Кокаин
Шрифт:
С другой стороны, писатели и сами народ ушлый. И жен уводят, и деньги забирают, и кулаками дерутся. Сволочь на сволочи.
11
А потом погода испортилась. Она переменилась в один день, и зима кончилась.
Было так: с утра еще я внимательно посмотрел в настенный календарь, и там ясно значилось: ... января ... года. Ошибки быть не могло, потому что я еще и жену подозвал и спросил ее таким подчеркнуто нейтральным тоном: что ты видишь, дорогая, в этом настенном календаре? Жена у нас человек строгий и немногословный. Заглянув в настенный календарь,
На всякий случай - чтобы уж наверняка не ошибиться - мы подозвали нашу дочурку.
– Ну-ка, дочурка, посмотри-ка в этот наш старый добрый настенный календарь - что ты там видишь?
– сказали мы с женой нейтральным тоном, чтобы не оказывать на нее психологического давления.
Я указал на календарь пальцем. Дочурка прищурилась.
– А-то сами не видите?
– спросила она.
– Мы-то видим, - посмотрели мы с женой друг на друга, улыбнулись и взялись за руки.
– А вот нам любопытно, видишь ли ты?
– Ну, вижу, - сказала дочка, села в кресло и закурила сигарету.
– Тогда скажи, милая, не томи, - сказали мы с женой, ласково улыбаясь; жена положила мне голову на плечо. Я повернулся и поцеловал ее в волосы. Жена тихо произнесла: милый...
– А почему это я должна говорить?
– спросила дочка.
Жена улыбнулась:
– Потому что тебя папулька спрашивает, - и потрепала дочку по волосам.
– Папулька, - с каким-то странным выражением лица проговорила дочка.
– А что? Конечно, папулька!
– сказал я.
– Папулька!
– горячо поддержала меня жена, отчего-то краснея.
– Знаем мы таких папулек, - снова с тем же самым выражением сказала дочка.
– Что это ты имеешь в виду?
– спросил я.
– Ничего особенного, - отмахнулась дочь, раздумчиво глядя в окно; вздохнула.
Жена нагнулась ко мне и прошептала на ухо: "Ой, чует мое сердынько, неладно с ней что-то сегодня". Мы посмотрели друг другу в глаза и одновременно кивнули. Моя добрая жена присела перед дочкой на корточки.
12
– Скажи нам все, - произнесла жена таким голосом, что у меня, признаться, как-то моментально навернулись на глаза слезы. "Вот оно, материнство-то как сказывается!" - подумалось мне.
Но дочка вздыхала, часто и глубоко затягивалась, молчала.
– Нет, дочь, в натуре, - сказала жена и потрогала ту за плечо. Скажи... Легче же будет.
– Ах, мама...
– Нет, дочь, скажи, - снова произнесла жена.
– Все равно ж мы с отцом узнаем. Тогда хуже будет.
И, повернувшись ко мне, жена знаком приказала снимать ремень.
Пряжка уже была расстегнута, когда дочь бросила сигарету на пол, раздавила ее ботинком... и вдруг кинулась матери на шею!
Вот тут мы с женой так и застыли!
– Он?!
– закричала жена.
– Ну! Говори - он?!
– Да!
– закричала дочь.
– Он, мама, он!
– Завалил?!
– Как вихрь налетел...
Дочка горько плакала и отирала слезы руками, размазывая по щекам изумрудные
сопли.– Обещал жениться...
– И ты поверила?
– спросила жена.
– Мама, а что мне оставалось делать?! Я ведь люблю его...
Я продолжал стягивать ремень, стараясь делать это бесшумно.
– Ты...
– жена не договорила и красноречиво кивнула на живот дочки.
– Да, мама, - покраснела та.
– И когда?
– выдохнула жена.
– Мама, сядь, - сказала дочь и стала поворачивать ее к креслу.
– Сядь, а то упадешь.
– Да нет, не нужно, не упаду я, - говорила жена.
– Перестань.
– Да нет, мама, сядь, а то упадешь, - говорила дочь.
– Сядь, мамочка, правда, на самом деле сядь. Так будет лучше.
Я посмотрел на часы: дело затягивалось.
– Жена, - сказал я.
– Ты, правда, лучше сядь. А то, неровен час, на самом деле упадешь.
– Правда?
– Ну, конечно, мама, - дочь с любовью провела ладонью по седым волосам матери.
– Сядь, жена, - сказал я.
– В ногах правды нет.
– Может, я лучше постою?
– робко посмотрела на меня жена.
– Сядь, тебе говорят!
– дочь стала давить ей на плечи.
– Нет, дорогие мои, я уж лучше все-таки постою!
– Вот упрямая-то какая!
– сказал я с удивлением.
– Да сядь же ты. Сколько можно людей задерживать.
– Что вы меня все усаживаете?!
– спросила нас жена.
– Точно сговорились.
– Мы с папкой не сговаривались, - сказала дочка.
– Правда, па?
– Честное слово.
Мы и на самом деле не сговаривались.
– Быстро сядь, - сказал я.
– Ну!
– повысила голос дочка.
– Слышишь, что отец сказал?
– Вот теперь ни за что не сяду.
Таков был ответ моей жены.
– Ну хорошо же, - произнес я.
– Вот ты, значит, как...
– Ага-а, - сказала дочь.
– Ну-ну.
– Не сяду.
– Почему?!
– загорячилась дочь, глядя матери в глаза.
– Ты только подумай, до какой степени глупо твое сопротивление! Что мы тебе предлагаем? с балкона спрыгнуть? под поезд лечь?! или соседу отдаться? Ответь мне, эгоистка!
Кстати, зря она про соседа.
– Не сяду, - упрямо мотнула головой жена, - и ничего не отвечу.
– Странный ты человек, - проговорил я, сдерживая дрожь в голосе. Человеческим языком говорят тебе: сядь! Сядь, тебе говорят! Сядь быстро! Ну! Садись вот в это кресло!
– В какое?
– спросила жена.
– В это, - указала дочь пальцем.
– Пальцем показывать неприлично, - заметила жена.
– Ха, ха, ха, - сказала дочь.
– Подумаешь, какие мы здесь все воспитанные.
– Ну же, глупенькая, садись, - сказал я, хрустя косточками кулаков. Никто ничего плохого тебе не сделает.
– В прошлом году тоже вот так-то обещал, - неизвестно к чему сказала жена.
– Удивляюсь я тебе, - я покачал головой.
– И я тоже, - качала головой и дочь.