор, сын, присутствующий на заседании, потерял сознание.

Часть 14

В ночь перед казнью сын пытается передать N отравленную морковку, но морковка попадает к скаредному судье: съев ее, тот погибает в страшных мучениях.

Часть 15

– Прощай, милый!
– кричит N, пока палач мажет веревку хозяйственным мылом.
– Не забывай меня!

– Никогда, никогда!
– отвечает из-за колючей проволоки сын, заливаясь слезами.

Палач поднимается на помост; петля ложится на заячьи плечи.

Часть 16

Но тут из-за туч появляется вдруг космический корабль из созвездия Сигма 15.18-бисZUT13-21х.

Необыкновенно пропорционально сложенные, обнаженные до пояса марсиане в прозрачных брюках убивают из своих лучевых пистолетов палача и охрану. В последний момент, движимый бессмысленной, слепой ненавистью, палач все-таки успевает выбить из-под N табуретку.