Коко Шанель. Я сама — мода

Как только Дмитрий вернулся в лабораторию, Габриэль рассказала ему об успехе, и он попросил дать ему понюхать духи. С замиранием сердца ждала она его реакции.

— Пахнет свежим снегом… Как будто я снова в Петрограде, — задумчиво пробормотал он. Взгляд его затуманился, а мысли, казалось, унеслись далеко-далеко, к зимним балам и веселым катаниям с горки, которые не повторятся уже больше никогда.

— Именно об этом я и думал, — изумленно произнес Бо. — Когда я попал в Белую армию, наши войска стояли неподалеку от Мурманска. Там на реке Коле располагался лагерь для военнопленных, комендантом которого меня назначили. Мне навсегда запомнился запах полярных ночей… И я попытался создать аромат с похожим, кристально-свежим звучанием.

— Как вам это удалось? — спросил Дмитрий.

Молодая женщина, стоящая рядом с Габриэль, вздрогнула и откашлялась, пытаясь скрыть волнение.

— Цветочная композиция на основе розы и жасмина в сочетании с искусственным альдегидом как раз и делала «Буке де Катрин» таким особенным. Но дело в том, что в этом пятом номере мы превзошли мою старую формулу, — объяснил парфюмер, многозначительно взглянув на свою ассистентку. — Все дело в ошибке, которую допустила моя сотрудница. Мадемуазель составила эту композицию в соотношении один к одному, в то время как формула требовала менее концентрированного состава.

Дмитрий посмотрел на провинившуюся лаборантку с ободряющей улыбкой.

— Какая удача!

— Эти молекулы обладают еще одним преимуществом, — продолжал Бо. — Вы позволите?

Не дожидаясь разрешения, он взял руку Габриель и, повернув ее ладонью вверх, капнул духами на запястье. От неожиданности Габриэль не успела возразить, молча наблюдая за манипуляциями парфюмера.

— Подождите несколько минут и понюхайте, — спокойно сказал он. — Вы убедитесь, что этот запах гораздо дольше держится на коже, чем все духи, которыми вы пользовались до этого.

«Так же долго, как духи великой княгини Марии на носовом платке», — подумала Габриэль.

Дмитрий взял ее руку и поднес к лицу.

— На коже он еще восхитительнее! — с восторгом заключил он. — Коко, мне кажется, мы можем отпраздновать долгожданное появление «Оде Шанель».

— Не думаю, что оставлю это название. — Слова вырвались у нее еще до того, как она успела их осознать. Помедлив, она задумчиво добавила: — Я бы хотела назвать свою туалетную воду «Номер пять». Мне кажется, номер образца — это хорошее предзнаменование. Каждый год пятого числа пятого месяца я показываю свою новую коллекцию. Так что число «пять» подойдет как нельзя лучше — идеально для туалетной воды моего модного дома.

Габриэль не сказала Дмитрию, какое значение имело это число для всей ее жизни. «Число Венеры», — произнесла она про себя, вспоминая бесконечные часы в ожидании исповеди. Она думала не о символическом значении, которое придавали этому числу цистерцианцы, не о каменных мозаиках на стенах и полу, которые она разглядывала много сотен раз. В этот знаменательный момент она думала только о том, что число «пять» — это магическое число любви, неделимое сочетание мужского числа «три» и женского числа «два».

— Ну что ж, мадемуазель Шанель, поздравляю — номер пять ваш! — сияя от радости, воскликнул Эрнест Бо.

Вот оно!.. Да! Сам того не желая, парфюмер произнес слова, пронзившие Габриэль, как удар электрического тока. Вспышка молнии, всколыхнувшая все ее чувства, а может быть, ослепительный блеск северного сияния, вдохновившего парфюмера наполнить свой аромат новым смыслом.

«Шанель № 5»…

Глава десятая

Чтобы отпраздновать возвращение «Русского балета» в Париж, Сергей Дягилев собрал привычный узкий круг: двадцать своих самых больших почитателей и верных помощников. Среди гостей преобладали мужчины — не только из-за того, что женщины интересовали Дягилева гораздо меньше, но и потому, что его приглашенные пришли без спутниц. Мися отметила, что Ольги Пикассо снова нет. Насколько проще было бы для всех, если бы Коко влюбилась в Пикассо, а не в Стравинского. Они были бы блестящей парой. Несмотря на свою творческую натуру, Пикассо куда предсказуемее Стравинского и, что немаловажно, имеет собственный дом. «О, какой это бы получился чудесный роман», — мысленно вздохнула Мися. Ольга ей все равно никогда не нравилась, а Коко как-то сама сказала, что считает Пикассо привлекательным мужчиной.

Мися взглянула на Стравинского, сидевшего на противоположном конце стола. Он с мрачным видом смотрел в тарелку, на которой лежало заказанное им особое блюдо: ломтики сырого картофеля и помидоры с капелькой масла и лимонного сока. Официант «Кафе дю Дом» еле сдержался, принимая этот заказ, и Мися уже злорадно предвкушала, как он сейчас порекомендует великому композитору отправиться в «Ротонду», где и кухня, и атмосфера были рассчитаны на публику попроще.

С другой стороны, «Кафе дю Дом» уже многие годы пользовалось популярностью среди богемы, и здешние официанты, вероятно, давно привыкли к самым экстравагантным выходкам своих гостей.

Дягилев, по традиции сидевший рядом с Мисей, заметил ее взгляд.

— Ему мало одной несчастной любви, он хочет добавить к ней несварение желудка и дурное настроение, — прошептал он ей на ухо, пододвигая к себе огромное блюдо с морепродуктами.

— Похоже, он так и не смирился с тем, что Коко его бросила.

— Да. До сих пор не может ее забыть. — Вытащив кусочек мяса из закрученного хвоста вареного лангуста, Дягилев продолжал: — Он чуть с ума не сошел, когда приехал в Гарш и узнал, что Коко до сих пор на Ривьере и вернется только через пару недель. Он надеялся на примирение. А может, готовился ее убить. Во всяком случае, выбрасываться из окна он, похоже, не собирается, раз так озабочен своей диетой.

С легкой тревогой Мися подумала о том, что Дягилеву и самому не помешала бы диета. Он страдал диабетом, и эта гора ракообразных, лежащая перед ним на тарелке, вряд ли улучшит его здоровье. Но она решила не портить ему удовольствие: еще один страдалец за этим столом — уже слишком.

— Вы что-нибудь слышали о Коко? — поинтересовалась Мися, тем самым с неохотой признавая тот факт, что они с Коко уже некоторое время не общаются друг с другом.

— Я как раз хотел спросить вас о том же. Дорогая, не хотите ли вы сказать, что не знаете, как дела у нашей Коко? — с легким укором ответил Дягилев.

— Что я могу поделать — она со мной не разговаривает!

— Какой ужас!.. — воскликнул импресарио, от огорчения выронив монокль. Несколько гостей испуганно обернулись в их сторону. — Кто же теперь расскажет мне подробности ее романа с великим князем?..

Мися раздраженно вздохнула. Что тут скажешь, теперь ей самой придется довольствоваться информацией далеко не из первых рук.

— Сергей, если все дело в этом, то, прошу вас, не беспокойтесь. Вы и без меня узнаете все, что вас интересует. Весь Париж только и говорит об этом. В Монте-Карло их видели все. Насколько я знаю, они много путешествуют: их часто видят разъезжающими в кабриолете. По вечерам ходят в лучшие рестораны или в казино. Великий князь, очевидно, играет там на бриллианты русской императорской короны. А если говорить серьезно, то всем понятно, что это деньги Коко.

— Интересно, найдется ли на свете хоть один мужчина, с которым вы согласитесь делить внимание Коко? — с понимающей улыбкой ответил Дягилев. — Сдается мне, вы ревнуете, та chere. Не знаю, правда, из-за чего именно — из-за великого князя или из-за того, что не вы были той, кто их соединил.

Никому другому Мися не позволила бы подобной дерзости. Но Сергею Дягилеву она прощала все. Даже если его колкости вгоняли ее в краску, как сейчас. Обмахиваясь салфеткой, как веером, чтобы хоть немного охладить пылающее лицо, она шутливо-театральным тоном воскликнула: